– Тише, тише, ваше высочество. Держитесь.
– Он… – начала было Алита и не закончила фразы. Ей казалось, что она не переживает по-настоящему, а просто продолжает игру, к которой уже успела привыкнуть. Любящая жена должна падать в обморок возле умирающего мужа. Так положено, и это тоже было жутким. Ненастоящим.
– Все в воле Господа, ваше высочество, – откликнулся врач и осторожно подвел Алиту к небольшому стулу рядом с койкой. – Мы сделали все, что от нас зависело. Держитесь, вы должны быть сильной.
«Я должна быть сильной», – повторила Алита. Бледное лицо молодого мужчины на койке все-таки принадлежало Рекигену, но не весельчаку и авантюристу, а усталому человеку, полностью смирившемуся со своей судьбой и не испытывающему желания сражаться с ней. Если он все-таки умрет, не переживет этой ночи, то Алита получит свободу, и все кончится. Не будет ни интриг, ни лжи, ни игр, которых она не понимает. Она обретет свободу и сможет делать все, что захочет. Например, выйти замуж за Лефевра и стать счастливой.
Человек на койке был неподвижен. Едва заметно поднималась и опускалась грудь, и слегка дрожали веки – вот и все. Стыд, нахлынувший на Алиту, был настолько сильным, что она издала хриплый, полузадушенный стон и закрыла лицо ладонями. Врач тотчас же поднес к Алите флакон с резко пахнущим содержимым и проговорил:
– Ваше высочество. Алита. Вы меня слышите?
Запах пробирал до дрожи.
– Слышу, – откликнулась Алита и подумала: «Интересно, почему Ахонсо не пришел? Или он уже был здесь? Где вся родня?»
– Алита, крепитесь. Сможете встать? Думаю, вам лучше уйти и отдохнуть.
Алита не могла не признать его правоту. В конце концов, что она может сделать для незнакомого человека на койке? Врач помог ей подняться – Алита с необычной для себя отстраненностью отметила, что он долговяз, молод и рыж, а на скулах у него целая россыпь веснушек.
– Я буду дежурить всю ночь, – заверил ее врач. – Если что-то изменится, к лучшему или к худшему, то я вас позову. Согласны?
Алита кивнула и спросила:
– Как вас зовут?
Врач улыбнулся и ответил:
– Фьетро.
Алита вдруг представила себе этого рыжего Фьетро лежащим на полу с развороченной грудью – удар очень мощного заклинания был настолько быстрым, что доктор даже не понял, что умирает. В черно-кровавой яме на груди что-то белело, из-под тела медленно растекалась лужа крови.
– Ваше высочество, – сказал живой и здоровый Фьетро, глядя ей в глаза. – Все будет хорошо. Поверьте.
– Верю, – негромко сказала Алита и уже потом, когда на рассвете что-то взорвалось в больничном крыле, поняла, что хорошо уже не будет. Никогда.
Лефевра разбудил удар – вернее, он потом так назвал для себя это внезапное ощущение, сбросившее его с кровати. Несколько мгновений он тупо смотрел на часы: половина пятого, по зимнему времени еще глухая ночь и до утра далеко. Самый темный и мрачный час, когда люди беспробудно спят, а силы зла властвуют безраздельно.
Силы зла. Винокуров.
Быстро собравшись и нервно распихав по карманам защитные артефакты, Лефевр выбежал из дома и бросился на угол проспекта и улицы Бакалейщиков, к стоянке ночных извозчиков. Он всем телом ощущал какую-то вязкую знобящую пустоту – так бывает при простуде, когда повышается температура и организм борется с болезнью, но до окончательной победы еще далеко. А еще он очень четко понимал, что может не успеть и все судорожно принятые меры окажутся бесполезными. Винокурова не остановят ни внутренние войска, ни полиция, ни особые отряды – никто. Просто потому, что он был сильнее. И Лефевр, тоже ничем не помешает тому, кто сейчас прорывается в их мир – торопливо, нагло, с полным осознанием своей власти.
– Огюст-Эжен… – знакомый голос артефакта был тихим, едва уловимым. Он терялся в метельной ночи, тонул среди снегов и льда, и Лефевр ощутил пронзительную жалость и печаль. – Вы меня слышите?
– Да, – откликнулся Лефевр, прижав пальцы к вискам: это позволяло сосредоточиться на голосе артефакта и отрезать внешние воздействия хотя бы частично. Кучер покосился в сторону ночного пассажира с тревожным уважением. – Да, я вас слышу.
– Во дворце… – прошептал артефакт. – Там что-то появилось. Пожалуйста… пожалуйста, будьте осторожны.
– Хорошо, – произнес Лефевр, понимая, о чем говорит артефакт. – Вы тоже. Берегите себя.
По затылку скользнула струйка теплого воздуха – артефакт издал слабый вздох, похожий на стон.
– Я всего лишь вещь, – откликнулся он и вдруг запнулся и нервно добавил: – Принц Рекиген. Он только что умер…
Голос оборвался, словно артефакт внезапно уничтожили. Лефевр вцепился в скамью и сжал зубы. Значит, Рекиген мертв… Он слышал про крушение поезда и знал, что принц в критическом состоянии, но его смерть все равно стала ударом, неожиданной пощечиной. «Как же теперь Алита?..» – с непривычной беспомощностью подумал Лефевр, и ответ пришел откуда-то со стороны – последним выдохом мертвеца из глубин зимней ночи: «Ее тоже не будет. Ты опоздал».
Возле поворота к дворцу лошадь внезапно вздрогнула и рванулась в сторону, словно готова была на все, лишь бы не приближаться к величественному зданию, окутанному зеленоватым маревом. Лефевр спрыгнул на мостовую и кинулся вперед – кучер с видимым облегчением хлестнул лошадку, и экипаж помчался прочь: перепуганного возницу не смутило даже то, что пассажир забыл расплатиться. В воздухе витал тошнотворный запах магии – такой обычно пропитывает алхимические лаборатории, возникая тогда, когда слишком много артефактов усиленно работают в одном месте. К изумлению Лефевра, на улице не было отважных зевак – даже той породы любопытных, которые полезут к бесам в пасть за интересными новостями. Квартал, прилегающий к дворцу, похоже, вымер.
– Огюст-Эжен, – с неожиданной робостью окликнул серебряный гвоздь. – Не ходите туда.
Лефевр вошел в ворота и поймал себя на мысли, что входит на кладбище. За ним словно занавес опустился, отделяя мир живых от мира мертвых. Лефевр скользнул взглядом по темным окнам, за которыми периодически вспыхивали зеленые сполохи света, и признал, что не чувствует живого. Никого. Дворец был пуст.
– Вы меня слышите? Не ходите туда, – попросил артефакт. – Вы тоже умрете.
Откуда-то доносились тонкий скрип и взвизгивания – Лефевр не сразу понял, что это скрипит снег под ногами. Возле дворца было холодно, намного холоднее, чем за воротами. Он медленно поднялся по заснеженным ступеням и увидел мертвого часового, лежавшего у парадного входа. Высокая меховая шапка отлетела в сторону, мертвые руки крепко сжимали оказавшееся бесполезным ружье – солдат развернулся к неизвестному источнику опасности во дворце и попал под удар. Верхней части головы у него не было – напрочь снесло разрывом точечного заклинания. Лефевр осторожно обошел мертвеца, стараясь не наступить в его кровь, и толкнул дверь.
– Это Брызга? – уточнил он у артефакта. Брызга была боевым заклинанием колоссальной силы: маг бросал всего один энергетический шарик, который, настигая и поражая жертву, делился надвое и летел дальше, увеличивая мощность с каждым новым мертвецом. Лефевр знал о Брызге только по книгам: заклинание сочли бесчеловечным и запретили применять.
– Да, – прошелестел артефакт. – Огюст-Эжен…
Голос угас, словно серебряный гвоздь переместился далеко-далеко, безвозвратно. Коридор, по которому шел Лефевр, был пуст. Не считать же трупы дворцовой охраны и немногочисленных слуг – спасаясь, люди бежали в сторону выхода, но Брызга настигла их и вышибла мозги. Зеленоватое свечение металось вдоль стен, напоминая северное сияние или огни над болотами. Лефевру казалось, что он идет среди сломанных игрушек.
– …Вас убьют, – ожил артефакт. – Пожалуйста, не ходите.
Лефевр обнаружил, что ноздри азартно вздрагивают. Убьют? Ну и пусть. Он снова ощутил наполненность тем приятным чувством, которое дает не сама охота человека на человека, но предвкушение охоты. Винокуров был здесь, шагал по опустевшему дворцу, собирался строить свою власть на мертвецах, но Лефевр прекрасно знал, что не позволит этого сделать. Должно быть, именно так – лихо и с полным равнодушием к собственной жизни – Ансельм Ле Фро шел убивать дракона, небрежно помахивая секирой.
– Кому-нибудь удалось спастись? – спросил Лефевр. Юная служанка в одной сорочке лежала на лестнице, раскинув руки, – она напоминала святую Хелезу, распятую язычниками. Половины лица у девушки не было.
– Многим, – сказал артефакт. – Почти вся королевская семья успела активировать разрыв-камень.
– Кто не успел? – поинтересовался Лефевр, аккуратно обходя покойницу. Лестница вела к библиотекам и покоям их высочеств: Винокуров направился именно туда – тошнотворный запах, оставленный работой артефактов, здесь был намного сильнее, чем внизу.
– Третий и пятый принцы, – помедлив, сообщил артефакт, и Лефевр почти ощутил, как седеет в ожидании ответа. Значит, Ахонсо потерял троих сыновей…
– Где Алита? – спросил он. На лестнице было светло, как в самый ясный день: конечно, если бывают дни, наполненные прозрачной мертвенной зеленью отработанной магии.
– Не знаю, – откликнулся артефакт, и Лефевр ощутил волну холода, мгновенно охватившую все тело. – Я ее не чувствую.
Он прошел мимо библиотек – сквозь приоткрытые двери мелькнули ровные ряды книжных шкафов, едва горящие лампы, пачки бумаги на столах – и, немного помедлив, направился к покоям принцев. Значит, третий и пятый, Виэль и Риобар. Жаль, они были хорошими людьми. Заглянув в первую попавшуюся дверь, Лефевр увидел разбитый светильник с медленно вытекающей жижей умерших светлячков – в угасающем свете кровать со сбитым, окровавленным бельем казалась ненастоящей, какой-то декорацией к спектаклю ужасов. Он шагнул в комнату и, всмотревшись, заметил изуродованное женское тело с другой стороны кровати. Судя по растрепанным светлым волосам, это была жена третьего принца – видимо, уже будучи тяжело раненной, она попыталась как-то спастись, но не сумела.