«Я куплю тебе мазь от ожогов», – подумала она.
Неожиданно Перо дрогнуло в кармане и с очаровательной застенчивостью попросило:
«Апельсиновое масло. Я очень его люблю. Можно?»
Артефакт был не просто зачарованным куском дерева и металла – в отличие от Винокурова, Соня видела в нем вполне очевидную личность. Она тщательно вымыла и почистила Перо в ванной своего гостиничного номера, смазала мазью от ожогов темные пятна, оставленные зажигалкой, и, накапав несколько капель апельсинового масла в аромалампу на столе, положила Перо на чистую салфетку рядом. Возможно, Соне показалось, но Перо издало блаженный вздох.
«Я никогда так хорошо не жил», – признался артефакт.
Соня улыбнулась, представив, как мечется по магазину Винокуров, утративший бесценное сокровище, и спросила вслух:
– Может быть, что-то еще?
«Куда уж больше, – от металлического кончика Пера поднялся золотистый туманный лепесток. – Мне очень хорошо, Соня. Ты правда не держишь на меня зла».
Соня не могла испытывать ничего, кроме искренней жалости и сочувствия. Винокуров просто использовал чудесную вещь, использовал грубо и нагло, не допуская даже мысли о том, что настолько бесцеремонно нельзя поступать даже с вещами.
– Как же Винокуров спелся с Никитосом? – поинтересовалась Соня. Устроившись на кровати поудобнее, она взяла исцарапанный пульт от старенького телевизора и включила местные новости. На экране появился финал репортажа о встрече со знаменитым писателем: Винокуров выглядел вполне довольным собой, фанаты ликовали, продавщицы сбились с ног, пакуя книги. То ли Винокуров не успел заметить пропажу, то ли умел делать хорошую мину при плохой игре и не стал устраивать скандал.
«Никитос его очень любил, – сообщило Перо, выпустив еще один сверкающий лепесток. В воздухе отчетливо запахло ландышем. – Просто висел на нем, обожал даже тогда, когда остальные ругали. Нашел подход, много льстил, и они подружились, стали хорошими приятелями…»
– …Обещает, что новая книга из серии «Хроники Сааты» появится уже через три месяца, – журналистка улыбалась с экрана, держа в руке разноцветный томик. Шарф на ее шее был завязан традиционным сузианским узлом, и Соня подумала, что никто никогда не узнает, насколько это на самом деле дико. – А мы говорим «Кхеар Кхими» и продолжаем ждать. Валерия Маслова, Артем Выготский, специально для телеканала «Россия-Велецк».
«Я, кстати, оставил там свою копию, – признался артефакт. – Он ничего не заметил и поймет далеко не сразу».
– Ловко! – восхитилась Соня. – Но Никитос никогда не говорил мне, что общается с самим Винокуровым. Я бы знала.
Перо отчетливо усмехнулось в ее голове.
«Ты ничего не знала, Соня, уж прости. Он спал с твоей подругой на твоей кровати… Это все-таки покруче, чем дружба с писателем. Никитос не хотел ею делиться. Ни с кем. Эта дружба принадлежала только ему».
Соня предпочла пропустить эту шпильку мимо ушей.
«Искренняя любовь творит чудеса. А Никитос любил только себя и Винокурова, – продолжал артефакт. – И такая искренняя любовь не может остаться без взаимности. Как-то Никитос поделился тем, насколько его вымотала семейная жизнь, и Винокуров предложил ему вариант. Не за спасибо, разумеется».
Вздохнув, Соня принялась бездумно переключать каналы. Интересно, как там сейчас Никитос в паутине?
«Лежит на полу и мычит, – с готовностью сообщило Перо. – Что ты собираешься делать дальше, Соня?»
Некоторое время Соня молчала. За окнами совсем стемнело: ноябрьский вечер, холодный и хмурый, был почти таким же, как в Сузе. Соне до сих пор казалось, что она не вернулась домой. Стоит открыть глаза, и она увидит роскошную спальню Рекигена. Или фрески на потолке в комнате Огюста-Эжена. Она до сих пор была там, в Сузе.
– Самый крошечный островок где-нибудь в тропиках, – сказала Соня. – Не отмеченный ни на одной карте. Без источника пресной воды. Есть такой?
«Есть», – подумав, сказало Перо.
Соня улыбнулась и, поднявшись с кровати, подошла к столу и взяла листок бумаги с логотипом гостиницы.
– Что я должна сделать? – спросила она. – Просто взять и написать?
«Да, – ответило Перо и вздрогнуло. Воздух над ним колебался неровным маревом, какое бывает между пламенем и дымом костра. – Просто возьми меня и напиши».
– Они ведь там сожрут друг друга. В прямом смысле слова, – сказала Соня и, осторожно взяв Перо, написала:
«Владимир Винокуров и Никита Тимофеев очнулись на рассвете у кромки моря. Ветер облизывал голую каменистую спину островка, лежащего вдали от всех торговых путей…»
Перо плавно скользило по бумаге. Писать было очень легко.
Купе было в полном распоряжении Сони. Туристический сезон давно закончился, до новогодних праздников было еще далеко, и желающих отправиться в ноябрьский Питер нашлось не так уж много. Одиннадцать часов в пути; бросив сумку под стол, Соня поставила телефон на зарядку и вытянулась на полке. Вскоре поезд плавно качнулся и неторопливо двинулся вперед, оставляя за собой темное здание вокзала.
Меньше всего Соня ожидала, что Перо подведет ее настолько сильно.
Проводник проверил билеты, предложил чаю – Соня сдержанно улыбнулась и сказала, что подумает. Наконец ее оставили в покое, и Соня решила побродить по интернету. Что еще остается делать, если Перо, отправив Никитоса и Винокурова в дальние дали, сообщило, что измучено настолько, что ничем больше не сможет помочь. Ему требовались отдых и восстановление сил. Соня в буквальном смысле слова лишилась дара речи – она смотрела на Перо и думала о том, что не попадет в Сузу и не сможет помочь Лефевру.
Он наверняка в тюрьме. Застрелил принца из своего табельного оружия, похитил принцессу и умудрился куда-то ее спрятать – а преступления против короны сузианское правосудие карало смертью. И вряд ли можно было доказать, что принц Рекиген был одержим и у Огюста-Эжена, собственно говоря, не было иного выхода. Простит ли Ахонсо убийство сына? Придет ли на помощь?
Соня до сих пор чувствовала пробирающую простудную дрожь страха и беспомощности. Винокуров истерзал несчастный артефакт настолько, что Перо и говорить-то могло с трудом, не то что отправлять Соню в другой мир.
– По крайней мере, скажи, что с Огюстом-Эженом, – попросила Соня. Разочарование и полный крах всех надежд все-таки не могли заставить ее сердиться на артефакт. В конце концов, устранение Винокурова было первостепенной задачей; Соня подумала, что слишком быстро научилась определять приоритеты с достаточной жесткостью, и ей стало очень горько.
– Он жив, он в тюрьме, – устало откликнулось Перо. – И он справится. Прости, Соня. Я должен отдохнуть.
Сейчас Перо лежало в сумке, надежно упакованное в коробку. Соня положила его на вату, пропитанную апельсиновым маслом. Что ж, иногда обстоятельства бывают сильнее нас. Не жечь же его, в конце концов, на огне зажигалки…
Об исчезновении Винокурова трубили все газеты и все новостные сайты. Во время пресс-тура в Велецке гений современной литературы бесследно исчез – зашел в туалет и пропал. До сих пор о нем не было никаких известий. Поклонники сходили с ума, предлагая самые невероятные версии: среди всех прочих Соню порадовала мысль, изложенная неким Обнимуськой на одном из форумов – Винокуров на самом деле маг и отправился в Саату. Соберет материал для новых книг и вернется.
– В каком-то смысле это так, – негромко сказала Соня. – Вот только он не вернется.
Интересно, сколько Никитос и Винокуров протянут на том островке? Впрочем… впрочем, нет, неинтересно – Соня признала, что испытывает полное равнодушие к судьбе теперь уже бывшего мужа и его любимого писателя. Она всем сердцем рвалась в Сузу, к Лефевру, но Перо было безмолвным и неподвижным, и Соня не могла сказать даже приблизительно, сколько ей придется ждать.
Огюст-Эжен наверняка сказал бы что-то вроде того, что не стоит изводить себя мучительными терзаниями, если все равно ничего не можешь изменить. Соня пробовала взять себя в руки, старательно прогоняя дурные мысли, но в конце концов ей стало казаться, что в Сузе ее будет ждать могила любимого человека. Ахонсо не вмешается – ему нужен козел отпущения, на которого можно свалить убийство принца и смерть народной любимицы. Принцесса Алита станет святой мученицей, а злонамеренный маг Лефевр…
Соня старательно обрывала плохие мысли.
В Москве поезд стоял полчаса. Соня угрюмо смотрела, как на перроне кучкуются пассажиры, вышедшие покурить и глотнуть свежего воздуха. Шел мелкий дождь. Самое скверное время года, когда хочется забиться куда-нибудь и не выбираться. В Велецке, оставленном далеко позади, всегда был ноябрь… Соня смотрела в окно, и в мыслях мелькали обрывки молитв – она не могла понять, кому именно молится и на каком языке, но суть была одна: пусть Лефевр дождется. Пусть он выживет.
Никто не отвечал. Небо над перроном было низким, серым и унылым.
Поезд прибыл в Петербург около десяти утра. Войдя в здание вокзала, наполненное голосами, музыкой и суетой, Соня некоторое время смотрела на бюст Петра, а потом спустилась в метро и, поблуждав пару минут, определилась с направлением и села в вагон. Теперь ее путь лежал на Васильевский остров.
По городу пришлось поблуждать: Соня шла мимо угрюмых нахохлившихся домов, изредка сверяясь с картой в смартфоне, но то ли карта была неправильной, то ли улицы решили поиграть с ней, как кошка с мышью, но нужный дом никак не попадался. Но когда Соня успела отчаяться и окончательно пасть духом, карта все-таки вывела ее к шестиэтажному светло-желтому зданию. Встав под козырек подъезда, Соня аккуратно извлекла из сумки толстый конверт, еще раз сверилась с адресом и, мысленно перекрестившись, набрала на домофоне нужный номер квартиры. Несколько долгих минут Соня слушала мелодичные переливы из динамика, а сердце так и прыгало в груди. Что, если там никого нет? Дед и бабушка Огюста-Эжена наверняка очень старенькие, они могли и не дожить… Наконец, когда Соня вздохнула и решила уйти, чтобы вернуться попозже, домофон ожил: