— В Конфедерации есть один крупный коллекционер. Я его немного знаю, он известный филантроп, мы пересекались. Так вот однажды Таллия попросила у меня его контакты, сказала, что раз уж муж упросил ее купить такую большую квартиру, то было бы неплохо в одной из комнат хотя бы частично воссоздать библиотеку отца.
Упросил?
— Простите, — перебила я, — вы сказали — «упросил».
— Да. Я неправильно сказала?
— Что конкретно вы имели в виду?
На том конце линии повисло молчание, но я слышала, как щелкают клавиши: Лидия что-то проверяла. И если она не ошиблась…
— Нет, все правильно. Я имела в виду — «побудить кого-то сделать что-то настойчивыми просьбами», «одолевать просьбами, часто с положительным результатом». Мне надо найти репетитора.
Для Таллии был нехарактерен этот поступок. Покупка этой квартиры — не ее инициатива, а просто уступка.
— А больше она ничего не рассказывала об этом?
— Нет, — уверенно ответила Лидия. — Ничего не рассказывала. Ну, я тоже иногда иду навстречу мужу и детям.
Ее голос дрогнул как-то очень уж странно. Почти сорвался на всхлип, и я не могла понять, с чем это связано. Скорее всего, запоздало проявлялась реакция на известие о смерти подруги, или…
Или мне тоже нужно было кое-что проверить.
— Как вы думаете, Таллия согласилась бы на работу в «Отравителях»? — спросила я. Разговор пора было сворачивать. Главное я узнала — точнее, получила тому подтверждение, не хватало только одной детали.
— Да, разумеется. Если бы я приложила достаточно усилий, чтобы убедить ее в том, что она мне нужна. Поверьте, это не прихоть… М-м… снова нет. Притворство? Кокетство? Таллии не нужно было преклонение и заверение в ее гениальности. Ей нужно было немного поддержки и моей уверенности в том, что она ничего не испортит.
— Спасибо, — тепло сказала я. И моя теплота была вызвана не только тем, что Лидия позвонила и была со мной, как я надеялась, откровенна. Была еще одна причина. — Если мне нужно будет кое-что у вас уточнить?..
— Звоните. Если я буду недоступна, я перезвоню. У меня еще достаточно времени. — Она опять помолчала и спросила надтреснуто: — Он ведь будет наказан?
— Без всяких сомнений.
Я попрощалась, завершила вызов и открыла браузер снова.
Моих скверных познаний в фанданском хватало, чтобы знать, что такое «ложный друг переводчика». Например, та самая невеселая шутка, когда семья соотечественников сидела в самолете и у ребенка в соседнем ряду наш маленький гражданин увидел какую-то забавную игрушку. Может, она действительно была привлекательна, а может, малыш просто был невоспитан, но граждане Конфедерации были неприятно удивлены, когда на соседнем кресле началась детская истерика с криками «дай, дай». На первый взгляд ничего особенного, только на фанданском «дай» значит «умри».
Но это слово — которое мне не давало покоя — имело в фанданском то же значение, что и в нашем языке.
Как она мне сказала? «У меня еще достаточно времени»?
Бу, наверное, решил, что я оделась просто так и никуда уже не собираюсь. Он перестал дуться и залез ко мне на колени, моментально уделав шерстью брюки, но мне было уже все равно. Я ждала, пока мне ответит Майкл.
— Почему вы мне не сказали про Эльвиру Лидию? — спросила я, едва бросив приветствие. — Я понимаю, что в магнете об этом нет информации, но вы должны были сказать?
Майкл вздохнул. Обвинение было напрасным. Если нет информации в сети, значит, ей там не место.
— Она не хочет, чтобы кто-то об этом знал, — наконец произнес он. — Я даже не уверен, что она сказала об этом детям. Мужу — скорее всего, да, но дети привыкли к ее отлучкам и вряд ли что-то заметили. А вы бы как поступили, госпожа капитан?
Честно? Я понятия не имела, смогла бы вообще работать, зная, что у меня еще достаточно времени.
— Таллия знала?
— Да. — Майкл ответил быстро, может, ему было по какой-то причине не очень приятно затрагивать эту тему. — Таллия знала, ее мать умерла от похожего заболевания. Но гораздо быстрее, насколько мне известно. Это было давно, медицина шагнула вперед. Эльвира может прожить еще несколько лет.
— Но у нее все-таки нет никаких шансов, — пробормотала я. — Именно поэтому отец Таллии распорядился насчет завещания подобным образом?
— Я не в курсе таких подробностей, — удивился Майкл. — Знаю, что Таллия переживала после того, как Эльвира потеряла сознание на съемках, но поделилась со мной и просила оставить в тайне. Это все? Извините, у нас тут рабочий день, и я…
— Да, всего доброго, — и я завершила звонок.
Бу дернул хвостом и распластался на моих коленях. Я сидела, сжав в руке смартфон и безотчетно трепя шерсть кота.
Теперь я точно знала, почему Таллия Кэролайн не прикасалась к завещанным ей деньгам.
Глава тридцать седьмая
Быть образцовой гражданкой Территорий мне стало катастрофически некогда.
Кое-как отряхнув брюки, что, разумеется, ничуть не помогло и я так и осталась вся в кошачьей шерсти, я выскочила из квартиры, на бегу вызывая через приложение в смартфоне такси.
Мне не удалось проявить сознательность и экономность. Потому что срочно нужно было сообщить о беседе с Майклом и Лидией хотя бы Руперту, и когда я выбежала из подъезда, меня уже ждал настоящий лимузин.
Все просто: в машинах этого класса есть перегородки, которые позволяют пассажирам разговаривать между собой или кому-то звонить так, чтобы водитель не слышал. И, конечно же, так как пунктом назначения в приложении была указана Королевская Магическая Полиция, с меня не взяли стоимость проезда. Как я буду смотреть в печальные глаза наших суровых бухгалтеров, я не хотела даже думать.
Таксист поднял перегородку, я оказалась в аквариуме. Вокруг меня возникла тишина, почти как в безэховой камере, жуткая, только что я не слышала, как бьется мое собственное сердце, и слава Создателям, потому что это неприятно.
Я набрала номер Руперта. Он как будто ждал мой звонок, но скорее всего, он был по жизни организованным и ответственным. Ответил сразу, меня не перебивал, хотя пересказывала я как испуганная школьница плохо выученный урок — перескакивая с пятого на десятое, каждый раз уточняя, что это, возможно, только мои предположения, и повторяя все сказанное по сто раз. Да, хороший свидетель из меня бы не вышел.
— Это интересный поворот, — сказал в итоге Руперт. — Таллия не прикасалась к наследству, потому что целиком была согласна с последней волей отца. Погоди, я как раз тут смотрю… Да, ее мать умерла, когда ей было всего семь лет, если я правильно посчитал, так что бедная малышка полностью отдавала себе отчет, что происходит… — он помолчал, потом добавил: — Я солидарен с Лидией. Тоже не хотел бы, чтобы мои дети видели меня таким.
Я покашляла. И так мне было не по себе, а представлять, что я оказалась бы на месте матери Таллии или Лидии, мне не хотелось. Но воображение, как назло, разыгралось, так что тему необходимо было сменить.
— Но никто не трогал деньги Таллии, вот вопрос. Так что, текущая версия — Томас облизнулся на капиталы?
— Я не знаю, — честно призналась я. — Ничего не понимаю в этих делах. Он эти деньги даже и не наследовал, да и зачем они ему? Смотри, Лидия говорит, что Таллия шла ему на уступки. Если она его действительно так любила, то неужели он не мог выторговать себе что-то еще? Квартира, машина, да вроде бы все у них было. Ненавижу это дело, а ты?
Руперт на том конце линии подозрительно мялся. Я напряглась.
— Комиссар сделал вид, что сегодня его не будет. С Процедурной Комиссией я связался, в Королевском Суде обещали передать, что я звонил. Понимаешь? Все, кто может выпустить Томаса, ныкаются по углам.
— Будет жуткий скандал, — предсказала я. — Ты не знаешь, Джон Дональд как-то повлиял на королеву? Или сегодня полетят наши головы?
— Скоро узнаем, — в тон мне напророчил Руперт. — Завтра начинаются экзамены. Ты, конечно, не смотрела новости, а я вот с утра приобщился. Приятного мало, хотя никто заявления из Академии не отозвал.
— Угу, — сказала я, рассматривая остановившийся рядом с нами кэб. В нем не было ничего особенного, мне надо было куда-то смотреть. — А что там по делам, которые возбудило Управление Хищений? Я не очень поняла, о чем это.
Руперт засмеялся. И если бы на его месте был Брент, я бы жутко обиделась, причем, подумав, я осознала, что причины не знаю. Но все, что говорил или делал Брент, было несколько унизительно для тех, кому он говорил или для кого делал, а Руперт умудрялся быть своим.
Брент для нас своим никогда не был.
— Ну, тут довольно забавно, — все еще подсмеиваясь, объяснил Руперт. — На исследования выделяются гранты, об этом ты, наверное, знаешь. Помнишь, я говорил про змеиный клубок? Вот сейчас удалось выяснить интересную штуку. Сама система такая: грант получает кафедра, но под конкретный проект. И отвечает за грант тоже кафедра. Соответственно, если на какой-то проект гранта не хватает, а на каком-то образуются излишки…
Руперт прервался, и я поняла, что должна дополнить.
— То кафедра может эти средства перераспределить. Так?
— Умница. И не сказать, что это незаконно, но… как посмотреть. Например, если есть два равнозначных по важности проекта, и на какой-то выделено средств слишком много, а на какой-то слишком мало, то перераспределение легко объяснить. А если грант, случайно ли, намеренно ли, получил какой-то маловажный проект или, что еще интереснее, проект, ценность и научность которого не подтверждена, спорна, — вот тут уже вопросы.
Я переварила сказанное. Значит, наше Управление прицепилось к такому перераспределению, и оно было настолько регулярным и подозрительным, что пройти мимо специалисты по борьбе с хищениями никак не смогли.
— И много было таких… проектов?
— На первый беглый взгляд — ни одного. Сначала ребята из Управления отметили эти движения, но они профи, ты знаешь. — Я согласно замычала. Спорить с этим заявлением я и не собиралась. — Так вот, они быстро нашли независимых экспертов, с Академией никак не связанных, но авторитетных настолько, что их мнение примет любой Суд. И эти эксперты в один голос заявили, что в среднем на один перспективный проект Академия получала гранты на три-пять малоперспективных, а в целом на это количество приходилось еще и по три-пять паранаучных проектов вообще.