Точнее, у нас появилась версия — отмотать бы время назад! — что ректора Томаса кто-то подставил. Не в первый раз мы об этом подумали, но сейчас эта версия становилась основной.
Если мы с Рупертом выясним, как мог кому-то помешать ректор, в каком месте и в какое время он перешел дорогу тем, кто успешно развлекался с грантами, и как эти люди смогли обставить все так, что мы не видели их на видеозаписи. Пока видео было единственным, что делало версию шаткой.
Хотела бы я, чтобы все оказалось именно так? Обвинительное заключение, в котором указаны совершенно другие люди, те, которых пока мы не знаем? Или мне было все равно?
Руперт терпеливо ждал, Стивен уже убежал куда-то, Джилл клацала по клавишам, Мэдди складывала в папку бумаги — да, как ни странно, но бумажное производство себя не изживет, наверное, никогда, и все заключения мы до сих пор распечатываем. Кто-то в Процедурной Комиссии очень боится, что магнет однажды упадет вместе со всей информацией, наступит технический апокалипсис или начнется бунт машин. Поэтому у нас до сих пор стеллажи и папки.
Я тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Рассуждать и пытаться оттянуть неизбежное можно сутками, а времени у нас нет вообще.
— Не хочешь, чтобы версия с Академией подтвердилась? — понимающе спросил меня Руперт. — Придется все начинать сначала. И все, что мы нашли, окажется ответами в конце учебника. Так?
Я кивнула.
— Так бывает, — улыбнулся мне Руперт. — Редко, но тебе повезло.
Он подразумевал хрестоматийный случай, который мог попасть в учебники, но я предпочла бы, чтобы все ограничилось нашим архивом.
— Спасибо на добром слове, — простонала я и вздрогнула от звонка служебного телефона. — Поехали, раньше начнем, раньше закончим.
— Нет, подожди, — резко остановила меня Джилл. — Сью, я не знаю, куда ты там собралась, но спустись, пожалуйста, в лаборатории.
Я посмотрела на нее в упор, а Джилл положила трубку и опять занялась писаниной.
— Там может быть что-то важное, — сказала я Руперту. — Поезжай пока один, я приеду позже.
Пока я спускалась, думала, что же эксперты могли отыскать. Что-то на найденных нами вчера уликах, другие варианты не приходили мне в голову. И, не приведи Создатели, это что-то сейчас обрушит все, что мы выстроили, и приведет нас прямиком в Академию. Хотя если прямиком, не так плохо…
Учитывая, что с минуты на минуту разверзнется ад с короной на голове.
Очень быстро я поняла, что у нас разместился филиал этого ада. Еще с порога я услышала Гордона и Брента, и говорили они на повышенных тонах. Брент меня не удивил, а в случае Гордона это могло значить одно — на него давят, и сильно, он уже готов сдаться, и ему срочно нужна помощь. Проклиная Джилл, которая могла бы мне все сказать сразу и я успела бы подготовиться, я вбежала в кабинет и замерла на пороге.
Ничего ужасного не происходило, просто Гордон, как мне показалось, собирался побить Брента планшетом. Нужно было быстро разыскать Стивена, потому что одна я Брента бы не удержала.
— Доброе утро, господа, — поздоровалась я, наивно надеясь, что мое появление снизит градус ссоры. Надеялась зря.
— Вот и вы, — бросил мне Брент. Еще и с таким видом, будто я ему денег должна. — Объясните, пожалуйста, господину Курту, что мне срочно нужны заключения.
— Какие заключения хочет получить господин Брент? — по-деловому, принимая игру, спросила я у Гордона, и он охотно подхватил свою партию.
— По уликам, изъятым вчера из квартиры ректора Томаса. Вполне возможно, мы вчера осмотрели не все, поэтому группу я уже отправил… Томас должен был использовать перчатки, мы их не нашли, хотя — Сью, он рисковал бы, конечно, — кто мешал ему спустить их в канализацию. Порезал на куски, вот и засор практически исключается.
— То есть ни биочастиц, ни отпечатков? — уточнила я. Обидно, но если бы все это обнаружили, было бы даже не удачей, а настоящим «роялем в кустах», как в плохой книге. Томас не зря продумывал все до мельчайших деталей.
— Как сказать, госпожа капитан? — Гордон картинно развел руками. — Отпечатки и биочастицы есть, и даже и то, и другое принадлежит нашему подследственному.
— И в чем тогда дело? — рыкнул Брент. — Давайте заключение и я пошел писать.
— Не спешите, Брент, — оборвала его я. — Здесь только я решаю, кто, когда и что будет писать. А еще в этих стенах действует незыблемое правило — никто, никогда и ни при каких условиях не давит на сотрудников этой лаборатории. Не будите во мне зверя, он и так не высыпается последние дни.
Я уже поняла, в чем загвоздка и почему Гордон упрямится. Бренту, как многим следователям, это было невдомек. Только обычно такие следователи не вели расследование сами, а оставались на побегушках. Сейчас нам крайне не повезло.
— Я дал вам предварительное заключение, — набычился Гордон. — В нем ясно написано, что отпечатки и биочастицы подследственного на всех образцах присутствуют. Вы же требуете, чтобы я его переписал.
— Потому что меня не устраивает такая формулировка! — взорвался Брент. Под дверью кто-то заскребся — пришли посмотреть, вернее, послушать, кто и почему так орет. Брент уставился в свой планшет. — «На представленных для экспертизы образцах...» Целый список!.. «...присутствуют смазанные отпечатки и биологические частицы, принадлежащие Томасу». Вместе с кучей других отпечатков и частиц!
Я отобрала у Гордона планшет и пролистала заключение. Ни к чему придраться я не смогла, даже если бы и захотела, напротив.
— Мы ученые, мы работаем с представленным материалом, — холодно сказала я. — Все, что мы обнаруживаем, мы отражаем в заключении. Если на всех образцах есть другие отпечатки — они там есть. Любое отступление от этого правила считается фальсификацией доказательств.
Брент посмотрел на меня с нежной ненавистью. Так смотрят, наверное, на детей, утомивших расспросами, на которые стыдно отвечать. Не потому, что что-то звучит неприлично, а потому, что вопрос очень глуп и не всегда простителен даже ребенку.
— Госпожа глава лаборатории! — Вот это да, такого я от Брента не ожидала. — Объясните мне, зачем тогда подобное заключение, если оно никак не влияет на следствие? Вся эта требуха, — он потряс своим планшетом, — просто куча дерьма и ничего не стоит, как любая куча дерьма.
— Вы сегодня не в духе, — ответила я спокойно и вернула Гордону планшет. — Господин Курт, прошу вас, оформите окончательное заключение и загрузите его в базу. Какие выводы сделает следствие… сделаю я как следователь, уже мои проблемы. И спасибо вам за работу.
Брент состроил невероятное выражение лица. Такое выглядит всегда смешно: «Посмотри, как сильно я на тебя рассержен». Создатели, да ну и что?
— Пойдемте со мной, Брент, мне нужно сообщить вам кое-какую информацию.
Мне не хотелось делиться с Брентом. Тем более с таким — озлобленным, похоже, даже отчаявшимся. До сегодняшнего утра он держал себя в руках, может быть, ему уже успели позвонить из дворца?
Мы прошли в небольшую пустующую комнатку. Пока мы шли, все собравшиеся в лаборатории делали вид, что оказались по соседству с нами случайно и вообще, абсолютно никак не любопытны. И сверлили нас взглядами, такой вот поведенческий парадокс.
— Что с вами, Брент? — спросила я, садясь в кресло. — И я не шутила, когда говорила, что в этой лаборатории мои правила.
— Говорите, что хотели, — милостиво разрешил Брент. Он садиться не стал, привалился к стене и теперь не смотрел на меня совершенно. — Все, что вчера было найдено, можно выкинуть под хвост вашему ксенокоту.
— Особенно руки, — съехидничала я. И вроде бы сильнее мрачнеть Бренту было некуда, но он изыскал возможность. Да, это я нашла руки, с этим ему нужно смириться. — Все равно этот пластик нам особо ничего не дает в плане наличия отпечатков. Четких или нет, главное, что мы можем с определенной степенью уверенности утверждать, что он из квартиры ректора.
Я понимала Брента. Когда он нашел эти улики, а я еще не нашла ничего, мне от досады хотелось реветь. Брент хотя бы злился.
— Или он поделился им с соседями по доброте душевной.
— Есть еще следы крови. Я понимаю, вам хотелось, чтобы ваши улики сработали на все сто. Так не всегда бывает. Что не преуменьшает ваш вклад.
Руперт уже ехал в Академию, а мне опять все карты спутал Брент. Но сейчас, когда причина его гнева стала мне понятна, я не могла на него злиться. Он единственный раз отличился, и такая вот незадача. С его характером сложно примириться с поражением, но придется, деваться некуда.
— Если вы перестанете стоять столбом, мне будет проще рассказывать, — предложила я. Брент нехотя, но сел в кресло. — И скажите, что все-таки был за повод мне позвонить?
Я заморгала, не веря собственным глазам. Брент стер с лица недовольство и улыбнулся. В его улыбке не было ничего, что могло бы вызвать у меня неприязнь — но мне не понравилось, что он улыбается. Он не должен был улыбаться, словно мы сидели где-нибудь на курорте, потягивая вино и разговаривая о разном.
— Я планировал проводить вас домой. Не вышло, потому что все пошло наперекосяк из-за этого Майкла. Да, вы мне скажете, что он главный свидетель, один из главных, что его показания очень важны, что мы с вами только коллеги. Вы мне не нравитесь как коллега, капитан Мэрианн, с вами невозможно работать, вы не признаете ничей авторитет…
— Что? — опешила я. — Брент, вы что, говорите с зеркалом?
Он то ли не услышал, то ли успешно сделал вид.
— Но если бы мы с вами встретились в иной обстановке…
— Вы за мной пытаетесь еще и ухаживать? — съязвила я. Не то чтобы мне это было непонятно — смущала причина. Если бы дело тянулось как патока, я бы решила, что Бренту скучно, но мы неслись как загнанные вкрай кони.
— Именно что пытаюсь, — буркнул Брент недовольно. — Вам все приходится говорить прямо. Я чувствую себя как покойник на вашем столе, голый и беззащитный, и скрыть ничего не могу. Вы что, не поняли это по букету цветов?