Хлопнула дверь. Они со Стасом вышли.
Зажав рот ладонью, я ревела. Раскачиваясь из стороны в сторону как безумная, выла от боли и бессилия. Как дикое животное, обезумевшее в неволе.
Воспоминания раздирали изнутри. Терзали, когтили душу, как коршуны добычу. Такие яркие, красочные, как будто все это происходило сейчас, наяву.
Я снова впервые столкнулась взглядом с глазами Влада. Впервые оказалась в его руках, почувствовала губы на своих, растерявшись от нахлынувших эмоций.
Вновь ощутила, как лечу в пропасть. Вновь коснулась своей душой к его — истерзанной, кровоточащей от незаживающих ран, нанесенных самыми родными людьми и им самим. Ранимой, отчаянно храброй и отважной. Сильной. Светлой и чистой, вопреки всему.
И спрятанной под годами наращиваемой броней озлобленности, которую я снова и снова пыталась пробить, чтоб излечить раны своей любовью. Огромной, безумной, всеобъемлющей. Такой, какую я и представить себе не могла. Такой, как и его ко мне.
Мы слились воедино, проросли друг в друга, так что не оторваться. Мы такими счастливыми были…
В моей маленькой квартирке, подаренной доброй женщиной, ставшей мамой моей маме, а мне — доброй бабушкой.
Под ясным небом Доминиканы, в таких же голубых, как оно, водах океана. В райском месте, так похожем на нашу любовь, если б можно было придать ей физическую форму.
Господи, зачем? Заче-е-ем, мы оттуда вернулись? Почему не остались там, сбежав ото всех?
Ты знаешь, почему!
Потому, что, как оказалось, Глебу нужны не только деньги. Ему нужна и я. И он все равно бы нашел способ.
— Ублю-у-удок! — завыла я охрипшим от рыданий голосом.
Саданула кулаком в стену, как Влад обдирая кожу с костяшек. Больно. Очень. Рука теперь пульсирует и пылает огнем. Как и опухшее от слез лицо, заложенный нос и тяжелая, словно налитая свинцом, голова.
Наверное, я уснула. Точнее провалилась в вязкое, зыбкое небытие, обессилев от рыданий. Организм просто отключился, чтоб сберечь свои силы. Глупый! Зачем они мне? Чтоб выжить?
Так я не смогу жить без Влада! Даже если не пленницей — не смогу! Не смогу, да и не захочу!
Но ведь он говорил про какой-то план! Почему, ну почему я не выспросила подробностей? Сейчас бы знала хоть что-то…
Несколько дней. Владу нужно было несколько дней. Это могло быть, как два, так и пять, десять. Но, какая разница, если один намек на опасность для меня, и Влад сделает что угодно, лишь бы только спасти, уберечь. Плевать какой ценой!
Вновь шаги за дверью. И вновь я вжалась в стену, только сейчас почувствовав, насколько она холодная и насколько я замерзла в этом сыром подвале.
Вошел Стас с металлической миской в руках и бутылкой воды. Поставил и то, и другое возле меня и отошел. Встал, поставив ноги на ширину плеч, скрестил руки и выжидающе уставился на меня.
От запаха какого-то жирного варева затошнило. Но я и виду не подала. Вообще не двинулась, только старалась дышать медленно, но неглубоко. Не хватало еще начать корчиться от сухих спазмов перед прихвостнем этого мерзавца Шаламова.
— Жри давай, — не выдержал Стас, — или насильно в глотку залью.
— Что, уточнения насчет моего товарного вида не поступало?! — такого я от себя не ожидала.
А вот прилетевший в ответ удар был вполне себе предсказуем. Скула взорвалась невыносимой болью, из носа хлынула кровь. Снаружи и внутрь, в горло, заставляя раскашляться.
Стас ухватил одной рукой меня за волосы на макушке, зажав голову между предплечий. Стиснул нос, и от боли в глазах потемнело и хлынули слезы. А когда я открыла рот хватануть воздуха, в губы вжался металл и в горло полилась мерзкая горячая жижа. Я захлебнулась, закашлялась, конвульсивно дергаясь в жестоких руках.
Он отпустил, оттолкнул так, что я врезалась в стенку. Отшвырнул миску, расплескивая по полу остатки.
А потом молча вышел.
Сунув в горло пальцы, я выблевала попавшие туда крохи. От напряжения кровь из носа хлынула сильнее. Я осторожно зажала ноздри, и, пытаясь как можно медленнее дышать ртом, облокотилась головой о стену и закрыла глаза.
Больно. Но это ничего. Мама же выдержала, значит и я тоже смогу. Мама… Мамочка, Богдан и Леша. Я же скорее всего больше никогда их не увижу. Какого им будет, что им скажут обо мне вообще? Что, если Богдан копать начнет?
Сердце мучительно сжималось от боли, от тоски по семье, от страха за них. Слезы застилали глаза, но я не давала себе волю. Зачем-то стараясь не дать ухудшиться состоянию.
Когда остановилась кровь, все же умылась водой из бутылки, прополоскала рот, пытаясь хоть немного избавиться от вкуса крови. Выпила остатки.
Сняв с пояса толстовку, надела ее на себя в попытке хоть немного унять дрожь, с которой будто бы сроднилась за… Сколько же прошло времени?
Шаламов сказал «Доброе утро!». Да и по ощущениям, я спала довольно долго. Потом истерика и снова провал. Значит, с момента, как меня похитили, прошло чуть меньше дня.
А у Влада осталось чуть больше до того, как…
Нет! Не-е-ет! Я не выдержу! Не выдержу, если его убьют.
Я разрыдалась. У слез был металлический вкус крови.
Глава 66
Во рту пересохло. Нос распух настолько, что я не то, что не могла им дышать, а даже боялась пробовать. Глаза превратились в узенькие щелочки, но я все равно, кажется видела опухшую скулу, по которой мне врезали. И все это горело огнем и болезненно пульсировало от малейшего движения. Голова казалась огромной и тяжелой.
Однако это к лучшему. Физической боли я только рада, она хоть немного отвлекала, не давала свихнуться в чернильном и бесшумном полумраке бетонного мешка в ожидании того, как любимого убьют на моих глазах.
Я помнила, каким он был, когда на меня напали. Обезумел от ярости и ужаса. Но тогда я была там, рядом с ним, под его защитой, живая и здоровая. Теперь же я неизвестно где, неизвестно в каком состоянии и на мушке у Шаламова.
Да, Влад сильно изменился. Сильно и быстро, но все равно… Даже если представить, что он попытается как-то обхитрить, привести в исполнение тот неизвестный мне план. О нем же знает Глеб, пусть и частично, а значит и Шаламов в курсе.
С другой стороны, от него ни намека. Хотя, а с чего ему мне об этом говорить?
Когда услышала, как повернулся в замке ключ, даже не обернулась. Стало как-то все равно кто там и что будет дальше. Что они могли со мной сделать? Избить? Изнасиловать? Ничто не может быть хуже…
— Я прошу прощения за моего человека, — вкрадчивый металлический голос разрезал тишину так резко, что я невольно обернулась.
Шаламов сидел возле меня на корточках, держа в одной руке запотевшую силиконовую грелку и бутылку с водой, а в другой аптечку.
— Как благородно, — бесстрашно взглянув в карие глаза, хрипло прогнусавила я, — подлечить перед тем, как убить.
— Я не буду тебя убивать, — поставив все возле меня, поднялся.
— Вы мне все рассказали. Все…
— Не глупи, Настя, — терпеливо сказал, как неразумному ребенку. — У неуправляемого и склонного к насилию пацана снесло крышу без адреналина, и он опять решил помахать кулаками. Но, вот незадача — неудачно пропустил удар. Карма, может, настигла… Ты понимаешь, о чем я, да? Любящее сердце его немолодого отца не выдержало потери сына, и тот скончался. А его молодая супруга сошла с ума от горя и несет невесть что.
Он пожал плечами, с каким-то садистским удовольствием наблюдая за выражением моего лица, которое я не смогла контролировать.
— Так что выбирать тебе, Настя. Быть подстилкой или, скажем, попасть в психушку. А то и вообще оказаться самоубийцей. По официальной версии.
Так и будет. И все поверят. А если кто и нет, то никогда и не подумает сказать об этом. Слезы покатились по щекам, обжигая кожу.
— Вам кошмары ночами не снятся? — выпалила я. — Никогда не приходят во сне все те, кого вы убили просто потому, что все не нажретесь никак?!
— Причем здесь «не нажретесь», дорогая? — театрально удивился он. — Я нашел среди своих крысу, узнал, кто ее ко мне подослал. А уж там, несложно догадаться… Кара за предательство — смерть, моя девочка. Испокон веков. Тот малец, что с тобой был, так, сопутствующий ущерб. Что до Сазоновых… Кто к нам с мечом придет, сама понимаешь. А ведь могли бы договориться, как это сделал Глеб. Он-то вовремя понял, что я им не по зубам.
Вновь присел возле меня, ухватил за подбородок, поворачивая к себе. Я не дернулась.
— Я вот одного не понимаю: как такая вроде бы неглупая женщина могла променять его на этого цепного пса?
Подобный разговор уже у меня был. Со Святославом и вечность назад. Вопрос один, но его причины разные. Как и спрашивающие, в общем-то.
— Смотри, как бы этот цепной пес не разодрал тебе потом глотку, — прошипела я.
Он усмехнулся. Так, будто резиновой маске растянули губы с одной стороны.
— Все надеешься на что-то, — протянул он, — зря. Он в прошлый раз против них еле устоял, но тогда приказа убить не было. Тогда было просто шоу, теперь же…
— Тогда была иной цена, — озвучила мысль, фейерверком вспыхнувшую в одуревшем от горя мозгу.
Тот бой был выходом злобы, боли, отчаяния. Этот будет для Влада боем за меня. Потому возможно… Возможно!
— Дура, — толкнул подбородок пальцем, — и что они оба в тебе нашли?
И после паузы:
— Но везучая…. Я-то женщин не бью. Но… у моих людей такого принципа нет. Ты бы помнила об этом. О том, что везение невечно.
— Ну так давай, — меня уже несло. — Зови их.
Резко склонившись, он больно схватил меня за волосы и поднял за них, притягивая к себе. Голову, лицо, прострелила просто адская боль, но я не застонала, не захныкала. Просто смотрела в его лицо. За застывшей маской насмешливого безразличия было еще что-то. Любопытство? Удивление?
— Пожалуй, награжу тебя за смелость.
Глава 67
Толкнул обратно или просто разжал пальцы — не знаю. Я настолько ослабела за… Сутки? Нет, больше, скорее всего уже следующая ночь. Ночь на пятницу. Поэтому два дня… Бои проходили по пятницам.