— Ты не потеряешь, — промолвил он. — Знаешь, если все закончится хорошо, то я хотел бы дальше провести свою жизнь с тобой. Эльза, ты выйдешь за меня замуж?
Это было сказано настолько спокойно и просто, что Эльза все-таки не сдержала слез. Она быстро провела ладонями по щекам, стирая непрошеные капли, и негромко ответила:
— Да, Габриэль. Конечно. Я согласна.
В этот миг Эльзе казалось, что до этого момента ничего не было. Она не была ни обманутой невестой Сандини, ни игрушкой жестокого палача, не понимающего своей жестокости. Возможно, в эту минуту она действительно возродилась для новой жизни — и Эльзе хотелось верить, что эта новая жизнь принесет ей и Габриэлю только счастье и свободу.
— Знаешь, что? — сказал Габриэль. — Давай проведем этот день так, чтоб запомнить его навсегда?
Габриэль привез Эльзу за город, в небольшое изящное поместье — Арканжело использовал его для встреч с особо примечательными дамами, за которыми надо было ухаживать, а не брать кавалеристским наскоком. Осень вступила в свои права, вызолотив пышные кроны кленов, но трава была еще зеленой, под опавшими листьями смущенно прятались цветы и крепкие шляпки грибов, а день выдался достаточно теплым и светлым для того, чтоб провести его на улице.
Поместье нравилось Габриэлю тем, что здесь была большая открытая кухня. Старинная пузатая печь будто открывала рот, требуя, чтоб в ней развели огонь и отправили большую порцию еды, под навесом стоял длинный деревянный стол с лавками, как принято в крестьянских семьях Приморья, и белая скатерть, как и полагается, была расшита красными петухами и маками. Служанка сунулась было стряпать, но Габриэль вручил ей список продуктов и сказал:
— Сегодня за повара буду я. И мне лучше не мешать.
— Что на обед? — с улыбкой поинтересовалась Эльза. Габриэль завернул рукава рубашки, вымыл руки и ответил:
— Рыба. Любишь рыбу?
Эльза смотрела на него с таким теплом, с каким никто и никогда не смотрел на Привратника Смерти. Габриэль подумал, что все-таки заслужил и этот взгляд, и нормальную жизнь без запаха нарциссов. Даже если этой жизни будет всего один день.
Марта прислала ему письмо вчера вечером. Эту неделю она провела в библиотеках, погруженная в исторические изыскания, и все-таки умудрилась обнаружить искомое — обряд, за одно упоминание о котором в прежние времена отправляли на костер.
«Прорыв можно будет открыть в любом месте и в любое время, — так Магда закончила письмо. — Выбери сам. Надеюсь, рядом с тобой никого не будет, кроме меня».
— Честно говоря, не очень, — призналась Эльза. — Возможно, мне просто не попадалась вкусная.
Ну конечно. Откуда бы Эльзе пробовать филе королевских лососей, которых разводят на особой рыбной ферме?
Служанка вернулась, неся несколько набитых доверху корзин, и Габриэль сказал:
— Думаю, мой лосось в тесте тебе понравится. Честно говоря, — признался он, когда служанка сделала книксен и ушла, — я умею готовить только это блюдо.
— Тебе помочь? — с готовностью осведомилась Эльза. Габриэль заглянул в одну из корзин: бутылка нежно-золотого оливкового масла, пышный букет зелени, стеклянные баночки с морской солью, черным перцем и горчицей в зернах, крепкие красные, желтые и оранжевые перцы и мясистые здоровяки-помидоры. Обед удастся на славу.
— Нет, я справлюсь, — сказал Габриэль и вынул из второй корзины большой кусок розового филе лосося. — Помню, когда я был совсем маленький, отец меня брал на ферму, и мы выбирали рыбу на субботний ужин. Лосось, как правило. Редко карп, мама не любила его.
Он щедро смазал маслом большой лист пекарской бумаги для запекания и, промокнув филе бумажной салфеткой, взялся за соль и перец.
— Потом мама шла на кухню и готовила рыбу в тесте, — продолжал Габриэль. — А я тогда ходил за ней хвостиком, помогал, чем мог. Так и научился. Иногда мне кажется, что это тоже было единственное блюдо, которое она умела готовить.
Настало время для зеленого масла. Габриэль вынул масленку, отрезал кусок уже размякшего масла и, переложив его в отдельную глубокую тарелку, взялся за зелень. Укроп, кинзу и дикий чеснок следовало нарубить мелко-мелко, чтоб полностью проявился запах. Расправившись с зеленью, Габриэль смешал ее с маслом и добавил несколько крупинок соли.
— Иногда я вспоминаю о них, — признался Габриэль. — И могу вспомнить так немного…
— Ты тогда был ребенком, — с искренним сочувствием промолвила Эльза. Сейчас ее глаза были похожи на глаза того олененка, которого она кормила с руки в Пуще.
— Да, — кивнул Габриэль. Тесто уже было приготовлено, раскатано и свернуто тонким пластом — он выложил его на стол и довольно отметил, что тесто как раз по размеру рыбы. — Когда я готовлю, то мне кажется, что я становлюсь немного ближе к ним.
Он разрезал филе на две части и смазал внутреннюю сторону рыбы зеленым маслом, а внешнюю — горчицей. Эльза смотрела неотрывно, словно пыталась запомнить каждое движение. «Если я умру в Прорыве, — подумал Габриэль, — то она будет готовить лосося и вспоминать о том, как это делал я».
— Ты не умрешь, — сказала Эльза так, словно прочла его мысли. — Все будет хорошо, Габриэль, у тебя все получится.
Она говорила настолько горячо и искренне, словно всем сердцем верила, что все будет именно так, а не иначе, и эта вера согрела Габриэля. Он улыбнулся и, уложив филе на лист теста, беглыми аккуратными движениями защипнул края. Теперь рыбный конверт можно было отправить в печь и заняться овощами.
— Конечно, — сказал он. — Где хочешь отпраздновать свадьбу?
Эльза недоуменно пожала плечами, словно это не имело никакого значения.
— Неподалеку от моего дома есть церковь святого Брутуса, — сказала она. — Можно там.
И Габриэль прекрасно видел, что Эльзе действительно безразлично, где и как заключать брак — лишь бы быть с ним, Габриэлем.
Перцы и помидоры сочно раскрывались под лезвием. Габриэль слегка посолил и поперчил их, уложил в глиняную форму и отправил в печь. Ему вдруг подумалось, что это, возможно, его последний обед. Что ж, он будет очень вкусным…
Рыба действительно удалась на славу. Эльза с удовольствием ела, смотрела на клены, лениво ронявшие листву на землю, и Габриэль думал, что если рай действительно существует, то он выглядит именно так: спокойное тихое место, любимый человек рядом, и никуда не надо спешить.
И он хотел бы остаться в этом раю навсегда. Лишь бы только это стало возможным.
Они вернулись в город поздно вечером. Габриэль проводил Эльзу до квартиры и, клятвенно пообещав, что отправится во дворец и сегодня не сделает ничего опасного для жизни, вышел на улицу, и, поймав экипаж, поехал в Пущу.
Для проведения обряда Магда выбрала именно это место. Можно было не бояться, что во время Прорыва кто-то пострадает. Людей здесь не было, а животные — ну стоит ли переживать за какого-нибудь зайца?
Шагая по тропинке среди темных стволов, Габриэль отстраненно думал о том, что ночью в лесу страшно. Вот что-то заскрипело — кто-то прошел на цыпочках по опавшей листве, дотронулся до сосны и перебежал дорогу перед Габриэлем. Вот по вершинам деревьев мазнуло ветром, и лес наполнился тоскливым шелестом. Казалось, что кто-то неслышно шагает за Габриэлем, прячась за деревьями и буровя его спину неприятным пристальным взглядом.
Габриэлю было все равно. Он прекрасно знал, что самое страшное существо в этом лесу — Привратник Смерти.
Интересно, где сейчас те олени, которых они кормили с Эльзой? Должно быть, спят где-нибудь, прижавшись друг к другу теплыми мягкими боками… Габриэль вдруг задумался о том, что если все пройдет так, как планируется, у них с Эльзой могут родиться дети. Это была странная, непривычная мысль. Габриэль никогда не думал о детях, о том, чтоб как-то продолжить себя — да и как верный слуга Смерти сможет дать кому-то жизнь?
А теперь это вдруг стало возможно — пусть до возможности еще надо было добраться.
Среди деревьев мелькнули красные огни. Магда приехала к месту проведения обряда намного раньше: ей следовало подготовиться. «Интересно, почему она все-такивзялась мне помогать?» — подумал Габриэль, выходя на большую поляну, где Магда уже очертила огненный круг, который должен был удерживать Прорыв и не дать ему вырваться за пределы.
Габриэль почти не верил в чужую душевную доброту. У Магды наверняка был собственный план, в котором Габриэль был лишь фигуркой на шахматной доске. И это ему не нравилось. Он предпочитал знать, как будут развиваться события, и какая именно роль отведена ему на самом деле. Но вряд ли Магда сказала бы об этом.
Она стояла возле деревьев, облаченная в свое привычное одеяние всех оттенков алого. В сумраке было ясно видно, как на белой полумаске, которую Магда все-таки надела, проступают золотые очертания хризантем. Магда смотрела на огонь, держа в руках артефакт — шар из металлических полос, в центре которого горело белое пламя. Когда придет время, артефакт вспыхнет, и Прорыв откроется.
Тогда Габриэлю надо будет просто войти в него и либо умереть, наконец-то соединившись со смертью, либо ожить в мире живых.
Он вдруг подумал, что навсегда может остаться на нарциссовом поле под багровым небом. Если раньше эта мысль внушала ему определенное спокойствие, то теперь в ней был только ужас.
— Я пришел! — сказал он, стараясь, чтоб голос не выдавал медленно нарастающее волнение. Помахал Магде. Она улыбнулась и, присев на корточки, опустила артефакт на порыжевшую осеннюю траву и легонько толкнула его вперед. Металлический шар с легким шелестом вкатился в круг и, добравшись до центра, разбросал в стороны свои сверкающие полоски, выпустив белую огненную сердцевину.
— Доброй ночи, Габриэль, — улыбнулась Магда. — Ну что, ты готов?
Габриэль кивнул, мельком подумав, что к таким вещам никогда не будешь готов по-настоящему. Им просто надо наступить и пройти.
— Тогда нам осталось дождаться полуночи, — сказала Магда и, опустившись на землю, сцепила пальцы на коленях. Габриэль сел рядом и в очередной раз подумал, что она очень красива. Редкостная, идеальная красота, до которой так никто и не осмелится дотронуться.