– Вспомнилось вдруг, что вы питаете пристрастие к чтению, мисс Лукас, – прервал нашу с Генри беседу Джон Лоуренс. – Вам попадалось что-нибудь из сочинений Аристотеля?
Я медлила с ответом, опасаясь угодить в ловушку. Тратить столько времени на чтение да еще выбирать такие книги, как я, леди не полагалось. Лоуренс знал о моем пристрастии, потому что однажды, когда мы все гостили у супругов Пинкни в городе, он был свидетелем моих набегов на библиотеку Чарльза.
– Признаться, я позаимствовала томик у мистера Пинкни.
– Стало быть у вас есть представление об аристотелевском понятии золотой середины и вы поймете, если я скажу, что Каролина расположена в этой самой золотой середине в климатическом смысле. Она находится в самой умеренной погодной зоне Земного шара. Грешно было бы не воспользоваться щедротами Господа, явленными нам здесь, не так ли? А Господь помогает тем, кто помогает себе сам.
Я кивнула:
– У меня возникли такие же мысли о Каролине, когда я изучала аристотелевскую космографию. Чарльз-Таун заложен в удивительно удачном месте.
– Совершенно верно. – Джон Лоуренс пристально посмотрел мне в глаза, а потом вдруг прошелся быстрым оценивающим взглядом по моей фигуре, так что я вспыхнула. Это продолжалось всего мгновение, но я с трудом сдержала охватившую меня дрожь. И покосилась на Генри – не заметил ли он.
Но Генри неодобрительно смотрел, как Помпей впереди разворачивает лошадку Полли.
– Мы что, уже у границы ваших владений?
– Боюсь, что так. – Приятно было видеть его разочарование. – Плантация Уаппу занимает всего лишь шестьсот акров.
«Ради этого клочка земли вам обоим не стоит стараться», – хотелось мне добавить. Я надеялась, что в результате они сочтут пустой тратой времени ухаживания за мной.
Когда мы проезжали по лесу мимо хижины Бена, мой взор был устремлен строго вперед, на дорогу. Мысли о его странном поведении сегодня утром я заперла на тысячу засовов в самом дальнем уголке сознания, иначе непременно сошла бы с ума.
К тому времени, как мы вернулись домой, я вдоволь наслушалась от Джона Лоуренса комментариев о том, как нам лучше управлять плантацией, и вопросов о других землях Лукасов, поэтому уже с трудом сохраняла самообладание. У меня возникло ощущение, что я все утро провела на рынке и главными лотами на торгах там были я сама и поля, по которым в данный момент я водила экскурсию.
– Благодарю за восхитительную прогулку по окрестностям, джентльмены, – чопорно сказала я. – Весьма сожалею, но сейчас я должна вас покинуть – мы с Полли и маменькой едем в гости к Вудвордам. Я велю Мэри-Энн собрать вам с собой еды в дорогу до Чарльз-Тауна.
– О, ваша маменька любезно пригласила нас погостить здесь несколько дней, – осклабился Джон Лоуренс.
Генри явно чувствовал себя неловко, а мне ужасно хотелось поскорее ретироваться – я не знала, насколько еще хватит у меня терпения, чтобы изображать весь этот политесс.
– Прошу вас, отправляйтесь в гости, мы не станем нарушать ваши планы – подышим с Генри свежим воздухом и разберем корреспонденцию. Ваша маменька сказала, я могу воспользоваться рабочим кабинетом полковника Лукаса для этой цели. Вы не возражаете?
– Разумеется, – с энтузиазмом закивала я, одарив его лучезарной улыбкой; думаю, Чарльз Пинкни был бы весьма впечатлен, увидев, насколько я за один день преуспела в искусстве утаивания своих истинных чувств. – Что ж, надо спешить. Идем, Полли. Ах да, джентльмены, непременно взгляните на наш изумительный огород с настоящей крепостной стеной. Я забыла включить его в список достопримечательностей, которые мы с вами уже посетили.
Я указала Лоуренсам направление в надежде, что они сразу отправятся туда и тем самым дадут мне время унести из кабинета папенькины приходно-расходные книги и спрятать их от любопытных глаз. Лоуренсу, видите ли, понадобилось разобрать корреспонденцию. Ну конечно. Я почти обиделась, оттого что он меня настолько недооценивает.
– Джон Лоуренс – преотвратный тип, Мэри, – сообщила я подруге, когда маменька удалилась на тет-а-тет с миссис Вудворд в ее приватный уголок с диванчиками на втором этаже.
«Мне тоже нужен приватный уголок», – мечтательно подумала я, пока мы с Мэри устраивались в гостиной. Мне очень хотелось достать томик Плутарха, но я все же взялась вместо этого за очередной вышивальный семплер, пообещав себе, что, если мои замыслы по поводу индиго успешно воплотятся в жизнь, непременно обзаведусь приватным уголком и он будет набит книгами, которые леди читать не подобает. О, и еще я построю оранжерею, как у мистера Дево. И разобью чудесный регулярный сад, как у Миддлтонов… «Жадность до добра не доведет», – предостерегла я себя и решила пока ограничиться приватным уголком.
– Может, он все-таки не настолько плох? – покачала головой Мэри.
– Хуже не бывает. Они с Генри уверены, что им удалось меня провести.
Я посвятила Мэри в события вчерашнего дня, рассказала о Кромвеле и о том, что ее смелая догадка насчет Лоуренсов подтвердилась. Разумеется, все подробности о Бене я опустила, упомянула лишь, что Кромвель привез с собой негра.
Тут Мэри нахмурилась:
– Вам стоит проконсультироваться с Чарльзом Пинкни, но мне кажется, «Закон о неграх» запрещает куда-либо возить рабов с личными целями.
Я удивленно взглянула на нее:
– Правда? Боже, я совершенно забыла про этот «Закон о неграх». Возможно, потому что не возникало необходимости изучить его поподробнее. Так или иначе, тот негр, о котором я сказала, – подмастерье Кромвеля, то есть тут, вероятно, особый случай. «Закон», однако, сам по себе весьма занимателен… – Я вонзила иголку в ткань. – По-моему, взрослые люди, попавшие в рабство, более склонны к мятежу, чем те, которые родились рабами. И я не могу сказать, что осуждаю их за это. Бедняги…
Мэри испуганно ахнула:
– Элиза!
– Простите, но это правда. Вы же не считаете справедливым то, что мы порабощаем других людей?
Мэри послюнила кончик красной нитки и поднесла иголку ближе к глазам, чтобы вдеть нитку в ушко.
– Но у вас же есть рабы. И у меня тоже.
– Вообще-то, рабы принадлежат не нам, а нашим отцам. Все, что я могу сделать, – это быть доброй и справедливой к ним, когда они оказываются в моей власти.
– Мой отец говорил, в городе некоторые считают, что сделать рабом белого человека или негра – не одно и то же. Негры глупее нас, и без приобщения к нашей цивилизации так и жили бы дикарями в Африке, как звери, привыкшие убивать друг друга. Так что, по-моему, мы оказываем им благодеяние.
Я округлила глаза от изумления:
– Мэри, а как бы мы сами набрались ума, если бы никто не научил нас читать, писать, считать или, к примеру, говорить по-французски? Мы все – люди.
Я вспомнила проницательные и добрые глаза Эсси, в которых таилось столько мудрости… Она была мне матерью в большей степени, чем женщина, которая меня родила. Квош – настоящий мастер плотницкого дела, и кто знает, кем бы он мог стать, получив достойное образование. А Бен?.. Бен – сметливый, остроумный, все схватывает на лету, и однажды он получит свободу. При мысли об этом меня охватило ликование. Если бы в моей власти было освободить его из рабства прямо сейчас, я бы не колебалась.
– О, наверное, вы по-своему правы, – вздохнула Мэри. Она была настолько поглощена вышиванием, что не замечала, насколько я взбудоражена собственными переживаниями. – И все же это спорный вопрос, потому что мы в любом случае не должны учить их грамоте, а то они начнут рассылать друг другу письма и так организуют новый мятеж.
Меня этот разговор поверг в смятение – я чувствовала себя растерянной, маленькой и бессильной, а слова Мэри меня удивляли, хотя по сути в них не было ничего удивительного. Она – дочь плантатора, какого же мнения ей еще придерживаться?
Но я тоже была дочерью плантатора. И мое мнение коренным образом отличалось.
Разумеется, я читала «Закон о неграх» и даже просила Чарльза растолковать мне некоторые пункты, но до сих пор никогда не принимала его так близко к сердцу.
На обратном пути в Уаппу мы решили навестить миссис Хилл. Это была наша самая близкая соседка – пожилая вдова, обитавшая в небольшой усадьбе на малом клочке земли. Она выдала замуж двух дочерей; у третьей уже намечалась свадьба. Мы передали ей яблоки и засоленную свинину от Вудвордов, а потом я вежливо выслушала ее речь о том, какими страшными бедами грозит мое пристрастие к чтению, которое, помимо прочего, непременно состарит меня раньше времени. Маменька все это время энергично кивала и поддакивала. Похоже, дурная слава обо мне уже пошла по миру…
Наконец мы вернулись домой.
– Маменька, напрасно все-таки вы предложили мистеру Лоуренсу и его сыну погостить у нас. Это такое тяжелое бремя для Эсси и Мэри-Энн, особенно теперь, когда на плантации поселился еще и мистер Кромвель.
– Увы, мистер Лоуренс не оставил мне выбора – неудобно было ему отказать. Если что, это была не моя идея, и вообще этот джентльмен кажется мне жутким занудой. Полли, никогда не повторяй это слово.
Моя сестренка хихикнула.
– Какое облегчение знать, что вы так о нем думаете, – отозвалась я. – Как по мне, этот джентльмен совершенно невыносим.
Мы с маменькой и Полли уже подходили к крыльцу, но тут мое внимание привлекли голоса под навесом. Я поспешила туда, где Сара, Кромвель и Того стояли вокруг бадьи с замоченной индигоферой, а маменька с Полли скрылись в доме.
– Что случилось? – спросила я, подходя к навесу.
Кромвель пожал плечами:
– Это сырье испорчено, я велел ей все выбросить.
Сара стояла, полыхая глазами. Затем она вдруг подняла с земли охапку мокрых стеблей с листьями, которые, видимо, только что вытащили из бадьи, и отшвырнула их с такой злостью, что они разлетелись по двору.
– Вздорная баба, – свирепо процедил сквозь зубы Кромвель. – Вам надо держать ее в узде. Или я этим займусь. – Он тряхнул головой и не оглядываясь зашагал к хижине Бена.