Квош, Сони и Помпей под моим руководством построили «школу» – навес на открытой площадке за негритянским поселком, – так, чтобы его не было видно из окон нашего дома и с подъездной дороги. Поначалу я думала предложить дочкам Мэри-Энн и Лиль-Гулле каждое утро приходить ко мне в кабинет, но господский особняк был для них непривычным местом, и я побоялась, что они все время будут отвлекаться от занятий. Да и Полли у нас была такой непоседой, что отвлекала бы их одним своим присутствием.
Отдать распоряжения насчет работ на плантациях, проверить, как идут дела, и все записать в тетрадь отчетов – это занимало у меня добрую часть дня. Теперь ежедневно с нашей плантации Гарден-Хилл в порт Чарльз-Тауна ходила лодка с грузом. Мурри, наш приказчик с Комби-Ривер, принял брошенный мною вызов, и теперь под его руководством качество производимых на плантации товаров заметно повысилось. В итоге мы уже отправили в Вест-Индию изрядное количество бекона и засоленной говядины вместе с очередной партией корабельной древесины. И продолжали точно следовать перечню запланированного импорта и экспорта. Но всякий раз, изучая наши расходы, я ужасалась тому, насколько ненадежно и шатко наше положение. Одно кораблекрушение, одна испорченная партия товара, один невыполненный заказ – и может случиться так, что нам нечем будет платить по закладной. «Отец, что же ты наделал?.. И как же я по тебе скучаю…» – думала я.
Средства, вложенные в производство индиго, тоже нельзя было назвать мелочью. Баланс мог критически не сойтись, учитывая затраты на жалованье Кромвелю, а также на изготовление необходимых нам инструментов и оборудования.
Ко всему этому добавились дополнительные траты – маменька настояла, чтобы мы присутствовали на ежегодном Балу в честь дня рождения короля, а для этого надобно было заказать у портних роскошные наряды. У меня и без этих расходов голова шла кругом, так что в предвкушении торжества я трепетала скорее от страхов, чем от радости.
Мистер и миссис Пинкни прислали настоятельное приглашение остановиться у них в городе на несколько дней, когда мы приедем на бал. А миссис Пинкни, уподобившись ангелу небесному, услышала мои заполошные молитвы издалека и пообещала одолжить нам свою портниху, Беттину, чтобы та сшила парадные платья, если у нас уже есть отрезы ткани. Я с величайшей благодарностью ответила, что мы будем ей очень признательны за это благодеяние.
Остаток дня, не заполненный насущными делами, я обычно проводила, обучая чтению негритянских детишек, а напоследок, в качестве вознаграждения, позволяла себе предаться двум любимым занятиям – музицированию и прогулке с Беном по полю, засеянному индигоферой.
Дорогая мисс Бартлетт!
Отчего Вы, любезная мисс Би, столь часто повторяете о своем желании знать, как я провожу свои дни?
Коли Вам и правда любопытно, встаю я обычно в пять утра, недолго читаю, прогуливаюсь по саду или по полям, проверяю, надлежащим ли образом выполняют рабы свои обязанности, а затем отправляюсь завтракать.
После этого я посвящаю время музыке, французскому и скорописи, а также занятиям с нашей малышкой Полли и с двумя черными девочками. Этих двух девочек я учу читать и надеюсь, что, коли будет на то дозволение отца (от маменьки я таковое уже получила), они впоследствии станут учительницами для других негритянских детишек.
Остаток дня до самого ужина я употребляю на дела, касающиеся плантации. Рукодельничаю до сумерек, когда приходит пора зажигать свечи, и далее до отхода ко сну читаю либо пишу.
Ненавижу браться за новые дела, пока не закончены старые, но тут, для разнообразия и дабы отвлечься, я затеяла нечто, не требующее особых навыков, зорких глаз и большого ума. Ни за что не догадаетесь, о чем я. Плету сеть для ловли креветок!
О, чуть не забыла еще кое-что. Я посадила целый сад смоковниц – собираюсь засушивать плоды и продавать их. Подсчитала расходы и доходы, которые сей товар нам может принести, но коли сообщу Вам, какое несметное состояние я рассчитываю на нем сколотить, Вам покажется, будто я слишком уж далеко зашла! Однако Ваш добрейший дядюшка давно говорит, что у меня изобретательный ум, щедрый на прожекты.
Прошу, скажите ему, коли он посмеется над моими смелыми замыслами, что мне, по крайней мере, не придет в голову устроить тут серебряные копи, и он поймет, что я имею в виду.
Ежели не ошибаюсь, в прошлом своем письме Вы обмолвились, что вскоре, возможно, доберетесь до нас на лодке, дабы взглянуть, как растут мои дубы. Правда ли это? Тогда не медлите воплотить свое намерение в жизнь, ибо Ваш визит доставит мне величайшее удовольствие!
Искренне Ваша
Элиза Лукас
26
Бен с терпением относился к моему присутствию на поле индигоферы, и нередко мы вдвоем прогуливались вдоль рядов, осматривая каждый кустик. Неделя за неделей Бен становился все разговорчивее. Я обнаружила, что, чем больше молчу сама, тем больше он говорит.
– Посмотри, – сказал он как-то, коснувшись одной ветки, гордо выставившей на обозрение растопыренные с обеих сторон листочки. – Видишь, как ветки тянутся во всех направлениях? Они ищут солнечных лучей. Ни одна не прячется в тени другой.
– Поэтому кусты кажутся такими дикими и непослушными, – заметила я.
– Совершенство не всегда можно распознать с первого взгляда. Но присмотрись, и увидишь, что они идеальны. – Он опустился на колени и отделил три веточки, которые росли рядышком, так, что их можно было сравнить между собой. – На каждой стороне одинаковое количество листьев. Все они одного оттенка. Но посмотри… каждый лист своеобычен.
Я подобрала юбки и присела рядом с Беном на корточки, наблюдая, как он жестикулирует, указывая на те или иные листочки.
– Смотри, как лист наполняется соками, как его края начинают загибаться вниз, будто сам он всей поверхностью рвется вверх, к солнцу. Скоро настанет время собирать урожай. Может, через несколько недель.
Я всматривалась изо всех сил, но, честно признаться, не видела того, о чем он говорил. Темные выразительные глаза Бена были серьезными, гордое лицо с резкими чертами не отражало и тени улыбки. И я кивала – мол, да, все вижу, – отзываясь скорее на мелодичный рокот его голоса, чем на слова.
Бен меня завораживал.
В такие моменты, когда мы оставались наедине и он что-нибудь рассказывал, я жалела, что такие люди, как Эндрю Дево и Чарльз Пинкни, не знают, каким поразительным умом наделен Бен. Мистер Дево получил бы особое удовольствие от беседы с ним. Давненько я не навещала старика… В следующий раз, когда соберусь к нему в гости, можно будет взять Бена с собой в качестве помощника для Квоша. Вот уж Бен с мистером Дево отведут душу, обсуждая растения!
– Ты же не видишь ничего, – вздохнул Бен.
– Вижу! – запротестовала я. – Прости, я задумалась.
На его лице мелькнуло разочарование, он отпустил ветку и начал вставать с земли.
– Подожди, я слушала тебя внимательно, просто… – Я потянулась к нему, чтобы остановить, но не удержала равновесие и, качнувшись вперед, ухватилась за его руку.
А дальше я замерла, зачарованно глядя, как наши пальцы переплелись. Это было похоже на черно-белую клавиатуру клавесина.
У меня запылали ладони.
Я чувствовала жар его руки, шероховатую поверхность кожи, создававшую такой разительный контраст с моей. Голова закружилась, я поняла, что не могу сделать вдох. И воздух между нами застыл, как будто Бен тоже утратил возможность дышать. Я оторвала взор от наших переплетенных пальцев, взглянула ему в лицо – Бен тоже не шевелился, зачарованный, как и я. На миг его пальцы сжались крепче, а потом он вздрогнул, свободной рукой схватил меня за запястье и расплел наши пальцы – неохотно, словно лишь часть его этого желала.
Бен поднялся.
И я тоже кое-как выпрямилась, неловко, пошатываясь, потому что мне никто не помог. Не помог, поскольку это означало бы новое прикосновение.
Лицо мое полыхало жаром. Запоздало ахнув, я развернулась и поспешила к дому.
27
– Это недопустимо! – Маменькин голос заметался эхом по маленькому рабочему кабинету. Мы только что насладились чудесным осенним ужином из оленины с тыквой и теперь, уложив Полли спать, грелись у камина. – Ты проводишь слишком много времени с этим… с этим…
– С Беном, маменька, – спокойно подсказала я и, подойдя к огню, который весело потрескивал в камине, поворошила угли кочергой.
Погоды стояли необычно холодные для октября, и я уже опасалась ранних заморозков – все время думала, что, чем раньше мы соберем индигоферу, тем будет лучше. Но Бен с Кромвелем упрямо твердили, что нужно подождать еще несколько дней. По каким признакам они это определяли – вернее, Бен определял, – для меня оставалось загадкой. Эта магия была выше моего понимания, хотя я вроде бы изучила все доступные факты.
Я только что ввела маменьку в курс нашей эпопеи с индиго, но сама уже довольно давно не выходила на поле с Беном.
– Его зовут Бен. И вы знали его, когда он был ребенком. Вам известно, что он хороший, добрый человек. И что он мой друг. Мой лучший друг.
При этих моих словах маменька издала пронзительный стон и откинулась на подушки.
Я устремила взор на потемневшее небо за окном. Обычно, если я не обращала внимания на маменькины театральные позы, она быстро заканчивала представление.
– И еще ты учишь читать негритянских детей! – Маменька тряхнула головой. – Читать! – повторила она, словно сама своим ушам не поверила с первого раза.
– Да, мама. Недавно начала. Они всего лишь дети, и я преподаю им основы грамоты. Вряд ли они благодаря этому знанию сразу поднимут мятеж.
– Но это незаконно!
– Вы собираетесь на меня донести? – поинтересовалась я и поплотнее задернула зеленые парчовые шторы, чтобы ночной холод не проникал в комнату.
– Конечно нет. Я никому не скажу. Иначе нас оштрафуют – и что мы тогда будем делать?