– Малышка Элиза… – Он протянул руку и убрал мокрую прядку волос, прилипшую к моей щеке.
Этот нахальный жест был настолько неожиданным, что я даже не успела уклониться – просто оцепенела от изумления.
– Такая доверчивая… наивная… невинная… – Его пальцы прошлись по моей щеке.
Шок от первого прикосновения наконец прошел, туман в голове испарился, и я резким взмахом руки отбросила его ладонь.
– Что все это означает?!
Я покосилась на дверь – она была закрыта. Маменька бесшумно затворила ее за собой. Когда я это увидела, чуть не раскрыла рот от удивления. Это была уже вторая ее попытка оставить меня наедине с Кромвелем. Мысль о том, что она поступила так намеренно, меня поразила. Это было ужасно, но гораздо хуже было то, что могло случиться с индиго.
– Что вы сделали с красителем?
Что бы Кромвель ни сделал, он во всем признается и все исправит. Если он продал партию, я потребую ее вернуть.
– Отвечайте немедленно. Где индиго?
33
Кромвель изумленно округлил глаза и пожал плечами:
– Здесь ваш индиго. Где еще ему быть?
Я растерянно воззрилась на него, уже не обращая внимания, что он стоит слишком близко.
– Здесь? Стало быть, вы не забрали его? Не продали?
Теперь уже растерялся Кромвель:
– Что за глупости? Как вам такое в голову пришло? – Он развел руками: – Там и продавать-то нечего. Раствор получился слишком едкий. Краситель не выпал в осадок.
– Что значит «едкий»?
Он склонил голову набок, разглядывая меня:
– Прошу прощения, но по тому, как вы начали разговор, я решил, что вы знаете. Какое огорчение. И мы ведь все так старались. В общем, раствор испорчен.
Я ахнула.
Он продолжал что-то говорить, но я уже не слушала – у меня гудело в ушах, будто со всех сторон накатывали, рокоча, океанские волны. В глазах потемнело, я ухватилась за каминную полку, чтобы не упасть.
– …Я постараюсь разобраться в том, что произошло, – закончил Кромвель.
– Раствор испорчен? – с трудом выговорила я. – Как?
– Тайна сия велика есть. Процесс, знаете ли, весьма деликатный. Если не быть все время начеку, можно что-нибудь сделать слишком рано или слишком поздно, из-за тысячи мелочей все норовит пойти не так. Возможно, Бен отвлекся на свою красотку, на негритяночку Сару… – Кромвель снова развел руками, а у меня болезненно сжалось сердце, и я постаралась погасить огонек тревоги, вспыхнувший при мысли о том, что Бен может быть где-то рядом с этой вероломной гадюкой. Сара оправилась после выкидыша и вела себя более покорно, но я все же пока не решила, что с ней делать дальше.
Я продолжала наблюдать за Кромвелем, ища признаки того, что он мне лжет. Я почти физически ощущала, как от этого человека веет обманом. Однако если он говорит правду, о финансовых последствиях страшно подумать. Мой замысел должен воплотиться в жизнь. Просто обязан! Я должна доказать, что могу добиться успеха. А если Кромвель все-таки лжет…
Я закрыла глаза, мысленно взмолившись ниспослать мне силы.
Зачем Кромвелю лгать? Как можно испортить раствор? Я пошатнулась.
– Ну-ка, ну-ка… – слащаво пропел Кромвель и, обвив меня рукой за талию, повлек к диванчику.
Я оттолкнула его:
– Не прикасайтесь ко мне. Объясните, что произошло.
Он вскинул руки, раскрыв ладони:
– Нечего объяснять. Сырье было низкого качества. Листья никуда не годились.
– Вы и в прошлый раз это говорили. Но сейчас я точно знаю, что индигофера выращена правильно и листья собраны в срок. Бен сказал, они идеальны.
Кромвель ехидно фыркнул.
– «Бен сказал, они идеальны», – передразнил он меня. – Вы проводите с ним слишком много времени. – Его лицо вдруг побагровело. – Я мастер индиго, я, а не этот черный сукин сын. Я! Слышите?
– Прекрасно слышу. – Я подошла к двери и распахнула ее. – Эсси!
Она возникла передо мной в ту же секунду, так что я вздрогнула от неожиданности.
– Эсси, пожалуйста, пошли кого-нибудь за Беном. Он нужен мне немедленно.
Эсси кивнула и снова растворилась в темноте холла. Мне необходимо было получить ответы, а для этого требовалось поговорить с обоими мастерами индиго. Я с ужасом поймала себя на том, что готова разрыдаться от отчаяния, гнева и разочарования, потому что оказалась в тупике, из которого не было выхода.
– Ну и зачем вы за ним послали? Хотите сказать тем самым, что не верите мне? – вознегодовал Кромвель. – Как вы смеете меня оскорблять?!
Светильники в кабинете не могли ничего поделать со сгущавшейся за окном тьмой. Грозовые тучи так затянули небо, что казалось, уже наступили сумерки, хотя был разгар дня. От ветра, свистевшего вокруг дома, подрагивали стекла. «Надо бы навесить штормовые ставни», – подумала я рассеянно, но эта мысль тотчас исчезла в бурном водовороте других.
Я присела на край диванчика и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Еще раз прошу, объясните мне. Мы следовали всем вашим указаниям, делали в точности как вы говорили, – мой голос стал жестче, – несмотря на ваши сознательные попытки ставить нам палки в колеса.
– Я не собираюсь выслушивать эти инсинуации! Ваша мать права – чем скорее мы покончим с этой вашей нелепой затеей, тем лучше. Вы стали слишком амбициозны. Не очень-то подходящее качество для девицы на выданье, но при определенных усилиях я мог бы с этим смириться.
– Моя мать, вы сказали? – возмутилась я. – Она не имеет никакого отношения к делам плантации! – И тут до меня дошел смысл его последних слов. – Вы могли бы смириться? – повторила я. – Что это значит?
– Ваша мать считает, что вам всем нужно вернуться на острова. – Кромвель уселся рядом со мной и накрыл мою руку своей ладонью.
Деваться мне было некуда – он сел так близко, что я оказалась зажатой между ним и подлокотником. Запаниковав, я отклонилась, насколько могла, и попыталась отдернуть руку, но он не отпустил.
– Я должен вам еще кое-что сказать. Сделать, так сказать, предложение.
Раздался стук в дверь, и Кромвель отстранился от меня. Я, немедленно воспользовавшись возможностью, вскочила и устремилась к открывающейся двери.
Эсси, промокшая насквозь, уже стояла на пороге и сделала книксен. В другое время я непременно почувствовала бы вину за то, что послала человека под проливной дождь, но на сей раз лишь возблагодарила Господа за то, что сейчас она была здесь.
Эсси отступила, и Бен вошел в кабинет; по его лицу ручьями струилась дождевая вода, капала с подбородка. С одежды тотчас натекла лужа под ногами. Я вгляделась в его лицо, ища знаки поддержки, но оно было бесстрастно, а взор обращен к огню в камине.
Мне казалось, я вижу кошмарный сон, который никак не закончится. Все вели себя не так, как должны были.
– Бен… – прошептала я дрогнувшим голосом.
Эсси осталась у двери, и я была благодарна ей за это молчаливое присутствие.
– Расскажи мне про индиго, – попросила я Бена. – Все пропало, да?
Бен покосился на Кромвеля, затем перевел взгляд на меня:
– Да.
У меня вырвался возглас отчаяния и, почувствовав влагу на щеках, я поняла, что мое тело уже не в силах терпеть душевную муку – слезы покатились сами собой.
– Почему?
– В раствор добавили слишком много извести. – Голос Бена звучал спокойно и печально.
Кромвель нетерпеливо поднялся с дивана:
– Знаете, что…
– Слишком много извести? Не понимаю. – Я переводила взгляд с одного на другого; Кромвель смотрел на Бена. – Но Кромвель сказал, что ничего не получилось из-за плохого качества сырья.
– Э-э… Я имел в виду, что, если бы сырье было хорошего качества, извести оказалось было ровно столько, сколько нужно, – заявил Кромвель. – Но в нашем случае из-за извести раствор стал слишком едким. Тут уж никогда нельзя рассчитать заранее.
Бен опустил глаза, и я поняла, что Кромвель лжет.
– Но мне кажется, настоящий мастер индиго все смог бы рассчитать, – сказала я. – Поэтому ответьте: кто намеренно испортил мое индиго?
Я подошла к окну задернуть занавески, чтобы скрыть от глаз мрачную картину непогоды снаружи, и постояла так несколько мгновений, собираясь с мыслями и силами. Затем обернулась к Бену и Кромвелю, к тем, кто претендовал на звание мастеров индиго, и попыталась угадать, что могло бы побудить каждого из них устроить саботаж, погубив все мои усилия.
Кто это сделал? Какой мотив мог быть у одного и у другого?
Того сказал, что видел, как они ругаются. Единственное, что могло меня сейчас утешить – это предположение, что Бен пытался помешать Кромвелю испортить индиго.
Первый сейчас неловко переминался с ноги на ногу, как будто ждал, что второй что-нибудь скажет.
Почему Бен сделал недостаточно для того, чтобы помешать Кромвелю? Я знала ответ. Один только спор с хозяином мог закончиться для него наказанием кнутом, а то и худшей карой. Нельзя было его осуждать за бездействие. Но я осуждала. Ведь Бен пообещал мне, что все будет хорошо. Он дал слово.
В конце концов я остановила взгляд на Кромвеле:
– Итак?
– Я уже говорил, что попытался разобраться в произошедшем… – Он откашлялся.
Я сделала глубокий вдох и помассировала пальцами виски, стараясь успокоиться – сердце неистово колотилось, хотя буря эмоций улеглась.
– В чем я должна вас обвинить? В том, что вы намеренно ввели меня в заблуждение и саботировали производство красителя? Или в том, что вы вовсе не являетесь мастером индиго, каковым мне представились? Человек, действительно сведущий в этом деле, не совершил бы столь непростительной ошибки.
Кромвель побагровел:
– Как вы смеете так со мной разговаривать? За подобную дерзость можно получить хорошую трепку. Будь вы моей женой…
Я расхохоталась:
– Вашей женой?!
Кромвель скрипнул зубами. И похоже, решил сменить тактику:
– Ладно, неважно. Меня интересует, кто все-таки испортил раствор. – Он вопросительно вскинул бровь.
Я ощущала исходившее от Бена волнение и повернулась к нему. Он вздрогнул, когда наши взгляды встретились.