– Томми… – простонала она. И протянула мне письмо. Оно было от нашей попечительницы, миссис Бодикотт.
Я уже потеряла надежду, что мое сердце когда-нибудь исцелится. Сколько бы времени ни прошло, это не помогает, ибо каждая новая трагедия заново разламывает едва затянувшиеся трещины, и нет никакой возможности собрать воедино осколки. На сей раз беда пришла к моему самому младшему брату Томми – чудесному, тихому, желавшему всем угодить малышу. Миссис Бодикотт писала, что болезнь его оказалась слишком серьезной и нам надо готовиться к худшему. У меня перехватило горло.
Смерть делает свой выбор наугад. Почему она не забирает жизнь у злых людей? Зачем ей невинные дети?
В тот момент, вопреки собственной уверенности в том, что я все-таки начала исцеляться, находя разные дела, обретая заново вкус к учению, увлеченно осваивая хитросплетения законов и задавая себе тем самым занятия для ума, меня снова одолело чувство безнадежности от того, что жизнь настолько хрупка.
Я постаралась совладать с унынием и принялась хлопотать вокруг маменьки. Отвела ее наверх, дождалась, пока Мэри-Энн принесет ей ромашковый чай, поспешила в холл и обнаружила, что Чарльз собирается нас покинуть.
– Вам уже пора? – спросила я дрогнувшим голосом, спускаясь по ступенькам.
Он стоял в холле, вертел в руках шляпу и рассматривал гравюру, которую я недавно повесила на стену: охотники верхом мчатся по следу зверя в сопровождении стаи гончих.
Чарльз вздрогнул, услышав вопрос, и повернулся ко мне. Он задумчиво смотрел, как я иду по лестнице, и в глазах его – если только мне не почудилось – была тоска.
– Как у вас дела, мисс Лукас? То есть как были дела до очередной порции дурных вестей, о которой я весьма сожалею.
– Хорошо, спасибо. – Не думаю, что мне удалось скрыть скорбь. – Я пришла к выводу, что мы вынуждены покинуть Южную Каролину по моей вине…
– Элиза… – попытался перебить меня Чарльз, но я вскинула руку и спустилась по последним ступенькам.
– Это правда, мистер Пинкни. Сомнений быть не может.
– Зовите меня Чарльз, – попросил он и пылко продолжил: – Что бы вы себе ни думали, честно скажу, что никогда я не встречал ни женщины, ни мужчины, наделенных такой отвагой, порядочностью и целеустремленностью, как вы. И то, что вы сами себя порицаете, хотя совершенно очевидно, что внешние обстоятельства были не в вашей власти, меня поражает. Я всегда буду вами восхищаться. Вы удивительная… – Он качнул головой. – То, что вы совершили…
В каком-то безумном, бессознательном стремлении заставить его замолчать я прижала палец к губам Чарльза.
И резко отдернула руку.
Он испустил вздох.
– Простите! – перепугалась я и отвернулась, чтобы совладать с собой.
Чарльз у меня за спиной хранил молчание.
– Вы не должны так говорить обо мне, – хриплым от волнения голосом вымолвила я, сделав шаг вперед, чтобы увеличить дистанцию между нами. – Для меня ваши слова слишком ценны, и вы заставляете меня верить, что я способна совершить нечто важное. Но на самом деле это не так… – Я смахнула слезу со щеки. – Это выше моих сил…
Чарльз молчал так долго, что мне показалось, он уже уехал. Но обернувшись, я застала его на прежнем месте. В серо-голубых глазах читалась боль, хотя он старался придать лицу бесстрастное выражение.
Проносились мгновения.
– Индиго, – произнес он наконец. – У вас все получится. Вы…
– Перестаньте. Пожалуйста. Я не сумею…
– Даже если это будет означать, что вы сможете остаться здесь?
– От этого ничего не изменится!
Чарльз сглотнул – на шее дернулся кадык. Его губы плотно сжались, глаза помрачнели.
– Изменится, – возразил он. – Для Южной Каролины… и… – Кадык снова дернулся. – И для меня.
Мы смотрели друг на друга.
«У Чарльза, оказывается, тоже есть честолюбивые помыслы, – подумала я. – Как у меня когда-то…»
Любопытно было бы узнать, что он видит, глядя на меня вот так, сверху вниз – я едва доставала ему до груди.
Хотелось спросить, что он имеет в виду, но меня сковал страх. Между нами и так уже возникла странная, зыбкая близость.
– Спасибо, что навестили нас, – проговорила я, нарушив ее.
Чарльз сдержанно кивнул:
– Пожалуйста, не забывайте о нашем приглашении. Миссис Пинкни будет невероятно рада вас видеть.
– Не забуду.
43
Мистер Маниго из Чарльз-Тауна прислал нам извещение об инциденте на плантации Уаккамо. Оказалось, Старрат мертв. Убит выстрелом в голову во время сна.
Я ахнула, прочитав об этом. Не от скорби по приказчику, а от того, как он умер. В конце концов ему пришлось расплатиться за свои грехи.
В письме мистер Маниго спрашивал, есть ли у меня на примете человек, которого можно назначить на освободившуюся должность. Я, удивившись, что его интересует мое мнение на сей счет, учитывая, что плантацию у нас должны были вот-вот конфисковать за долги, ответила, что он может сам поставить там приказчиком кого пожелает. Возможно, покупатель на нее еще не нашелся. О том, что проводится расследование убийства Старрата, Маниго не упомянул.
Я отложила перо и посыпала непросохшие строчки песком, чтобы впитались излишки чернил.
«Убит выстрелом в голову…»
Резко встав из-за стола, я пересекла кабинет и распахнула дверцу армуара.
Мушкет был на месте – стоял там, нетронутый, бесполезный. Я закрыла дверцу и вернулась к столу. Невозможно было не испытать облегчения от того, что Старрат более не оскверняет сей мир своим присутствием.
К концу сентября индигофера выросла до пояса.
Ранним утром в те дни, когда у меня не было уроков с Квошем, я приходила на окраину поля и раздумывала, не начать ли все сначала. Некоторые кусты, по иронии судьбы именно те, что росли ближе к хижине Бена, уже как будто бы собирались зацвести. Я упрямо наблюдала за ними каждый день. Индиго, таившееся в листочках, уже напитанных соками, звало меня сладкозвучной песней сирен. Этот зов казался таким громким и настойчивым, что хотелось закрыть уши ладонями.
Квош, заставая меня за созерцанием индигоферы, неизменно останавливался, чем бы в тот момент ни занимался, и смотрел пристально, будто ждал чего-то.
Я переводила взгляд на него, но он лишь приветствовал меня кивком.
Даже если на этот раз мы сумеем получить индиго, будет поздно – моя судьба предрешена. Мы возвращаемся на Антигуа. Мой брат Джордж уже на пути к нам – и не для того, чтобы взять на себя управление плантациями, которые я сохранила для него и нашего отца, а для того, чтобы спасти нас, женскую половину семьи, из беды. Так зачем же мне опять ввязываться в эту авантюру? Даже если сейчас я преуспею, придется все бросить, и это окончательно разобьет мне сердце.
В октябре пришла дурная весть – миссис Пинкни стало хуже. У меня душа болела за Чарльза – как ему, наверное, тяжело… Я стала собираться в Бельмонт – нужно было поспешить.
Миссис Пинкни лежала передо мной; ее голова покоилась на заботливо взбитых подушках. Лицо было таким бледным, что казалось синеватым, но это еще не самое страшное – на лбу, на щеках, на руках, повсюду, безупречно гладкая кожа была усыпана темными точками и пятнами.
Врач сказал, что, вероятно, у нее под кожей происходят кровоизлияния – как будто тысячи крошечных мечей пронзают ее тело так, что на поверхности не видно ран. Это было ужасно. Измученный Чарльз дремал на канапе возле остывающего камина. Едва приехав, я отослала его туда, чтобы он хоть немного отдохнул. Он выглядел таким изможденным, в глазах отражалась такая душевная мука, что было невыносимо на него смотреть. Сердце мое разрывалось, я понимала – этот человек удручен собственной беспомощностью и скорбью от того, что он не в силах помочь жене.
Миссис Пинкни пошевелилась, ее сухие, растрескавшиеся губы приоткрылись, и я подалась к ней.
– Миссис Пинкни… – прошептала я, стараясь не разбудить ее мужа.
Веки больной дрогнули, но понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла сосредоточить взгляд на мне. А потом она попыталась улыбнуться:
– Элиза?.. – Голос был едва слышным и хриплым.
Слезы невольно навернулись мне на глаза, я поспешно промокнула их и попыталась улыбнуться в ответ:
– Да, это я. Отправила вашего супруга отдохнуть. – Я осторожно погладила ее руку; Чарльз сказал, что даже легкое пожатие может вызвать новые кровоизлияния.
Она поморщилась и от этого прикосновения.
– Простите…
Миссис Пинкни покачала головой:
– Ничего. Я рада, что ты здесь. Мне… – Она попыталась сглотнуть, издав горлом сухой звук.
На столике рядом с кроватью стояла чашка с отваром. Я зачерпнула отвар чайной ложечкой и поднесла к губам больной – она с благодарностью сделала глоток и слабо проговорила:
– Чарльз сказал, твоя… твоя индигофера возродилась.
Я кивнула:
– Да. Но что толку? Мой брат Джордж уже плывет сюда, чтобы забрать нас на Антигуа. Мы отправимся на острова, как только зима закончится и можно будет проложить безопасный курс.
Сердце у меня болезненно сжималось, когда я говорила о наших планах. Зато маменька, конечно же, ликовала – радовалась грядущей встрече с Джорджем, но прежде всего была счастлива от того, что исполнится ее заветное желание вернуться на Антигуа. А дальше в ее чаяниях было возвращение в Англию, и насчет этого я с ней не спорила – не хотелось говорить ей о том, что вряд ли нам удастся туда добраться, поскольку международная обстановка опять ухудшилась и пошли слухи о скорой войне между Англией и Францией.
– Нет. Ты должна попробовать еще раз.
– Что?
– Индиго, – хрипло пояснила миссис Пинкни. – Сделать индиго… еще раз…
– Тише, вам нельзя напрягаться.
Она закрыла глаза и нахмурилась, будто пыталась собраться с последними силами.
– Я вас оставлю, отдыхайте.
– Письма, – прошептала миссис Пинкни.
– Что, простите? – переспросила я, решив, что неверно расслышала.
– Можешь прочитать мне письма?