Она бросила взгляд на дальний конец стола, где полковник увлеченно обсуждал что-то с Робертом и другим старшим офицером. Сингер не был рослым или внушительным, но все равно производил грозное впечатление. О том, чтобы ему не подчиниться, не могло быть и речи.
– Сингер крепкий орешек, – подтвердил Даниэль, когда сестра завела о нем разговор. – Именно такой человек нужен, чтобы здесь командовать. Не смотри так мрачно, Джоан. Я полагал, ты приехала ко мне. А теперь начинаю думать, будто ты воспользовалась этим предлогом, чтобы увидеть тот замок, – шутливо произнес он.
– Конечно я приехала к тебе, – грустно сказала Джоан.
Между тем на столе появились дымящиеся тарелки с жареной рыбой и с пряным рагу из лангустов. На других блюдах высились горы ароматного риса и лепешек.
– Право, выглядит аппетитно, – сказал Рори.
– Да, здесь нет недостатка в хорошей еде. Хотя, когда я в последний раз обедал у Роберта и Мэриан, все обстояло иначе.
– Джабрин, этот замок, который я хочу… который мы хотим посмотреть… Крепость Джабрин… – пробормотала Джоан. – Не думала, что там успели побывать другие европейцы. Мне это место представлялось заброшенным и… нетронутым. А полковник Сингер только что упомянул о нем в разговоре так, будто недавно заскочил туда между делом, чтобы убить время.
– Позволь, это ведь рядом с Низвой, да? Там размещен один из гарнизонов, прикрывающих ключевые позиции у подножия гор. Конечно он туда ездил. Он побывал почти везде. Это его работа, Джоан. Мы пытаемся остановить повстанцев, закладывающих мины, и перекрыть все пути доставки в горы необходимого им снаряжения. Там нет никакой возможности проехать на автомобиле, и, надеюсь, скоро мы будем перехватывать всех ослов. Так что бунтовщикам останется лишь посылать женщин.
– Почему женщин? – спросил Рори.
– Нам не разрешено их останавливать, а тем более досматривать. Повстанцы якобы не делают этого тоже, – пожал плечами Даниэль и усмехнулся. – Это, конечно, бессовестная ложь, но каждая война ведется по своим правилам. После мин наша самая большая проблема – это вода. Ее нет. Мы едва не изжариваемся, взбираясь на скалы, а всю питьевую воду нам приходиться нести на себе. Мы пробовали возить ее на мулах, связанных цепочкой, один за другим, но и они не могут идти в гору, когда тропа становится слишком крутой. До меня доходили слухи, что наши пытаются приручать диких козлов, чтобы возить на них бочонки. – Он замолчал и улыбнулся сестре. – Встряхнись, Джоани. Нет смысла стучать в запертую дверь. Как сказал Сингер, тебе вообще повезло, что ты добралась хотя бы сюда.
В голосе Даниэля звучало легкое раздражение, и Джоан понимала, что виной тому ее ребяческая досада. Он часто вынуждал ее чувствовать себя младшей. Какое-то время девушка ела молча, пока Рори и Даниэль говорили о старых друзьях и о том, чем занимаются на работе. Было странно слышать рассказы Рори о работе в аукционных залах вперемешку с повествованиями брата о разведывательном патрулировании, воздушной поддержке и нападениях из засад. Рори явно слегка завидовал суровой, полной опасностей службе Даниэля и стремился дать понять бывшему однокашнику, что дело, которым занимается он, также требует знаний и организаторского таланта.
Они то и дело весело поддразнивали друг друга, а Джоан слушала их и чувствовала себя лишней, все глубже погружаясь в омут тихой печали, не оставлявшей ее со дня встречи с Мод Викери. Она уже решила, что сейчас не время мучить Даниэля неприятными вопросами, хотя понимала: в какой-то момент сделать это придется. Ей не хотелось испортить их первую встречу, и девушка чувствовала, что для задуманного ей необходимо собраться с мыслями. Через некоторое время молодые люди, похоже, заметили молчаливость Джоан. Рори мягко толкнул ее плечом и протянул ей лепешку, а Даниэль спросил:
– А как себя чувствовала мама, когда ты уезжала?
Вопрос заставил сердце Джоан сжаться. Она подняла глаза от тарелки, пытаясь прочесть по лицу брата, что он имеет в виду. За его вопросом явно что-то скрывалось. Все то же раздражение, но и еще что-то. Может, чувство вины? Наверное, за то, что он так надолго уехал, или за то, что лишь теперь решился спросить о матери. Джоан задумалась над ответом.
– Все так же. Возможно, чуть лучше. Она бодрится. – Последовало неловкое молчание двух смущенных людей, встревоженных ситуацией, но неспособных найти выход. – Не знаю, что сказать, Дэн. Она по тебе ужасно скучает.
– Вот как? – спросил он бесцветным голосом.
– Еще бы! – решительно заявила Джоан. Слова, копившиеся так долго, словно вылетели сами собой. – Она не понимает, почему ты не приезжаешь домой, чтобы ее навестить. И… я тоже.
– Она так говорит, да?
– Да! Ну, возможно, не именно этими словами… Но это и так ясно.
– Ты всегда видишь только то, что хочешь, Джоан.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Спокойно, старик, – тихо проговорил Рори.
Даниэль посмотрел вдаль и провел рукой по подбородку. Они долго молчали. Потом Даниэль протянул руку и сжал ладонь Джоан.
– Знаю, ты думаешь, я… бросил вас, чтобы заниматься всем этим, – сказал он. – Но у меня тут есть работа, и мне нужно ее выполнять.
– Тебе полагается отпуск, ведь так? Все солдаты получают отпуск. Ты не умрешь, если приедешь домой и навестишь ее. Ты не знаешь, каково сидеть с ней дома и слышать, как она все время… рыдает.
– Нет, – вздохнул Даниэль. – Не знаю. Но могу себе представить.
– Все изменилось после смерти отца. Мне… тоже хочется уехать. Двигаться дальше по жизни. Но как я могу?
– Конечно все изменилось, – тихо сказал Даниэль. – И никогда не станет прежним. Такова жизнь.
– Так ты приедешь повидаться с ней? Во время своего следующего отпуска. Пообещай, Дэн. – Она уставилась в светло-серые, почти серебристые глаза брата, так непохожие на ее собственные, и попыталась удержать их взгляд. Он никогда не мог ей лгать, и она видела его нежелание отвечать, но не понимала причины.
– Обещаю попробовать выбраться, – пробормотал он наконец.
Что-то произошло между Даниэлем и матерью, пока он был дома во время своего последнего отпуска, полученного по семейным обстоятельствам. Джоан понятия не имела, что именно было сказано. У нее даже не было предположений на этот счет, хотя в тоскливые первые дни после смерти отца все казалось непонятным и зыбким. Между ними троими то и дело вырастала стена, пусть даже совсем ненадолго. Чувство отчужденности могли вызвать неверно понятый взгляд, действие, воспоминание о чем-то, что остальные забыли или запомнили по-иному. Они искали друг в друге сочувствия, силы и уверенности, но почему-то не находили, и это разочарование, наряду с горем и страхом, отравляло воздух, которым они дышали. Незадолго до отъезда Даниэля Джоан столкнулась с ним, когда тот выходил из комнаты матери с суровым лицом и крепко стиснутыми зубами. И, как ни странно, в его глазах она увидела блеск невыплаканных слез. Даниэль никогда не плакал. У могилы отца боль читалась на его лице, он выглядел старше своих лет, но не плакал. Брат оттолкнул ее, не сказав ни слова, а Олив сидела на постели, в стеганой тужурке, в окружении открыток с соболезнованиями и влажных носовых платков, и выглядела бледной и потрясенной. Но бледной и потрясенной она выглядела с того самого ужасного и горестного момента, как умер ее муж, и, когда Джоан спросила, что случилось, Олив лишь покачала головой и продолжала хранить молчание. Даниэль уехал еще до конца отпуска, что заставило Джоан расплакаться. Потом он не приехал домой в следующий отпуск, и, что бы ни говорила Джоан, Олив упорно не желала обсуждать эту тему.
Прежде чем они выехали обратно в Маскат, Даниэль показал им свою палатку, небольшую и тщательно прибранную. В ней были кровать, сундук, стол со стулом, шкаф и несколько полок. Все практичное и невзрачное. Джоан взяла в руки его красный берет и провела пальцами по серебряному значку вооруженных сил султана с двумя скрещенными ханджарами. Вид его карабина, пистолета и коробок с патронами заставил Джоан задрожать. Они выглядели слишком реально. Девушка до сих пор не сумела привыкнуть к мысли, что ее маленький братик имеет дело с орудиями убийства. В последние шесть лет он служил в нескольких горячих точках, но она все равно не в силах была представить себе, что он может лишить кого-то жизни.
– А что, если мятежники спустятся с гор? Разве вам не понадобится более надежное укрытие, чем обнесенные колючей проволокой палатки? Основательные каменные укрепления? – спросил Рори.
– Да, наверное. Но дело в том, что у султана не так много денег и мы нуждаемся в людях и технике больше, чем в хорошем жилье, – пояснил Даниэль. Джоан осмотрела палатку и не нашла в ней ничего напоминающего о доме. Ни единой фотографии. – Могло быть и хуже. По крайней мере, я живу внутри форта. Бунгало полковника Сингера находится за колючей проволокой, снаружи, на другой стороне вади. У нас несколько недель назад был ужасный ливень, и вади превратилось в бурлящий поток. Полковник застрял там на два дня. Незадолго до этого он перевез туда жену, так в бунгало, когда он въехал, не было даже канализации. Просто в углу спальни стояла параша.
– Ах, бедная миссис Сингер! Кстати, раз уж об этом зашла речь, где у вас тут удобства? – спросила Джоан.
– Хочешь их посетить? Тут рядом есть кабинки с биотуалетами, но не советую ими пользоваться. Там воняет. Впрочем, скорпионов это не отпугивает. Так что лучше войти в замок и повернуть направо. Пойдем покажу.
– Не беспокойся, найду. Похоже, меня туда приведет запах.
Джоан подошла к ослепительно-белому замку, когда подувший горячий ветер взвихрил пыль у ее ног. Он не освежал, но его дуновение было лучше, чем ничего, и она глубоко вдохнула, наполняя легкие воздухом. Позади нее высилась Зеленая Гора. Она казалась настороженной и зловещей. Джоан ничего не понимала в телескопах, биноклях и расстояниях. Она просто вообразила, что через разделяющие их сотни миль за ней, может быть, наблюдает враг, готовый ее убить. По коже между лопатками пробежал холодок, но, когда она обернулась, черная тень горы вместе с ее ущельями и обрывистыми склонами показалась нев