«В некоторых отношениях бедуины похожи на мальчиков, спорящих из-за каштанов. Но я знаю, что они любят хвастаться тем, скольких человек убили».
Ее глаза постоянно слезились из-за неослабевающего сияния бездонного неба, солнечный свет отражался от невысоких белых песчаных дюн, которые они пересекали. После двух дней, в течение которых она то и дело принималась тереть веки, – при этом всякий раз в глаза попадал песок – Мод уговорили позволить Халиду подвести их кóлем[142], употребляемым для этой цели всеми его товарищами. Каждый из бедуинов носил с собой металлический тюбик, наполненный этой традиционной арабской краской для век, заткнутый палочкой вместо колпачка. Халид резко провел ею вдоль нижнего края каждого глаза, и Мод ожесточенно заморгала от возникшей рези. Ей показалось, что глаза наполнил горячий сухой песок. Но когда это ощущение ослабло и Мод привыкла к нему, она обнаружила, что свет уже не так режет глаза. В тот день они увидели другую группу бедуинов на вершине холма прямо перед собой. Халид пристально вглядывался в незваных гостей, в то время как остальные его товарищи сгрудились вокруг него. Потом он спешился, присел и бросил горсть песка в воздух, сообщая о своих мирных намерениях, а когда ему не ответили тем же, что-то мрачно буркнул себе под нос. Чужаки просто смотрели на них, и Мод ощутила холодок, когда ее бедуины взяли в руки винтовки и тоже стали бросать на врагов решительные взгляды.
– Разбойники? – спросила она у Саида, стоящего рядом.
Старик кивнул:
– Они не из племени бейт-катир. Рашиды, наверное. Они в меньшинстве и не нападут днем, однако ночью нам придется смотреть в оба.
Та ночь выдалась тревожной и бессонной. Когда один из верблюдов подал голос, бедуины похватали винтовки и в одно мгновение вскочили на ноги. Другие путники, которых они встречали, были более дружелюбны, останавливались поболтать и вели длиннейшие разговоры, ужасно злившие Мод, пока та не поняла, что люди попросту обмениваются новостями о местах выпаса для верблюдов и о разбойниках, промышляющих поблизости. Потом они потеряли почти целый день езды, когда были вынуждены укрыться от сильного ветра. Сперва ненастье не казалось угрожающим, и Мод пробовала убедить своих людей двигаться дальше, но все было зря. Те уложили верблюдов, устроились за ними с подветренной стороны и обмотали лица куфиями. Гарун и Маджид, выбиваясь из сил, пытались поставить палатки под нарастающим напором бури, а Мод стояла спиной к ветру и словно зачарованная смотрела, как перемещается песок – ручейками, волнами и странными завитками, похожими на струйки дыма. Песчинки жалили все открытые участки кожи и застревали в ней. Буря не позволяла говорить, да и смотреть становилось все труднее. Мод жалела, что не может это зарисовать – то, как придают ветру объем и форму потоки песка. К тому времени, как ее силой увели в палатку, она была облеплена им с головы до ног и в ушах звенело.
К утру небо стало безупречно синим и в пустыне воцарилось спокойствие. Бедуины ругали песок, выколачивая его из верблюдов, потом вытряхивая из всего, что у них было, и, наконец, перемалывая зубами во время завтрака. Едва покончив с руганью, они тут же смиренно признали, что на такой ветер была воля Всевышнего. Пользуясь утренней прохладой, Мод прошла небольшое расстояние и поднялась на близлежащие скалы. Она была голодна, измучена, очень хотела пить и ощущала глубокое, огромное счастье. «Мне хочется, чтобы ты был здесь, со мной, – мысленно написала она. – Ты единственный, кто смог бы разделить мои чувства, не осквернив их, кто смог бы разделить со мной этот рай, не испортив его». Внезапно она ощутила прилив оптимизма. Конечно, Мод всегда была уверена, что готова к подобному путешествию и что оно состоится. Но она также хорошо понимала: всегда что-то может пойти не так и есть множество разных вещей, которые могут заставить ее повернуть назад. Поэтому она с замиранием сердца ждала, когда на их пути встретится одно из таких препятствий. И вот теперь она перестала их ждать. Она увидела конец пути, хотя тот был еще далеко. Она смогла представить себе триумфальное окончание путешествия. Всю свою жизнь она будет гордиться, что стала первым человеком, кому удалось пройти через Руб-эль-Хали, – и в придачу она была женщиной. Она даже придумала название для книги, которую напишет о своем походе. «Аравия: странствие среди ветра и звезд». Тем утром на западной стороне неба еще светила одна звездочка – крошечная серебряная веснушка, пытающаяся выстоять против света наступающего дня.
Но буквально через пару дней ее оптимизм иссяк. Нынешнее путешествие оказалось самым суровым из когда-либо предпринятых ею. Местность, практически непроходимая, перестала меняться. Они почти не продвигались вперед. Это было все равно как копать яму, которая ни на дюйм не становится глубже. Она чувствовала, что толчет воду в ступе, сделанной из песка и камней. В один из вечеров, когда они разбили лагерь, ей захотелось лечь и уснуть, но Гарун, казалось, возился с ее палаткой целую вечность. Злая от усталости, Мод накинулась на него.
– Во имя всего святого, что ты так долго возишься? Я могла бы построить из песка настоящий замок за то время, которое ты потратил, чтобы поставить палатку и заварить чай.
– Примите мои извинения, госпожа, – кланяясь, проговорил Гарун, явно расстроенный. – Еще несколько минут, и все будет готово.
Только теперь Мод заметила, как тяжело он дышит, увидела пот на лбу и тут же раскаялась в сказанном.
– Гарун! Ты не болен?
– Пустяки, мэм-сагиб. Небольшая лихорадка.
Но его движения были вялыми, руки дрожали, взгляд потух, под глазами залегли тени.
– Маджид, поставь палатку Гаруна и поторопись, – велела она мальчику. – Гарун, присядь. Я настаиваю. И как только твоя палатка будет готова, ты отправишься туда и ляжешь.
– Но…
– Не желаю слышать никаких возражений. Маджид и я управимся без тебя.
– Хорошо, госпожа.
Они действительно управились, но с большим трудом. Палатка Мод вышла кособокой, да и то установить ее удалось только с помощью Халида, и после этого у нее не хватило времени на чай. Она разложила кровать, бросила на нее простыни с одеялом и не стала возиться с остальной мебелью. Вечер выдался очень холодным, и она дрожала у костра, ожидая свою порцию лепешек и мяса. Маджид вернулся из палатки Гаруна с едой, оставшейся нетронутой, и сказал, что слуга спит.
– Хорошо, – сказала Мод взволнованно. – Он нуждается в отдыхе. Я должна была раньше заметить, что ему нездоровится. Ну и эгоистка же я!
Занятая своими мыслями, она забылась и проговорила это по-английски. Маджид растерянно смотрел на нее. Его глаза были широко раскрыты, и в них читался ужас. К утру Гарун был уже на ногах, но его трясло и шатало, когда он пытался приготовить ей завтрак.
Маджид помог ему дойти до ближайшего большого камня, после чего Мод принялась расспрашивать больного так деликатно, как только могла.
– Это дизентерия, Гарун? Говори свободно, меня не смутишь такими вещами.
– Вероятно, дело в финиках или воде, госпожа.
– Может, и так, будем на это надеяться. Но я в любом случае приготовлю тебе тоник[143].
– Вы должны экономить лекарства, мэм-сагиб. Вам, возможно, они тоже понадобятся.
– Они нужны мне прямо сейчас, потому что я не могу без тебя обойтись, Гарун, – сказала она и с радостью заметила его слабую улыбку.
Бедуины шумно оспорили ее распоряжение устроить стоянку там, где они находились. Здесь негде было пастись верблюдам, да и вода подходила к концу. Нужно было спешить к колодцу, до которого, по словам Саида, оставался еще день езды. Мод была непоколебима. Гарун ехать не мог, и она не собиралась оставлять его одного или привязывать к верблюду, как предложил один из бедуинов. Спутники метали на нее злобные взгляды и что-то бурчали сквозь зубы, спор в любой момент мог перейти в нежелательное русло. К счастью, Халид вовремя нашел решение.
– Двое поедут к колодцу и наполнят бурдюки, – предложил он. – Верблюды могут есть финики в течение двух дней, может быть, трех. Затем либо мы двинемся дальше, либо погибнем.
– Хорошо, – согласилась Мод. – Спасибо тебе. Уверена, Гарун к тому времени поправится.
Халид кивнул и отошел в сторону, а Мод подумала, вернутся ли назад двое молодых парней, которых он отправил к колодцу. Они вполне могли продолжить путь самостоятельно и попытать счастья в другом месте. Если бы они это сделали, увезя с собой бóльшую часть бурдюков, остальные путешественники оказались бы обречены. Внезапно Мод ощутила явственный вкус опасности, в которой они оказались, – она чувствовала его и раньше, но не отдавала себе в этом отчета. Одно ошибочное решение, одно неверно выбранное направление могли означать смерть. Страх имел реальный вкус, как если бы она коснулась языком меди. Только прятался он где-то в задней части нёба.
Место, где они остановились, было окружено невысокими дюнами, сложенными из такого плотно спрессованного песка, что сандалии оставляли на нем лишь неглубокие следы. Мод изучала карту, которую сама же нарисовала, как будто на ней мог быть виден путь вперед. Она показала ее старому Саиду, чтобы тот сказал, как далеко они зашли и какое расстояние отделяет их от Урук-аль-Шайбы, края огромных дюн, которые ее страшили. Мод даже предложила обойти их стороной. Старик улыбнулся. На востоке тянулась необъятная область зыбучих песков, на западе на многие дни пути простирались безводные пустыни. Короче, кружного пути попросту не существовало. Только пройдя через дюны, они могли повернуть на восток, оставить позади пустыню и уйти в горы, чтобы пересечь их и достичь моря, таким образом завершив путешествие. Султан просил ее прислать весточку из Маската, когда она туда доберется, – если, конечно, ей это удастся.
Мод изучила окружающую местность и отметила, как легко идти по низким широким дюнам. Она спросила Халида, почему пересечение Урук-аль-Шайбы считается таким трудным. Может, все не так страшно?