– Да. Но они не знают, что вы придете на выручку товарищам. Они думают, вы ждете чего-то. Не знаю, чего именно.
– Хорошо. Есть еще какие-то вещи, которые мы должны знать? Еще что-то важное? – спросил он.
Джоан посмотрела на него и перестала плакать: это казалось бессмысленным. Она думала о Салиме, о Билале и о других бойцах имама, прячущихся в конце идущей наверх тропы. Но Чарли ничего не сказал о том, что собирается туда идти. Насколько она понимала, ни сасовцы, ни солдаты султана вообще не догадывались о существовании той расщелины. Джоан была уверена, что к спасению солдат, попавших в западню в вади, это отношения не имеет, но до сих пор колебалась, говорить ли об этой новой засаде. С одной стороны, она должна была рассказать, а с другой – поклялась Салиму не выдавать его. В конце концов Джоан покачала головой: она не могла допустить, чтобы из-за нее пострадал Салим.
– Нет, – сказала она, молясь, чтобы эта ложь не имела последствий. – Больше я ничего не знаю.
– Улыба сейчас пойдет с тобой вниз.
– Что? Нет! Я… Мне нужно знать, что Дэн в безопасности, прежде, чем я уйду… Мне нужно его увидеть!
– Слушай, Джоан, это не игра. Скоро здесь станет жарко. Ты будешь нам только мешать. Что бы ни случилось с твоим братом, ты должна спуститься с горы в безопасное место без промедления.
Джоан никогда не слышала, чтобы Чарли говорил так серьезно, и его тон заставил ее замолчать на пару секунд.
– Обещай, что спасешь его, – сказала она тогда, словно ребенок, который хочет, чтобы его успокоили.
Она взяла руку Чарли в свою и пристально посмотрела ему в глаза, отчаянно пытаясь увидеть в них что-нибудь ободряющее. Через мгновение Чарли улыбнулся своей насмешливой полуулыбкой и дружески коснулся ее подбородка ободранными и грязными костяшками пальцев.
– Я бы на твоем месте не беспокоился, Джоан. Если он похож на тебя, то, наверное, уже выпутался самостоятельно. А теперь пора в путь.
Он поднял руку, подавая сигнал остальным, а затем повернулся и зашагал по берегу вади навстречу несущейся воде.
Джоан смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Вокруг были одни скалы, и Чарли исчез за ними прежде, чем она повернулась, чтобы идти в другую сторону. У нее было тяжелое ощущение, что она может больше его не увидеть. Улыба ждал, держа винтовку в руках.
– Не могу вспомнить вашего настоящего имени, Улыба, – проговорила Джоан прерывающимся голосом.
– Капрал Уолтер Кокс, мисс, – отозвался тот. – А теперь идемте. Вот, наденьте-ка это. – Он протянул ей запасной плащ-пончо, и она с трудом натянула его на себя: из-за холода и усталости она еле двигалась. – У вас утомленный вид. Выдался тяжелый денек? – спросил он не без иронии.
Джоан кивнула:
– Да. Пожалуй, такого тяжелого у меня еще не бывало.
Тропа была узкая, поэтому им пришлось идти гуськом. Уолтер шел впереди, зорко поглядывая по сторонам и держа палец на спусковом крючке.
– Вообще-то, идти не слишком далеко. Если я скомандую «в укрытие», не болтайтесь на виду и не спрашивайте почему, ладно? – проговорил он совершенно спокойно; Джоан кивнула. – Если повезет, мы проберемся вниз незамеченными.
– Спасибо, капрал Кокс, – произнесла она.
– Думаю, вы с нетерпением ждете, когда окажетесь в безопасности. В Маскате, среди своих близких.
Уолтер бросил на нее через плечо оценивающий взгляд, и она прочла в нем сомнение. Джоан знала: на теплый прием рассчитывать не приходится. Все слишком запуталось. Только теперь она подумала о том, какое наказание ждет ее за нарушение предписаний и соучастие в побеге Салима, если, конечно, последнее обнаружится. Поэтому она ничего не ответила. Они шли молча, и Джоан решила, что ей все равно, лишь бы Даниэль был цел и невредим. Даниэль в первую очередь, но и Чарли Эллиот тоже. Она поняла это лишь сейчас. Не прошло и десяти минут, как за их спинами раздался внезапный грохот винтовочных выстрелов. Охнув, Джоан повернула назад. Уолтер схватил девушку за руку, чтобы остановить, в его глазах читалась решимость. Она вырвалась, движимая инстинктом, повелевавшим бежать на выручку брату. Затем оттуда в ущелье ворвалась стена воды, похожая на приливную волну, и, ворочая валуны, ринулась вниз по вади со звуком, похожим на гром, – мутный поток, которому невозможно противостоять.
– Даниэль! – не видя ничего, крикнула сквозь дождь Джоан, словно лишившись рассудка.
Уолтер снова схватил ее за руку и потащил за собой.
– Идем! – резко выкрикнул он. – Быстро!
Руб-эль-Хали, Оман, 1909 год, март
Мод и бедуины не разговаривали, ожидая Саида. Дюны высились над ними, заставляя хранить молчание. Саид, все время бормотавший что-то себе под нос, исчез, уйдя на северо-запад вдоль подножия огромного песчаного бархана, и пропал на три часа. Мод провела это время, глядя на стену песка и все больше убеждаясь, что та представляет собой волну – подобно тому, как простирающаяся впереди пустыня представляет собой океан песка с поверхностью, формируемой ветром. Его волны двигались. Он мог покрываться рябью, в нем образовывались гребни и впадины, и сильный ветер срывал «брызги» с вершин его валов, точно так же, как это происходило с водой. Мод знала, что многие пустыни когда-то были морями. Ей доводилось встречать древние наскальные рисунки и находить окаменелые ракушки в самых сухих местах на земле. Она как раз думала о том, бывают ли в пустыне также приливы – огромные, невидимые, медленно движущиеся, – когда крик Фатиха известил о возвращении Саида. Понурые плечи старика свидетельствовали: надежды, что он нашел путь вверх по дюне, нет. Незадолго до его возвращения Мод попыталась подняться на дюну, желая понять, возможно ли это. Песок был мягкий, сыпучий. Она сползала с бархана снова и снова, и вскоре ее силы иссякли. А она весила намного меньше, чем верблюд. Поэтому они решили разбить лагерь и заночевать неподалеку от бархана.
Тусклый диск солнца висел в западной части неба. Они молча отъехали от дюны на небольшое расстояние и устроились рядом с невысокой скалой, за которой росли несколько чахлых кустиков верблюжьей колючки с листвой неестественно зеленого цвета. Верблюды с жадностью на нее набросились, урча и отталкивая друг друга. Мод и Маджид разбили маленькую палатку, после чего мальчик заварил остатки черного чая и подал хозяйке в чашке с налетом песка на ободке.
– Будь с нами Гарун, он бы за это оттаскал тебя за ухо, – грустно сказала Мод по-английски, потому что у нее не осталось сил, чтобы сделать настоящее внушение.
Чай все равно сильно отдавал козлиной шкурой – такой была вся их вода. Ее хватило бы, чтобы отложить следующий переход до завтрашнего дня, но не больше. Им всем было это известно. Воды оставалось на день, проведенный по эту сторону дюны и на два дня по другую, вот и все время, которым они располагали. Они должны были продолжать двигаться либо вперед, либо назад, и в этом было что-то утешительное. Мод уже решила: если Саид не найдет путь через дюну, это сделает она. Девушка знала, что это безумие, знала, что, скорей всего, попытка будет обречена на провал, но при одной мысли о том, чтобы повернуть назад, в ней начинала крепнуть стальная решимость. «Будь я проклята, если, пройдя такой путь, не попытаюсь довести дело до конца», – писала Мод Натаниэлю, как всегда без чернил и бумаги. Она была рада, что ей опять захотелось поделиться с ним своими мыслями, рада, что у нее имелось это неотправленное невидимое послание. Больше ей некому было рассказать о том, что с ней происходит. В этот вечер она вновь начала вести журнал и сделала в нем несколько зарисовок нависшей дюны. Ветер гнал возле их лагеря «пылевого дьявола»[147], завихрение из песка, закрученное с какой-то веселой злостью. Губы Саида задвигались в молчаливой молитве, когда он его увидел. Поужинала Мод одной лепешкой. Она скорей умерла бы с голоду, чем прикоснулась к финикам, но их запас, к счастью для нее, подошел к концу.
Ту ночь бедуины провели в тишине, смолкли даже споры. Мод заснула легко. Усталость давала о себе знать – она словно весь день плыла против сильного течения и теперь была рада покориться волнам и укрыться под покровом ночи. Ей снились Марш-Хаус, мать, и в своем ночном видении Мод никогда их не покидала, хотя изо всех сил стремилась поскорее очнуться и увериться, что это не так. Потом чей-то крик все-таки разбудил ее, и она села, не понимая, где находится и что произошло. Ее глаза напряглись, силясь разглядеть что-нибудь в пелене серых предрассветных сумерек, потом послышался винтовочный выстрел и раздался незнакомый голос, за ним последовали крики. Тогда она вылезла из-под одеяла и высунула голову из палатки.
– Разбойники! Да лишит их зрения Всевышний! – услышала она вопль Саида.
Вокруг кострища, поднимая облака пыли, метались движущиеся туда и сюда фигуры. Раздавались громкие возгласы, проклятия, жалобный рев верблюдов, бледными пятнами мелькали одежды. Повсюду бушевал вихрь схватки, злой, страшной и целеустремленной. Мод смотрела по сторонам с сердцем, ушедшим в пятки.
– Халид! – позвала она, хотя не могла разглядеть его в царящем в лагере хаосе.
Раздался еще один винтовочный выстрел, на сей раз оглушительно близкий, и песок у входа в палатку Мод взлетел на воздух, словно от небольшого взрыва.
Мод упала на спину, моргая и кашляя, потом страх оказаться в ловушке внутри палатки взял верх, она выползла из нее на четвереньках, поднялась на ноги и побежала к скале. Задыхаясь от страха, она полезла на нее, обдирая в кровь босые ноги и голени. В предрассветной мгле она изо всех сил вглядывалась в мечущиеся фигуры и поначалу не могла отличить своих от врагов, но потом ей это удалось. Четверо чужаков пытались украсть верблюдов и припасы, а ее люди отбивались от них винтовочными прикладами, ножами и голыми рукам. Один разбойник уже был готов ускакать на своем верблюде, ведя на поводу двух захваченных в качестве трофеев, включая Малявку.