– Значит, вы побывали на самом верху, на плато, – проговорила Мод после долгой паузы. Джоан кивнула.
– Я стала первой, – сказала она, чувствуя необычный трепет глубочайшего удовлетворения. – Еще никто с Запада не поднимался туда.
Мод пару секунд внимательно рассматривала ее.
– Это так, – согласилась наконец она. – И все же вы снова спустилась вниз и будете помалкивать о своем достижении, если, конечно, не желаете, чтобы разразился большой скандал.
– Когда мы впервые встретились, вы посоветовали мне стать первой, ибо остальное не имеет значения.
– Гм… Ну, иногда это ничего не значит в любом случае.
– Как вы можете так говорить? Я вам не верю. Это всегда будет значить для меня многое, даже если никто никогда об этом не услышит. И я вернулась вниз, потому что… Джоан замолчала, чтобы провести большим пальцем по оставшемуся после кольца рубчику, и покачала головой. – Потому что я, как оказалось, не такая, как вы.
– Ну, догадаться об этом было нетрудно. Но в чем, по-вашему, наше главное различие?
– Я не бесстрашная исследовательница. Это занятие рождает во мне чувство одиночества. Конечно, сказалось и то, что я не могла ни с кем разговаривать, но дело не только в этом. Я обнаружила, что не хочу обрубать все связи с домом, с семьей. Вы бы сказали, что я просто затосковала по Англии. – Джоан улыбнулась немного печально. – Я не могла бы остаться здесь навсегда и попытаться построить новую жизнь, такую странную и отличную от всего, что я знаю. Жизнь первопроходца.
Мод посмотрела на нее со странным выражением.
– Думаете, тоска по дому означает, что вы не можете быть путешественницей? – проговорила она тихо. Возникла пауза, во время которой Мод посмотрела на руку Джоан. – Вы сняли кольцо. Значит, никакой свадьбы больше не планируется?
– Да. С этим приключением покончено.
– Ну и хорошо. Рискну заметить, я с этим согласна.
Мод слегка вздохнула и откинулась на спинку кресла.
– Да, – грустно сказала Джоан. – Вы мне уже говорили, что брак – это оковы.
– Конечно. В особенности брак не с тем человеком, который вам нужен.
– А почему в ней обязательно должно быть либо одно, либо другое? В жизни, я имею в виду. Неужели нельзя выйти замуж и при этом не чувствовать себя в ловушке? И разве обязательно рвать связи со всем, что знаешь и любишь? Ведь есть золотая середина.
– Возможно, вам удастся ее найти, – резко проговорила Мод, и Джоан кивнула. – Мне это никогда не удавалось. Вы видели Тануф?
– Да, – ответила Джоан.
Когда она описывала призрачные руины деревни бен-Химьяра, из глаз Мод текли слезы.
– Там тоже был мой дом, и я никогда не смогу туда вернуться. Я жила там, когда Салим рос, и была счастлива, – прошептала она. – Короткое время, но счастлива. Салим, знаете ли, означает «чистый душой», «безупречный». И он был таким. И такой он до сих пор, несмотря ни на что. Мой сын.
Мод печально покачала головой.
– Он относился ко мне с уважением и добротой. Он хороший человек и… честный, – сказала Джоан, тщательно подбирая слова.
– Я это знаю и без вас, – отозвалась Мод, но ее слова прозвучали доброжелательно.
– Вы не думаете, что он хотел бы получить шанс проявить милосердие? Поступить по справедливости? Те сасовцы из отряда Чарли…
Ее слова прервал громкий стук в дверь. Мод встрепенулась, ее глаза заблестели.
– Кто это? – спросила Джоан.
– Наконец-то. Время пришло, – проговорила Мод. – Ее пальцы то сжимали подлокотники кресла, то отпускали их, пока она раскачивалась в кресле, одолеваемая волнением и трепетом.
– Время для чего? Кто пришел? – не понимала Джоан.
Девушка встала, когда на лестнице раздались громкие шаги, и с изумлением увидела, как в комнату вошли полковник Сингер, Роберт Гибсон и подполковник Берк-Бромли, командир отряда САС. На миг она, смутившись, решила, что они пришли за ней, и сделала шаг назад, борясь с желанием убежать.
– Господа, – произнесла Мод голосом, подрагивающим от волнения, – вы пришли чуточку раньше, чем я ожидала, но ничего страшного. Могу я предложить вам чая?
– Мисс Викери, сейчас не время для пустяков, – сказал Сингер серьезно.
– Значит, чая вы не хотите? – отозвалась Мод с невинным видом, и Джоан поняла, что пожилая леди развлекается.
Позади гостей в дверях появился Абдулла, высокий, осанистый и суровый.
– Я еще доберусь до сути всего происходящего, попомните мои слова, – продолжил Сингер. – Но мне представляется, что в данный момент время имеет первостепенное значение. На кону человеческие жизни.
– О да. Так и есть. И в особенности жизнь одного человека, – заявила Мод.
– Мисс Викери, что происходит? Что вы наделали? – спросила Джоан.
Трое мужчин, казалось, заметили ее только теперь, и она вздрогнула от их пристального внимания. Роберт нахмурился и скрестил на груди руки, после чего отвел взгляд в сторону.
– А вот и мисс Сибрук. Ну не удивительно ли, что я вижу здесь вас? – произнес полковник язвительно.
– На вашем месте я бы поджала хвост, Джоан. Эти парни не привыкли шутить. – сказала Мод, и Джоан почувствовала, как кровь прилила к голове, а щеки вспыхнули.
– Не знаю подробностей, но факты таковы, – продолжил полковник. – Капитан Эллиот и семь человек из его отряда были взяты в заложники боевиками на плато Джебель-Ахдар. Один из тех повстанцев – Салим бен-Шахин, недавно сбежавший из Джалали. Бен-Шахин прислал гонца, сообщая, что наши люди будут казнены завтра на закате, начиная с Эллиота, если он не узнает, что мы согласились на ваши требования. Как вы с ним связаны и какого черта здесь происходит, сейчас нет времени выяснять. Я должен выслушать вас. Итак, мисс Викери, я весь внимание.
В комнате наступила полная тишина. Даже собаки проснулись и перестали посапывать, уставившись на гостей. Джоан переводила взгляд с полковника Сингера на Мод и обратно. Мысли с бешеной скоростью проносились у нее в голове. Сперва она была озадачена, но потом ей вспомнились обед в представительстве, когда Мод повстречалась с Чарли, и враждебность, которую та проявила. Джоан припомнила все колкости, сказанные Мод о Натаниэле Эллиоте, и на девушку накатила волна страха. Они все смотрели на Мод, все ждали, что она скажет. Медленно и покачиваясь, пожилая леди пододвинулась к краю своего инвалидного кресла, а затем встала с него и выпрямилась во весь свой небольшой рост, стараясь не потерять равновесия. Инстинктивно Джоан подошла и взяла Мод под руку, чтобы не дать ей упасть.
– Я хочу, чтобы Натаниэля Эллиота привели сюда ко мне и он предстал перед моим лицом, – возвестила Мод высоким властным голосом.
– Вы хотите чего? – переспросил Роберт.
– Приезда Натаниэля Эллиота. Я полагаю, вы все о нем слышали? Знаменитого отца Чарльза Эллиота. Я требую, чтобы его привезли на самолете и привели в эту комнату, где он предстанет передо мной. Вот чего я хочу, и такова цена освобождения знакомых вам молодых людей. Я знаю, вы способны это сделать. Мне известно, что вы, вояки, можете доставить его сюда в двадцать четыре часа, если постараетесь. Джоан говорит, вам нужно, чтобы эта кампания прошла гладко, быстро и с минимальными потерями, – добавила она, и лицо Джоан снова зарделось. – Ну, если вы хотите получить шанс, чтобы так и было, я предлагаю вам приложить к этому усилия. И, как вы сами дали понять, жизнь младшего Эллиота того стоит.
Руб-эль-Хали, Оман, 1909 год, апрель
Прошло некоторое время, прежде чем Мод поверила, что это он. Но перед ней действительно был Натаниэль Эллиот, и она его нашла – у самого подножия дюн Урук-аль-Шайбы. Она думала, что сошла с ума, бредит от жажды и усталости. Думала, он мерещится ей. Она сидела рядом с ним в течение долгого времени, давая ему понемножечку пить, и размышляла о том, как близки они были к тому, чтобы предоставить незнакомцев воле судьбы. Она благодарила Бога, что убедила бедуинов пойти по их следу.
Мод держала руку Натаниэля, пока он спал, и следила, чтобы вода медленно сочилась в его умирающее тело, возвращая к жизни. Потом она задумалась о том, как он мог очутиться в пустыне. Предполагалось, что он в Бербере[149], в Британском Сомалиленде[150], в сотнях миль отсюда, на другом берегу Аденского залива. Именно туда она планировала послать письмо, которое сочиняла. Она смотрела в его лицо, с нетерпением ожидая, когда он очнется и все объяснит. В морщинки вокруг его глаз въелись мелкий песок и грязь, кожа на переносице потрескалась и шелушилась. Мод вылила немного драгоценной воды на тряпочку и обтерла ему лицо – так бережно, как могла. На Натаниэле были лохмотья рубашки с жестким воротником, какие носят лондонские модники. Сшитая из льняной материи в узкую серую полоску, та показалась Мод знакомой. Похоже, она видела ее раньше, в Англии. Могло почудиться, что какая-то могучая, всесильная рука забрала его оттуда и водворила в аравийские пески. Неудивительно, что он заблудился. Натаниэль спал очень долго, а затем, на закате, сел и дрожащим голосом, коверкая арабские слова, попросил дать ему еще воды.
Спокойно, с улыбкой Мод поправила его произношение, и он посмотрел на нее. Через несколько мгновений выражение его лица изменилось, и стало ясно, что он ее наконец узнал.
– Мод? Этого не может быть! – прохрипел он тихим осипшим голосом.
– Что ты имеешь в виду, говоря «этого не может быть»? Ты знал, где я! – отозвалась она. – А вот ты… Натан, как здесь очутился ты?
Мод коснулась его локтя, но Натаниэль молчал, так и не оправившись после шока. Потом он поднял руку и, взяв девушку за подбородок, принялся поворачивать ее лицо то в одну, то в другую сторону.
– Я не могу в это поверить, – пробормотал он. – Не могу… Ты так похожа на бедуинку. Твои глаза… одежда. Ни дать ни взять бедуинский мальчик! Но это ты… это ты.
– Да, это я. Теперь ты в безопасности. Мы близко от колодца и знаем туда дорогу. У нас есть вода и верблюжье мясо.