– А ты… ты можешь встать рядом с кроватью?
Я сделала, как он просил. На мне были любимые тонкие мешковатые хлопчатобумажные брюки на завязках, которые я могла затянуть точно до нужной тесноты. Джонатан ухватился за тесемку и осторожно потянул. Брюки тут же соскользнули с моих бедер на несколько дюймов, а когда он развязал их до конца, они упали к моим ногам. Мои розовые трусы были под стать лифчику. Джонатан вытаращил глаза.
– Я понятия не имел, что твое тело выглядит так. Я очень хочу снять с тебя всю одежду.
– Мы собираемся закончить партию?
– Обязательно закончим. Ты хочешь этого?
Я действительно хотела закончить, потому что мне было трудно отказаться от любой недоигранной партии, но ощущения, которые нарастали в моем теле, были сильнее, чем мое желание вернуться к доске.
– Мы можем закончить партию завтра.
Джонатан положил руки мне на бедра и заглянул в глаза, и я впервые посмотрела ему в глаза на несколько мгновений, прежде чем отвести взгляд.
– Значит, ничего, если я их сниму?
– Конечно. Давай.
Скромность была совершенно чуждым для меня понятием. Когда я была маленькой, мама часто заставала меня на улице совершенно голой. Быть голым означало, что к моей коже не прикасаются никакие шершавые ткани, в нее не впиваются молнии, и ничто не могло сравниться с ощущением воздуха на моей коже. Однажды, на первом курсе колледжа, я встала с постели посреди ночи, чтобы выпить воды. Тем вечером парень Дженис остался ночевать, и мы оба проснулись в одно и то же время и обнаружили, что стоим перед раковиной в нашей кухне, чтобы наполнить чашку. Я включила маленькую лампочку рядом с кроватью, чтобы не споткнуться, и она отбрасывала на нас желтый свет. Я была голая, но на нем было нижнее белье. Он не проронил ни слова, пока я наполняла свою чашку, пила воду, а потом вернулась к себе в кровать и скользнула под одеяло.
Однако на следующее утро у Дженис нашлось много слов, а еще она сказала, что мне нужно купить халат.
– Ты не можешь вот так ходить по нашему общежитию.
– Но я здесь живу. А он нет.
– Тебе все равно нужно прикрыться, – заявила подруга.
Я замерла, когда Джонатан протянул руку и расстегнул на мне лифчик, стянул бретельки с моих плеч, позволяя ему упасть на пол. Он плавно спускал мои трусы, пока они не упали к моим ногам. Те же самые пальцы, которые так решительно передвигали шахматные фигуры, казались почему-то неуверенными, когда скользнули по моей коже. Дженис сказала мне, что на этой стадии я должна буду рассказать Джонатану. Я была девственницей. «Таким нельзя просто так огорошить!» Она не уточнила, как выбрать время для такого откровения, но так как я стояла перед Джонатаном без одежды, я решила, что сейчас, вероятно, подойдет.
– У меня никогда раньше не было секса.
Это вывело его из транса.
– Никто никогда не хотел этого, – сказала я. – И тебе тоже не обязательно.
– Но я хочу, Анника. Больше всего на свете.
Его тон меня смутил. Может, он сошел с ума? Расстроен? Я почувствовала раздражение, но не знала, что оно означает. Почему Дженис не может быть здесь со мной?
– Я слишком долго ждала, чтобы сказать тебе?
– Нет. Я просто… Неужели ты не знаешь, как я к тебе отношусь?
Я покачала головой:
– Нет, наверное.
– Я думаю, ты красивая и умная. В тебе есть что-то такое, что заставляет меня чувствовать себя хорошо, когда я с тобой.
– Ты думаешь, будет больно?
Он взял мою руку и поцеловал.
– Даже не знаю. Если будет, просто скажи мне, и я остановлюсь, хорошо?
– О’кей.
– Кто-нибудь прикасался к тебе раньше?
– Нет.
– У тебя есть… ты хоть представляешь, каково это?
– Да.
Я была поражена, когда однажды совершенно случайно обнаружила, что происходит, когда я к себе прикасаюсь. Когда мы с Джонатаном целовались и прижимались друг к другу, я почувствовала, что начинаю трепетать от тех же самых ощущений.
Джонатан кивнул и выдохнул.
– Ладно, хорошо.
Он притянул меня к себе на кровать, слегка дрожа.
– Ты уже делал это раньше? – спросила я.
– Да.
– Ты нервничаешь? – спросила я.
– Нет, – ответил он, закрывая мне рот пальцами. И то ли чтобы меня успокоить, то ли чтобы начать, он поцеловал меня. Мне нравилось целовать Джонатана, и я любила его прикосновения, что, вероятно, было самой главной причиной, почему мы зашли так далеко.
Джонатан сел и снял рубашку. Он посмотрел на меня так, словно ждал, что я что-то скажу. Я посмотрела на его грудь, широкую и гладкую. Его плечи выглядели сильными и четко очерченными. И я должна ему это сказать?
– У тебя красивая грудь и сильные плечи, – сказала я.
Джонатан улыбнулся, и я поняла, что сказала то, что следовало.
Он уложил меня на кровать, и я приземлилась на шахматные фигуры и взвизгнула. Джонатан поднял меня и смел доску и все фигуры на пол, так что мы никак уже не сможем закончить эту партию.
Когда он притянул меня к себе, ощущение соприкосновения кожи с кожей было настолько чуждым, что я напряглась.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Да.
Я уже начала привыкать к ощущению своих грудей, трущихся о его грудь. Потом Джонатан немного отстранился и провел большим пальцем по моему соску. Я почувствовала покалывание между ног, как будто между двумя частями тела пробежал электрический ток. Как раз в тот момент, когда я привыкла к ощущению и начала по-настоящему им наслаждаться, Джонатан наклонил голову и втянул мой сосок в рот, от чего к ощущению добавился укол чего-то, что я изо всех сил пыталась определить. Была ли это боль? Удовольствие?
– Я не слишком тороплюсь? – спросил он. Его дыхание было странным и прерывистым, как будто он не мог отдышаться.
– Да! – Должно быть, я сказала это очень громко, потому что Джонатан резко дернулся, как будто я его напугала.
– Почему ты не сказала мне притормозить? – спросил он.
– Я не знаю, как тебе сказать, – сказала я, мое тело теперь совершенно застыло.
– Нет, знаешь, – возразил Джонатан. – Если все будет слишком быстро, просто скажи «помедленней», и я пойму, что ты имеешь в виду. Ладно?
– О’кей.
Джонатан повторил все, что делал до сих пор: поцелуй, прикосновения к губам и соскам, и я почувствовала, как мое тело расслабляется. Он снова поцеловал меня и положил руку на внутреннюю сторону моего бедра, поглаживая его. Я прервала поцелуй, но только потому, что мне вдруг понадобилось больше воздуха. Пальцы Джонатана медленно двинулись к моему центру, и когда он достиг его, я изо всех сил сосредоточилась на том, чтобы блокировать все остальное. Я ощутила первый всплеск возбуждения и по прикосновениям к себе вспомнила, что оно станет сильнее, если пальцы Джонатана будут продолжать кружить в том же ритме. Но потом он начал опускаться на кровать, и это меня смутило. Когда я почувствовала его язык на себе, я подняла голову и посмотрела между ног.
– Что ты делаешь!
Он поднял голову, сдвинув брови.
– Ласкаю тебя, – сказал он.
– Зачем ты это сделал?
Он ухмыльнулся.
– Потому что я думаю, тебе это действительно по-нравится.
Я оттолкнула его лицо.
– Нет, не понравится.
– Тут нечего стесняться, – сказал он.
С чего бы мне смущаться?
– Вовсе нет. Просто для меня это слишком.
Мне ни за что не справиться с такой сильной стимуляцией.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Значит, ты не хочешь, чтобы я это делал?
– Нет.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Просто делай то, что делал раньше.
– Ты имеешь в виду пальцами?
– Да. Было приятно.
Он начал в третий раз и сделал все именно так, как мне было нужно. Когда он прикоснулся ко мне, слегка, а затем более твердо, я почувствовала, что мое возбуждение снова нарастает. Я не думала, что это случится, но прикосновение Джонатана было в десять раз приятнее, чем когда я касалась себя.
Мой оргазм был неизбежен, но я не знала, что делать. Должна ли я сообщить о его наступлении или просто позволить ему случиться? Дженис забыла упомянуть об этой части. Но за десять секунд до того, как кончить, я перестала волноваться, правильно ли я себя чувствовала или поступала, потому что ощущения, которые вызывало прикосновение Джонатана, были не просто нежными. Они были невероятными. Я совершенно перестала думать и положила свою руку поверх пальцев Джонатана, крепче прижимая ее к себе. Когда наступил мой оргазм, я закричала, не заботясь о том, что получится громко. Чистейшее наслаждение захлестывало меня волнами, все кости у меня словно бы расплавились, зато появилось ощущение, будто я проваливаюсь в сладкую негу.
Джонатан наклонился и поцеловал меня.
– Я войду в в тебя прямо сейчас, Анника.
Он встал с кровати, и я услышала звук открывающегося ящика.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Я собираюсь надеть презерватив.
Я с клиническим интересом наблюдала, как Джонатан снимает джинсы, нижнее белье и натягивает презерватив. Вернувшись в постель, он устроился у меня между ног. Приподнявшись на руках, он начал входить в меня постепенными движениями. Джонатан был осторожен и нежен, но в его дыхании чувствовалась настойчивость.
– Ты в порядке? – спросил он. – Я делаю тебе больно?
Это не было неприятно, но я чувствовала себя растянутой так, как никогда раньше.
– Чуть саднит. Все нормально. Продолжай.
Через минуту или около того он начал входить в меня быстрее, глубже, а затем его тело начало содрогаться. Он громко застонал и рухнул на меня, прижавшись щекой к моей груди. Я чувствовала биение его сердца, его теплую кожу. Он все еще был внутри меня, и я задавалась вопросом, как долго он планирует там оставаться.
– Это было невероятно, – сказал он.
– Я все сделала правильно? – спросила я.
Джонатан издал какой-то звук. Вроде как еще один стон, но на этот раз тише.
– Ты все сделала совершенно правильно.
– Ты думаешь, тебе захочется сделать это снова?