Я тоже засмеялась.
– Да.
Главное, что я ей нравлюсь!
23. Анника
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
Местом проведения Панамериканского межвузовского чемпионата должен был стать отель «Палмер-хаус». Моя мать настояла на том, чтобы оплатить наше четырехдневное пребывание, так как Джонатан повез меня на своей машине. Она дала мне свою кредитную карточку и предупредила, чтобы я ее не потеряла. Я рассказала семье о смерти отца Джонатана, о его подработках и о том, как он сам оплачивает свою учебу. Уилл сказал, что он, вероятно, вечно на мели, что заставило меня чувствовать себя еще хуже из-за денег, которые Джонатан потратил на духи. Я скопила немного и решила пригласить его на хороший ужин, чтобы отблагодарить за рождественский подарок. Моя мама считала, что это отличная идея. Джонатану не понравилась мысль, что я буду платить, но когда он запротестовал, я сказала: «Я настаиваю!» – тем же тоном, каким говорила со мной моя мать.
Мы оставили багаж в номере и спустились на лифте на два этажа вниз, чтобы встретиться с командой в номере Эрика. Участники турнира заполнили отель до отказа, и пока мы шли по коридору, студенты бегали из номера в номер с ведрами, наполненными льдом, с содовой и коробками из пиццерий, громоздившимися башнями по пять-шесть штук. Из открытой двери одного из номеров гремела «Ночь в Бангкоке» из альбома «Чесс». Когда мы вошли в комнату Эрика, то увидели, что остальные члены команды развалились на кроватях и пили колу из банок.
– Привет, Джонатан. Привет, Анника, – сказал Эрик. – Готовы к завтрашнему дню?
– Абсолютно, – ответил Джонатан.
– Абсолютно, – повторила я.
Часто, прежде чем произнести ответы вслух, я формулировала их мысленно, но мне было трудно придумать что-то с лету, поэтому я предпочитала – когда представлялась возможность – отмалчиваться из страха сказать что-то не то. Казалось, никто не обращал особого внимания на наши с Джонатаном ответы, и позже я поняла, что вопрос был, в сущности, риторическим. В этом гостиничном номере собрались лучшие шахматисты Иллинойсского университета. Конечно, мы были готовы.
– Хочешь кусок пиццы? У нас много.
– Конечно, – ответил Джонатан. – Спасибо.
– Спасибо, – сказала я.
Мы сели на единственное свободное место на одной из кроватей, чтобы съесть нашу пиццу. Это была пепперони. Я не любила эту начинку, только сыр, но я спрятала колбасу и перец в салфетку, а когда закончила есть, скомкала ее и выбросила.
Эрик просмотрел информацию о предстоящем турнире на следующий день.
– Давайте-ка завтра с утра пораньше встретимся внизу, – предложил он.
– Звучит неплохо, – сказал Джонатан. Он встал, и я тоже. – Увидимся завтра.
– Мы пойдем посидим у ребят из Небраски в соседнем номере. Вы с Анникой хотите пойти?
– Спасибо, но нам пора. Я правда устал.
Было еще не очень поздно, но, возможно, Джонатан устал после нескольких часов за рулем.
Взявшись за руки, мы вернулись в свою комнату. Было так странно жить в гостиничном номере с Джонатаном, как будто мы играли в какую-то студенческую версию семейной жизни. В колледже я провела много ночей в квартире Джонатана, но сейчас все было по-другому. Это была наша кровать и наш туалетный столик. Мы могли бы принимать душ вместе в нашей ванной каждое утро, если бы захотели, и я знала по опыту, что мы это сделаем.
– Я и не знала, что ты так устал. Тебе нужно поспать? – спросила я, когда Джонатан вставил ключ-карту в дверь.
– Я не устал.
– Но ты же сказал Эрику.
Джонатан открыл дверь, запер ее за нами и набросил цепочку. На мое заявление он ответил долгим, страстным поцелуем, который застал меня врасплох.
– Я не хотел говорить при всех, что хочу остаться с тобой наедине. Прошло уже почти четыре недели. Я по тебе скучал. А ты по мне?
– О, – сказала я, наконец поняв, к чему он клонит. – Да!
Я столько ночей лежала в постели, думая о том, как мне не хватает его поцелуев и прикосновений. Я бросилась в его объятия, и он рассмеялся. Джонатан поднял меня, я обвила ногами его талию и поцеловала, а он понес меня к кровати. Мы упали на нее, и я не возражала, что он приземлился на меня, потому что матрас поглотил часть его веса и не дал ему раздавить меня. Мы целовались несколько минут, а потом он снял с меня одежду.
Джонатан точно знал, как прикасаться ко мне. Он провел ладонями по моей коже, чуть надавливая, потому что любое другое прикосновение казалось мне щекоткой, а с таким ощущением я не могла справиться. Его пальцы смело выискивали мои самые сокровенные места. Джонатан всегда заставлял меня кончить с помощью пальцев, потом входил в меня и кончал сам, а потом мы обнимались. Поэтому меня встревожило и смутило, когда он убрал руку, снял с себя всю одежду, кроме нижнего белья, и сказал:
– Прикоснись ко мне, Анника.
– Я не знаю, как.
Я привыкла полагаться на точную, предсказуемую схему, которой мы всегда следовали, и не хотела разнообразия, так как не нуждалась в нем.
– Я тебя научу. – Джонатан взял мою руку и положил себе между ног, и я почувствовала, как он затвердел. Джонатан судорожно сглотнул. – Пожалуйста.
Не то чтобы к тому времени я не привыкла к пенису Джонатана. Ему было так же комфортно раздеваться в моем присутствии, как и мне, и я достаточно хорошо знала размер и форму его члена, чтобы повторить его на бумаге, если бы захотела. Он был внутри меня много раз. Я видела, как он надевает презервативы, и видела, как он избавлялся от них. Его член, казалось, был всегда, без усилий твердым, и так как мне никогда не приходилось прикасаться к нему, чтобы он встал, поэтому мне не приходило в голову, что Джонатан хотел бы такого.
– И что мне теперь делать?
– Потри вверх и вниз ладонью.
Я нежно погладила его, ткань служила тонким барьером для моих прикосновений, что помогло мне продвинуться дальше.
– Вот так?
– Чуть крепче. – Когда я подчинилась, он сказал: – Да. Вот так.
– Что мне делать дальше?
– Сними с меня трусы.
Мне и самой следовало понять, потому что Джонатан всегда снимал мои. Я стянула с него черные боксерские трусы, и Джонатан взял меня за руку и сжал мои пальцы у основания своего члена. Он положил свою руку поверх моей и показал мне, что делать. Хотя его пенис был твердым как камень, кожа, покрывающая его, казалась более мягкой и шелковистой, чем любая другая часть его тела, к которой я прикасалась.
Джонатан снова положил руку мне между ног, и мне стало так хорошо, что я перестала прикасаться к нему. Не потому, что не хотела, чтобы ему тоже было хорошо, а потому, что это было слишком похоже на попытку погладить меня по голове, одновременно растирая живот: я правда могла делать только что-то одно зараз. Он снова прижал мою руку к себе, и я продолжила поглаживать его, изо всех сил стараясь доставить удовольствие ему и наслаждаться тем, как он пытался доставить удовольствие мне.
Но потом Джонатан перестал прикасаться ко мне, когда я уже почти кончила.
– В чем дело? – спросила я, открывая глаза и оглядываясь вокруг, чтобы увидеть, что заставило его остановиться.
Стоя на коленях, Джонатан натягивал презерватив.
– Раздвинь ноги.
Я так и сделала, и он вошел в меня. Это было лучше, потому что теперь я могла сосредоточиться на чем-то одном, но ощущение подъема никак не возвращалось. Джонатан застонал, должно быть, ему было хорошо, но я не знала, как снова найти свой ритм, и все было немного не так. Я чувствовала, что мне надо начать все сначала, но Джонатан, казалось, был близок к тому, чтобы кончить.
– Я больше не могу сдерживаться, – выдохнул он.
Я не знала, что делать. Мне все еще было хорошо с ним внутри, но оргазма я еще не испытала.
– Анника, правда. Я не могу…
– Все в порядке, – сказала я и едва успела выговорить эти слова, как он застонал и затрясся так, как никогда раньше. Джонатан хватал ртом воздух, тяжело дышал, прижимаясь губами к моей шее, и я чувствовала, как он пульсирует внутри меня.
– О боже! – произнес он, и последнее слово прозвучало тихо, как шепот.
Казалось, ему было очень хорошо, и я обрадовалась, потому что волновалась, что я каким-то образом все испортила. Он поцеловал меня в лоб, в щеку, в губы.
– Тебе не было хорошо?
– Было, – сказала я.
– Ты не кончила. Ведь так?
– Нет.
– Но почему?
– Я не знаю!
– Я могу снова тебя поласкать. Могу начать все сначала и сделать так, чтобы тебе было хорошо.
– Все в порядке.
Джонатан помолчал.
– О.
Он встал и пошел в ванную. Вернувшись, он скользнул под одеяло и обнял меня.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже жаль, – сказала я, понимая, что сделала что-то не так, но не знала, что именно.
– Тебе не о чем жалеть. Это была моя вина.
Я понятия не имела, как мне на это реагировать, поэтому, чтобы не сказать что-то не то, я промолчала. Джонатан перевернулся на спину. В конце концов мы заснули, хотя казалось, что это заняло у нас обоих слишком много времени.
Я проснулась через несколько часов и никак не могла заснуть, потому что боялась, что случившееся окончательно убедит Джонатана в том, что со мной что-то не так и что я самая плохая девушка на свете. Я снова и снова прокручивала в голове то, что произошло, вплоть до того момента, когда он отошел от нашего привычного алгоритма действий. И тут произошла забавная вещь. Желание, которое я не могла удержать раньше, внезапно вернулось со всей силой. У меня не было достаточного опыта, чтобы знать, что так иногда бывает, что это может быть непредсказуемо и неуловимо и вернуться, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
Оба мы были совершенно голые. Джонатан лежал на боку – не совсем обнимая меня, потому что, хотя я полюбила обниматься после секса, я наконец призналась, что мне трудно заснуть, когда он обнимает меня, – но достаточно близко, чтобы чувствовать присутствие другого человека, когда я двигаюсь. Я повернулась так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и прижалась к нему всем телом. Было что-то волнующее в ощущении его наготы, в тепле его кожи и в том, что он не знал, что я делаю. Я прижалась к Джонатану чуть сильнее, и он пошевелился, но так и не проснулся. Я почувствовала, как его член напрягся, и это меня озадачило.