— Здорово говорит Кантян, — шепнул Рюкити.
К забору подкатила еще одна машина. Полицейские стали перелезать через забор в том углу, где говорил Кандзи. Парни замахали потушенными факелами, отбиваясь от полицейских дубинок. Кандзи умолк, но сейчас же у задней калитки около домика Отоё заговорил другой голос, сиплый, спокойный:
— В то время как монополистические концерны продают Японию оптом, патриоты поднимаются против американских оккупантов. Сейчас сражаются жители деревушки Утинада, а на острове Осима и у подножия горы Асама крестьяне уже сорвали попытку учредить базы. И такую же борьбу провели в префектуре Ямагата и на Хоккайдо, около Саппоро. Если подняться дружно, то можно дать отпор. К нам придут на помощь рабочие, студенты, служащие, все честные японцы. Нас, японцев, восемьдесят семь миллионов, мы большой народ…
— Он же спрятался… — шепнула Сумико, теребя рукав Рюкити. — Схватят.
Рюкити покачал головой:
— Зря учитель рискует…
Через заднюю калитку вбежали полицейские. Гудки полицейских машин и свистки заглушили слова учителя Акаги. Полицейские кинулись к домику Отоё. С крыши бросили пачку листовок. На скамейку около качелей поднялся студент Икетани с рупором:
— Пусть весь мир узнает о том, как борются японские патриоты против аме! Мы против военных баз, против войны. Мы за мир! Но моа Хиросима!
Сугино крикнул что–то. Около него сгрудились парни, держа друг друга под руки, Рюкити и Сумико подбежали к ним. У крыльца запели песню отрядов действий за независимость:
Защищай свободу нации, Подымайся, рабочий люд! Отряды действий
за независимость, Вперед, вперед!
— Пробивайся! — скомандовал Сугино и бросился вперед.
Послышался треск разламываемого забора. Кто–то подхватил Сумико под руку и потащил в сторону. Они выбежали через пролом в заборе на лужайку позади школы. Со стороны Обезьяньего леса бежала цепь полицейских. Раздался выстрел, затем что–то хлопнуло, хлопанье повторилось. Сумико вскрикнула и наклонилась вперед. У нее защипало в глазах, как будто попал перец, она стала тереть глаза, заболело еще сильнее, слезы застилали глаза, ничего нельзя было видеть. Ее сильно ударили чем–то по плечу, она схватила чью–то руку и упала, ее подхватили подмышки и понесли, несколько раз ее били палкой по ногам, она попробовала открыть глаза, но сквозь слезы видела какие–то черные полосы и фигуры, размахивающие руками. Ее тащили на спине. Через некоторое время она услышала голос Рюкити:
— Можешь итти?
Сумико опустили на землю, и она пошла, прихрамывая, Рюкити держал ее под руку. Один рукав у нее был разорван, и пришитый утиральник волочился по земле. Она оторвала утиральник и вытерла лицо. У нее тема кровь из носа. Они шли под деревьями, пробираясь сквозь кусты. Рюкити тоже хромал, рядом шагали Хэйскэ и Ясаку.
Они пробирались по узенькой тропинке вдоль опушки Обезьяньего леса. Впереди виднелся холм с усадьбой Югэ.
— Учитель выскользнул, — сказал женский голос. — А я так боялась за него.
Сзади Сумико шла девушка в роговых очках, Марико. Она улыбнулась и протянула Сумико платочек:
— Не трите глаза рукой.
— Если бы Сугино не принял главного удара на себя, учитель Акаги, пожалуй, попался бы, — сказал Ясаку и повернулся к шедшему сзади Комао. — Ты тоже здорово поработал. Вот и приняли боевое крещение. Запомним сегодняшний вечер…
Хэйскэ шел, приложив руку к глазам. Он, повидимому, тоже пострадал от слезоточивой бомбы.
Из–за туч показалась луна. Пройдя мимо холма, они стали спускаться к мостику около бамбуковой чащи. За деревьями появилась фигура, раздался тихий свист, и на тропинку выскочили полицейские. Один из них, подняв дубинку, крикнул:
— Стой!
Двое полицейских подошли к Хэйскэ и Ясаку и стали обыскивать их. Рюкити заслонил Сумико и Марико. Третий полицейский ткнул Комао дубинкой в грудь и приказал поднять руки. В это время из–за деревьев появился человек в иностранной военной форме.
Полицейский вытащил из–под рубашки Ясаку плоский сверток и развернул сложенный лист бумаги, оказавшийся плакатом. Военный подошел к ним и осветил карманным фонариком плакат. Другой полицейский извлек из кармана Ясаку пачку листовок. Ясаку шевельнулся, полицейский схватил его за ворот рубашки и замахнулся дубинкой, но военный остановил его движением руки. Затем, отозвав в сторону полицейских, он что–то сказал им и взял плакат и листовки, найденные у Ясаку. Полицейские ушли за деревья.
Военный в фуражке подошел к Ясаку, передал ему плакат и пачку листовок и чиркнул зажигалкой. Огонек осветил его круглое лицо с широко расставленными глазами. Рюкити толкнул Сумико плечом и шепнул:
— Буги–вуги.
Сумико узнала его. Это был тот самый нисей с короткими руками, которого они встретили по дороге в город. Тогда он был в штатском. Нисей закурил сигарету и тихо сказал:
— Лучше идите обратно, там дальше тоже стоят полицейские и проверяют всех. Могут задержать.
— Спасибо, — сказал Комао и поклонился. — Выручили нас… но мы не красные.
Ясаку тоже поклонился. Нисей кивнул и поднес два пальца к козырьку.
— Вам куда? В Новый поселок?
— Да. — Ясаку еще раз поклонился. — Мы ходили танцевать…
— Идемте, я вас немножко провожу. Если встретятся японские полицейские, я скажу, что вы мои знакомые и вовсе не красные…
Он посмотрел на Ясаку, потом перевел взгляд на Марико и рассмеялся.
Идя рядом с Ясаку, он о чем–то его расспрашивал.
— Нет, это не я рисовал, — говорил шопотом Ясаку. — Я не умею… Я немножко стихи сочиняю… пробую.
— А мне нравятся плакаты этого Кацу Гэнго, — сказал нисей.
Когда показалась школа, нисей свернул с тропинки и пошел в сторону шоссе. Они вышли на шоссе недалеко от того места, где стоял столбик с надписью: «Медленно». Нисей посмотрел по сторонам и поднес два пальца к фуражке.
— Можете спокойно итти. Спускайтесь в долину и поднимайтесь в сторону тутовой рощицы. У Нового поселка, кажется, нет полицейских засад.
— Спасибо, — сказал Ясаку и поклонился.
Все тоже поклонились.
— Не стоит, — нисей взмахнул короткой рукой. — Я хоть и нисей и хожу в этой волчьей шкуре, но кровь у меня японская. Когда я увидел плакат и листовки, сразу догадался, что вы патриоты… Хорошо, что смог услужить вам.
Он оглядел всех и засунул руку в карман куртки.
— Вы не выдадите меня? — спросил он и посмотрел на знаки, вышитые на рубашке Комао.
— Он наш товарищ, — сказал Ясаку и похлопал Комао по спине. — Сегодня–полицейским досталось от него… на митинге.
Хэйскэ кашлянул в кулак и покосился на Ясаку.
— Смотрите не выдавайте меня, — повторил нисей. — Вам–то ничего, а со мной живо расправятся. Я военнослужащий… переводчик интендантской части базы. Американцы почти никакой разницы не делают между нами, нисеями, и неграми. Мы те же цветные.
— Мы не шпики, — буркнул Хэйскэ.
— Я могу вам сообщить одну важную новость. — Он оглянулся и приставил руку ко рту. — Это военный секрет. Скоро командование базы проведет здесь маневры с участием парашютно–десантной части. Это для того, чтобы напугать вас и напомнить, на чьей стороне сила. Поэтому маневры будут называться «Операция Римайндер».
— Римайндер? — переспросила Марико. — Напоминание. «Операция Напоминание».
— Еще раз прошу… не выдавайте меня, — нисей положил руку на грудь и коротко поклонился. — До свидания.
Он быстро пошел назад. Когда его фигура скрылась в темноте, Комао поцокал языком.
— Все–таки странно… правду говорит или нет?
— Шкура действительно волчья. — Рюкити усмехнулся и покрутил головой. — Сейчас пока ничего нельзя сказать. Посмотрим.
— Шкура–то волчья, — сказал Ясаку, — но… под ней все–таки человек. Я думаю, что он говорит правду.
— То, что он нас сейчас выручил, это факт, — сказала Марико.
Они спустились в лощину и стали подниматься вверх.
— Через две недели в Бухаресте начнется фестиваль. — Ясаку вздохнул. — Как хочется попасть туда… хоть одним глазком посмотреть.
— А Сумико–сан хорошо танцевала, — сказала Марико. — Хотите поехать на фестиваль?
Сумико шла медленно, с трудом волоча ноги и прикрывая платочком глаза. Она остановилась, потерла ногу и кивнула:
— Хочу.
— Вот таких, как Сумико–сан, надо посылать, — произнесла Марико.
Ясаку тряхнул головой.
— Вот вместе и поехали бы… Сумитян и я.
— Таких, как ты, как раз нельзя посылать, — пробурчал Хэйскэ. — Зачем таскал с собой плакат и бюллетени? Чуть–чуть не влопались из–за тебя.
— Я хотел расклеить во время митинга и не успел.
— А во время драки с полицейскими прятался за спины чужих. Болтун и трус! Волосы отрастил…
Хэйскэ схватил Ясаку за ворот рубашки, но Рюкити и Комао оттащили его, держа за руки.
— Хэйскэ, не дури! — прикрикнул на него Рюкити. — Срывай зло на врагах, а не на своих.
Ясаку пригладил волосы и тихо оказал:
— Я немножко струхнул, это верно… но я все–таки не убежал…
— Если б удрал, я бы тебе башку отвинтил, — сказал Хэйскэ. — Лисья морда!
Они молча дошли до дома Сумико.
— Не три глаза, — посоветовал Рюкити.
— Прикладывайте мокрую тряпку, — сказала Марико. — Платочек оставьте. Я навещу вас.
Марико взяла руку Сумико и крепко пожала ее.
После Урабона пошли дожди. Их не было уже давно, и те, кто имел участки суходольного риса, собирались даже устроить моление о ниспослании дождя. В этом году уже не приходилось рассчитывать на хороший урожай. Рис был невысокий и тощий, и когда над ним пробегал ветерок, вместо мягкого шелеста слышалось зловещее сухое шуршание.
Сумико слышала, как мать Инэко жаловалась кому–то:
— И в прошлом году и в этом удобряли только сгнившими листьями и травой. Вот и вылез бурьян вместо риса.
На заливных полях рис тоже был плохой. Не наклонялся к воде, а торчал прямо, как осока. Потому что не хватало воды. Она просачивалась сквозь насыпи и уходила вниз в долину, а из бамбуковых труб текли тоненькие струйки — воробьиные слезы.