– От плохой жизни звери не станут рожать детей! – гордо поблескивая глазами, говорил он. – Тем более от других пород. Я ведь собрал тут самых разных кошек: амурских, индокитайских, африканских, с Суматры и с Кордильеров. Только не подумайте, что я или кто-то другой ловил их в джунглях, в тайге и в горах. Все они родились в вольерах и уже в третьем-пятом поколении понятия не имеют, что такое дикая природа. Мои парни и девочки никогда не охотились и знают о кровопролитии меньше, чем домашние кошки, которые, бывает, ловят мышей, крыс или змей. Зато они знают, что такое любовь! У них ведь все как у людей. Есть постоянные пары – эти вообще не расстаются, и никто другой им не нужен. Есть вертихвостки, готовые переспать с любым, кто готов доставить им удовольствие. Есть самцы, которые думают только о сексе – все равно с кем. Все, как у нас, – с той лишь разницей, что у меня никто их не осудит, никого не потянут на бракоразводный процесс или в полицию за домогательство. Мои кошки живут здоровой естественной жизнью: сходятся, расходятся, рожают детей. И заметьте, между ними нет никакого расизма: я потом покажу вам вторые поколения гибридов: тайлигеры, лайлигеры… Здесь у меня действительно правит любовь. Мой брат Уэйн был бы счастлив видеть этот свой парк…
Между тем наступление «зомби» продолжалось. Под их давлением власти вводили все новые и новые ограничения – на разведение, на демонстрацию, на продажу, на перевозку. Рика душили штрафами и бюрократическими процедурами; он попросту не успевал приноровиться к множеству правил, которые постоянно менялись в сторону ужесточения.
– Как-то один из инспекторов спросил, почему я не кастрирую и не стерилизую зверей. Мол, тогда от меня отстанут… К счастью, я удержался и не дал ему по морде, а то уже сидел бы в тюрьме. Скажите, как такая гадость приходит в голову нормальному человеку? Любовь, продолжение рода – главное назначение живого существа. У людей еще есть другие цели, другие занятия: деньги, дома, книги, путешествия… да мало ли что. А у зверей – только это. Только любовь, только встреча, ласка, беременность, дети… Как можно лишать их этого? И зачем? «Слушай, – сказал я ему, – почему вам так не нравится, когда люди хотят иметь своего тигра? Почему бы не позволить им это, если есть нормальные условия? И вообще, какое вам дело?» Он ответил, что иногда с хозяевами случается что-нибудь, и животные остаются брошенными. Ну так что? Есть ведь убежища типа моего. И потом, люди тоже остаются брошенными – и дети, и взрослые… Улицы наших чертовых городов полны бездомными, приюты – сиротами, богадельни – одинокими стариками. В них-то полиция не стреляет, и никто из-за этого не призывает кастрировать мужчин и стерилизовать женщин.
– Пока не призывает… – мрачно заметил Мики. – Погоди, твои зомби еще не развернулись на всю катушку.
– Вот именно! – поддержал его Рик. – Я всегда это говорю. Они начали с уличных кошек, потом перешли на цирки и зверинцы, но их истинная цель – люди. Эти зомби целят в нас – в меня, в тебя, в Бетти… – во всех! Меня-то уже достали, недолго осталось. Мне в жизни не выплатить эти штрафы.
– Какие штрафы, Рик?
Он с досадой покрутил головой.
– Два года назад ко мне нанялся паренек по имени Джош. Сказал, что любит животных, что хочет научиться обращению с кошками, что готов работать за скромные деньги и все такое прочее. Я согласился, на свою беду. Потом оказалось, что его прислали шпионить. Один из старых тигров был совсем плох. Рак легких в терминальной стадии. Бедняга страшно мучился. Когда морфий перестал помогать, я понял, что остался только один вид помощи. Сел рядом с ним, обнял, приласкал и пустил пулю в ухо. На следующий день Джош исчез, зато приехала полиция. По правилам, негуманно усыплять животное выстрелом, можно только ядом. Такой вот дичайший бред: только ядом. Но мне уже приходилось делать это по правилам, и я видел, что зверю больно. Видел мучения от этого «гуманного» яда. Пуля – не по правилам, зато пуля убивает сразу, в долю секунды…
– И вас за это арестовали? – удивилась я.
Рик печально кивнул.
– И не только. Арестовали и предъявили обвинения. Джош выступал главным свидетелем и наплел чертову кучу вранья. Кроме выстрела, который он заснял на видео, у него не было фактов, так что все остальное мерзавец придумал. Главным пунктом значилось, что я отнимаю у матерей детенышей с целью наживы. Это было наглой ложью, но гаду не понадобилось ничего доказывать. К моменту вынесения приговора из меня уже сделали чудовище. На их стороне были и власти, и пресса, и судья, и дорогие адвокаты. Мне присудили штраф в пять миллионов. Пять миллионов, Майк! Как я мог выплатить эти миллионы, если по приговору лишался права показывать зверей публике?
– Погодите, Рик, – остановила его я. – Вы говорите «на их стороне». На их – на чьей? Кто там был, кроме Джоша?
Хозяин недоуменно воззрился на меня.
– Как это «кто»? Они – зомби. Целая команда зомби. Джош был там вовсе не главным, а кем-то вроде подручного. Всем заправляла сучка лет пятидесяти, некая Кэндис Дорсет. Она вообще не из нашего штата – специально приехала по мою душу из Флориды. Это ж как надо ненавидеть…
Судебный процесс и приговор разорили Тайгера Рика. Чтобы выплачивать штраф и кормить животных, он продал дело своей жизни бизнесмену из Далласа, выговорив себе право управлять парком в течение следующих десяти лет. Но запрет приглашать публику оставил его без средств к существованию. Денег катастрофически не хватало, и Рику пришлось вернуться к истокам – вернее, к тому, с чего начинал его брат-близнец: к скромному передвижному шоу. Он собрал нескольких животных: двух самых игривых тигрят, ручного медведя, собак, лемура и козу – и отправился с ними в поездку по дорогам штата.
У него не было и четверти дрессировочного таланта Уэйна, поэтому труппа обходилась самыми простыми трюками. К счастью, детей привлекали не трюки, а сама возможность поиграть с животными, так что первый гастрольный тур увенчался желанным финансовым успехом.
К следующей поездке Рик готовился дольше и серьезней, по старой памяти разучив с козой и собаками три-четыре фокуса из прошлого репертуара брата. Но ему так и не удалось продемонстрировать их зрителям: уже на втором представлении шоу подверглось той же крикливой агрессивной обструкции, которая в свое время сгубила бедного Уэйна.
– Как будто не было всех этих лет… – сказал Рик. – Те же вопли, те же плакаты, те же зверские рожи. Когда мы грузились в фургон, дюжина этих подонков стала забрасывать нас комьями грязи. Я взял бейсбольную биту и разогнал их несколькими взмахами. Зомби разбежались; кому-то я заехал по горбу, кому-то по заднице, а один тощий недоносок споткнулся, и мне удалось схватить его за шиворот. Я мог одним ударом вышибить душу из его цыплячьего тела – если, конечно, у зомби есть душа. Но я не бил этого очередного Джоша, а просто кричал в его перепуганную физиономию, чтобы они оставили меня в покое. Кричал что-то вроде: «Чего вам от нас надо?! Дайте нам жить! Что мы вам сделали?!» И тогда, как видно, поняв, что побоев не будет, он осмелел, а точнее, обнаглел, потому что у зомби нет смелости, а есть только наглость, и начал орать в ответ. Он орал, а я слушал, как будто мы разом поменялись ролями. Как будто он в один миг превратился из обвиняемого в судью, а я – наоборот. И вот в числе прочей ругани и угроз он проорал это. Проорал это…
Рик надолго замолчал. Мы с минуту-другую ждали продолжения, пока Мики не решил, что настала пора подтолкнуть телегу.
– Рик? – с вопросительной интонацией проговорил он. – Ты еще с нами? Мы остановились на…
– Я помню, – тускло отвечал Тайгер Рик. – Он проорал вот что: «Кэндис говорит, что ты, наверно, забыл, что случилось с твоим братом! Мы устроим тебе то же самое!» И тут я понял, что нашел. Нашел то, о чем просил Уэйн перед смертью. Вернее, она нашла меня…
– Кто? Кто тебя нашел?
– Она. Чертова зомби Кэндис Дорсет. Это она убила Уэйна. Убила моего брата, а теперь собирается уничтожить меня… – он поднял голову и посмотрел на Мики. – Ты должен мне помочь, Майк. Останови ее. Назови цену, я заплачу. Не сразу, но заплачу. Ты знаешь, что мне можно верить…
«Наконец-то он назвал имя, – подумала я. – Теперь можно ехать в аэропорт…»
– Почему ты так уверен, что это именно она? – спросил Мики. – Прошло столько лет. Возможно, ей тоже рассказали.
Рик пожал плечами:
– Я просто знаю. Так бывает, когда в горах едешь в тумане, а потом вдруг раз – склон пошел вниз, ты выбрался из облака, и все становится видно. Я помню, какими глазами она смотрела на меня в суде. В них был… как бы это назвать… в них был такой постоянный фон, типа занавески, а на занавеске – тень чего-то большого, что прячется позади. Теперь я знаю, что это тень Уэйна. Тень того подожженного сарая и сгоревших зверей. Я просто знаю… Так что? Берешься? Мне не хотелось бы искать кого-то другого.
– Что ж, коли знаешь, то знаешь… – с расстановкой проговорил Мики. – Но знай и кое-что еще: мы с Бетти не совсем обычные профи. Мы работаем только по тем, кто действительно виноват. Как в суде – не в том дерьмовом суде, который тебя разорил, а в суде Божьем, праведном. Бог выносит приговор, Бог приводит его в исполнение…
Тайгер Рик нетерпеливо двинулся в кресле:
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Майк. Берешься или нет?
– Не обижайся, но мы должны все проверить, – сказал Мики и поднялся с дивана. – Я сообщу тебе о нашем решении. Подожди недельку-другую. А о деньгах не беспокойся. Если сделаем, то в счет моего старого долга. Бетти, поехали, девочка…
Распрощавшись с хозяином, мы долго пылили потом по ухабистой грунтовке, сосредоточившись на том, чтобы по мере возможности объезжать ямы и не пробить головой потолок.
– В упор не помню эту дорогу, – сказала я, когда машина наконец вырулила на автостраду. – Неужели я так крепко спала?
– Крепче любого ухаба и глубже любой ямы, – хохотнул Мики. – Как тебе понравился мой приятель?