Пленники упали перед капитаном на колени; младший не смог скрыть дрожь, в то время как лысый посмотрел вверх, странно спокойный, будто уже много раз бывал в такой ситуации. Совершенно очевидно, он и был капитаном торгового судна.
— Что у вас за груз? — спросил Ченг Ят.
— А сам-то ослеп, что ли? — отозвался Лысый. — Кокосы. Конопля. Куры. Рис.
Пираты хихикали над смесью хокло[30] и кантонского диалекта.
Ченг Ят ткнул абордажной саблей в голый живот пленника — Думаешь, я тебе поверю? Откуда плывете? Хойнам[31]? Аннам [32]? И с таким грузом, что едва хватит приготовить ужин? Где спрятано серебро?
Лысый попытался отвесить церемониальный поклон коу-тоу[33], но абордажная сабля мешала.
— Я плохой моряк. Фамилия Дин. Есть у вас родственники по имени Дин? Может быть, это мы… Ай-я![34]
Сабля дернулась в руке Ченг Ята. По животу Дина стекла капля крови.
Я отвела глаза. Зачем мучить человека? Все это чем дальше, тем больше напоминало представление. Когда я снова посмотрела на пленника, Ченг Ят покосился на меня, и я сразу поняла: спектакль отчасти предназначался мне.
На палубу с глухим стуком упал кошель.
— Вот все, что у меня есть, — сказал Дин. — Пожалуйста, проявите милосердие и оставьте нам хоть пару слитков.
Казначей протиснулся сквозь толпу зевак и высыпал на палубу содержимое, а потом подбросил в руке ярко-желтую монету.
— Двадцать два серебряных ляна, испанский доллар и вот это. Едва ли это вся прибыль после такого долгого перехода.
Глухой крик над водой заставил всех повернуться. Двух женщин под угрозой ножа завели в каюту, а третья, не старше шестнадцати лет, брыкалась и визжала, когда с нее спустили штаны.
Молодой спутник Дина бросился на Ченг Ята, но тут же упал на бок, зажимая рану на руке.
— Возьмите то, что осталось. Только отпустите нас, — взмолился Дин.
— То, что осталось?
— Да там всего несколько катти… — Следующее слово напоминало тихое мычание, и Лысому даже пришлось повторить: — Сахара…
Ченг Ят дико вращал глазами, пока не нашел меня взглядом. Брови у него двигались, словно губы, передающие сообщение, которое нельзя озвучивать.
Все еще глядя на меня, наш капитан опустил саблю и, опираясь на лезвие, присел, пока его голова не оказалась вровень с лицом Дина. Только тогда Ченг Ят отвел от меня взгляд.
— Кого ты обманываешь! — рявкнул он пленнику. — То есть ты говоришь, что у тебя был сахар, но предлагаешь мне жалкие остатки, которые смел с пола? — Он ударил Дина по мясистому лицу. — Собака! Ты же продал сахар! Где остальные деньги?
— Мы…
Молодой человек приподнялся и сплюнул на палубу.
— Да чтоб тебя! Один из ваших уже все украл!
Я видела, как рука Ченг Ята на рукоятке абордажной сабли побледнела и медленно поднялась, словно кобра, вставшая в стойку для нападения. И все же это казалось фальшивкой: отточенные движения, постановочный голос, нахмуренные брови и еще один взгляд украдкой в мою сторону.
Мои глаза ответили ему: «Твое представление меня не впечатлило. Но я ценю попытку».
Внезапная большая волна заставила капитана пошатнуться. Дин воспользовался моментом, чтобы броситься на юношу и прикрыть его собой.
— Можешь меня разделать, как тушу, но умоляю: пощади сына и моих женщин!
Экипаж выглядел разочарованным, когда Ченг Ят опустил саблю. Видимо, пираты предпочитали кровь. Некоторые одобрительно хмыкнули, когда капитан постучал лезвием по подбородку Дина.
— Кто, говоришь, забрал твой сахар?
— Толстый боров, который так пискляво говорит, словно у него оторвали яйца.
Я ожидала ярости, а потому удивилась, когда на лице Ченг Ята расплылась улыбка.
— Он называл себя вице-адмиралом, усмиряющим море?
Дин кивнул:
— Точно.
Ястреб хохотнул мне в ухо.
— Это они о By Сэк-йи.
Ченг Ят встал и оперся на саблю, а потом заговорил притворно-дружелюбным тоном:
— И когда ты имел счастье познакомиться с… э-э-э… моим толстым другом?
— Дня два-три назад. Где-то к югу или юго-востоку от лагуны с шестью островами. Я говорю правду. Сын принесет оставшееся серебро, хотя, клянусь, его немного. Не убивай нас. Пожалуйста, не забирай мою девочку.
Ченг Ят потер подбородок, делая вид, что задумался.
— Мне нужен только сахар.
Толстяк Дин отбивал поклоны, его тело поднималось и снова опускалось, отчего он напоминал червяка.
— Спасибо! Спасибо, господин!
— Я не господин для такого слизняка, как ты, — процедил Ченг Ят.
Он снова посмотрел в мою сторону. Зачем мне его бравада? Сейчас я презирала его сильнее, чем когда-либо с первой ночи. Если унижения этого жалкого человека и его родных призваны произвести на меня впечатление, значит, на мне лежит ответственность за их страдания и их боль. Но я не хотела участвовать в этом и жаждала лишь поскорее вырваться из мерзкого пиратского мира.
Двое матросов подняли Дина и его сына под мышки и повели обратно к планширу. Я нырнул сквозь толпу зевак, убедившись, что все смотрят на пленников. Если бы получилось проскользнуть в сампан раньше пиратов, спрятаться под сетью, купить за серебро молчание гребца…
Путь мне преградила чья-то рука. Человек, считавший себя великим актером, ухмыльнулся мне в лицо:
— Пусть мир узнает о доброте капитана Ченг Ята.
ГЛАВА 7ЛАГУНА
На цветочных лодках девушки вслух мечтали о роскошной жизни, которую могли бы вести, если бы выскочили замуж за одного из корабельных офицеров, часто посещавших их постели: расслабленность, приключения, интересные люди, и все это под соусом обещаний, в очередной раз доказывающих, какими же великолепными сказочниками были моряки.
Если бы я только могла показать им, как все происходит на самом деле… Может, только тюремное заключение воспринималось бы более бесцветным, скучным и кишащим червями, чем долгие дни на плывущем корабле, но, по крайней мере, в тюрьме можно было спрятаться от палящего в конце лета солнца и шквалистого ветра.
Я знала лишь, что мы двигаемся на запад вдоль побережья, но куда именно, не понимала. Море, небо и суша всегда выглядели одинаково.
Великодушие, которое себе приписал Ченг Ят, на меня не распространялось: он проводил все дни с тхаумуком или казначеем с его талмудами, а оба они сразу дали понять, что при мне не готовы обсуждать дела.
Иногда я сидела с A-и, но наши разговоры неизбежно сводились к пустой бабской болтовне: дети, прически, кто кому на борту приходится родственником, — но, к счастью, мою родословную мы не обсуждали. Хотя я наконец научилась вышивать целую строчку более или менее ровными стежками, вторая строчка всегда напоминала птицу в полете, которая приземляется совсем в другом краю.
Но с чего мне создавать красоту? Мне куда интереснее было узнать что-нибудь про оружие. Красота — хрупкая вещь, ее можно использовать и обесчестить. Оружие, напротив же, обладает мощью и целеустремленностью, которых не хватает красоте.
Ястреб помялся, когда я попросила его научить меня военному делу, но вскоре я, скрупулезно повторяя все, что он показывал, убедила его продолжить уроки. Ястреб и два его товарища научили меня определять калибр ствола, рассказали про траектории, затворы, предохранители, курки и огниво. Я научилась прикидывать вес пушечного ядра по виду, поняла, почему гладкая иностранная пушка, украденная при нападении на порт, превосходит грубо отлитые китайские стволы. Мы изучили мушкеты, гингальсы[35], мушкетоны[36] и единственный корабельный пистолет.
Я заслужила доверие своих учителей, уговорив дать мне почистить пушки. На это ушло два дня и бесчисленные ведра «пожертвованной» мочи. Оружие занимало мои руки, в то время как характер, скрытый в глубине, стремился доказать Ченг Яту и его самодовольным приспешникам, что я не просто чья-то шлюха, что я упорная и умная.
Мои ноющие мышцы были готовы сдаться в тот день, когда Ястреб сказал:
— Есть еще работенка.
Он бросил мешок к моим ногам, и оттуда высыпалась целая куча потускневших и незнакомых мне монет.
— Самые лучшие снаряды.
— Вы стреляете деньгами?
— Ну, если можно назвать аннамскую мелочь деньгами.
За них даже горсть свиного навоза не купишь. Там внизу еще есть. — Он продемонстрировал, как продеть веревку через центральные отверстия в монетах, чтобы получились связки. — Если пальнуть из большой пушки такой связкой, на палубе противника будет месиво.
По крайней мере, задание можно было выполнять сидя в тени, чем я и занималась, пока передо мной не вырос Ченг Ят. Он вырвал законченную связку у меня из рук и швырнул в воду.
— Неподходящая работа для жены капитана.
— Да что ты? А что приличествует делать жене такого важного господина? Может, играть на цитре?
Он рассмеялся, как я решила, над моей восхитительной шуткой и отпихнул остальные монеты ногой:
— В ближайшее время они нам не понадобятся.
Я проследила за взглядом Ченг Ята через противоположный борт и рассмотрела на горизонте несколько скалистых островов.
Островки образовывали неровную круглую лагуну в окружении моря. Мы вошли с северо-востока, маневрируя между двумя высокими скалами.
Меня очаровал этот безмолвный, оторванный от остального мира уголок, неподвижная синяя вода и голые скалы, на которых сидели немногочисленные морские птицы. К полудню солнечный свет отражался от поверхности, обжигая глаза, куда ни повернись, и раскалял слабый ветерок. Мужчины охлаждали палубы морской водой, женщины плели себе веера из бамбуковых обрезков. Разгорались нешуточные споры, кому принадлежат права на несколько уцелевших шляп из пальмовых листьев.