Подбежал Ченг Ят с распущенными и взлохмаченными волосами.
— Почему ты не стреляешь?
— Гляди! — Я ткнула пальцем. После столкновения наш корабль развернуло, и пушки теперь целились в сторону от берега.
Ченг Ят приказал копейщикам развернуть нас обратно, а затем закричал мне:
— Огонь, черт бы тебя побрал!
— Это тебя бы черт побрал! Почему ты не вытаскиваешь нас отсюда?
— Моя работа — защищать…
— Защищать кого? Этого мальчишку, опиумного наркомана? Он или сбежал, или уже сдох!
— Да как ты смеешь!
Спасай своих людей! Спасай свою жену!
Ближайшая джонка выстрелила из пушки в направлении берега. В ответ повстанцы тоже пальнули из орудия; выстрел не достиг цели, но поднял целый столп воды. Ченг Ят убежал, отвлекшись на что-то другое. Через несколько мгновений я узнала, на что именно, когда люди по цепочке начали кричать друг другу:
— Брандеры[64]!
Пылающие плоты ползли из-за излучины реки, увлекаемые течением, как процессия горящих фонарей, только огромных и смертоносных. Один ударился о транец закрепленной на якоре джонки. Через мгновение рубка загорелась.
Экипажи наших кораблей вверх по течению пиками отпихивали от себя горящие плоты, которые теперь дрейфовали на встречном курсе; повсюду растекался дым от пожарищ.
— Поднять якорь! — заорал Ченг Ят. — Или просто руби чертовы цепи!
Канонир коснулся моей руки:
— Ченг Ят-соу, смотрите!
В другом конце лагеря выкатили вторую короткоствольную пушку.
Загрохотали лебедки. Главный парус взметнулся вверх. И тут его заклинило. Джонка накренилась.
— Весла! — приказал Ченг Ят.
Никто не шелохнулся. Все весла и юлоу остались на злополучных сампанах.
Все это время измученные отставшие матросы карабкались по планширам. Брандеры продолжали бесшумный марш вниз по течению, и мы задыхались от их дыма.
Между нами и берегом проплыла знакомая джонка. Перед грот-мачтой стоял Куок Поу-тай, прикрывая глаза от восходящего солнца. Он не мог заметить меня из-за дыма и снующих вокруг людей. Или, может быть, сознательно решил не замечать.
Плевать. Мне открывался отличный вид на минометный расчет на берегу, перезаряжающий свое орудие. Короткоствольную пушку развернули на колесах, пока не прицелились прямо… в меня.
— Надо стрелять, — сказала я.
— Мы целимся вправо, — возразил канонир.
Я всем сердцем желала, чтобы нашу джонку развернуло течением, и закричала, чтобы кто-нибудь нашел пику и развернул корабль, но никто, кажется, не услышал.
На нас налетел сампан; под тяжестью пассажиров вода плеснула через вельс. Я прыгнула и замахала руками, направляя лодку к носу.
— Тараньте корабль! — заорала я.
Канонир занес фитиль. Медленно двигаясь, сампан толкнул нас — не сильно, но достаточно. Джонка повернулась, потом еще немного.
— А теперь давай! — приказала я канониру.
Фитиль загорелся. Пушка выстрелила, с грохотом ударившись об упоры.
Вспышка берегового орудия была ослаблена солнцем, и я почти поверила, что у врагов кончился порох.
А затем палуба прогнулась.
Стена жара обрушилась на меня.
Мои ноги взлетели к кроваво-красному небу, а потом надо мной распростерлась сверкающая река. Рот невольно раскрылся в беззвучном крике.
Что-то пронзило мне живот прямо до позвоночника.
Я больше не ощущала ни свет, ни грохот пушек, ни запах пороха.
ГЛАВА 19СЫНОВЬЯ
Помню, как очнулась в темноте, закутанная в одеяла. Пол шатался, дерево стонало. Мы куда-то плыли.
Сильная, обволакивающая боль пронзила меня от колен до низа живота. Я закричала.
Чья-то рука разжала мне челюсти, и мне в горло залили горький отвар. Я впала в забытье.
Солнечный свет пронзил веки. Я чувствовала его тепло на лице, в то время как тело дрожало, будто я лежала в холодной земле. Я потянулась через одеяло, чтобы унять тупую боль в ноге, но сама же отпрянула от прикосновения.
Дверь скрипнула. Я заставила себя открыть глаза. Вошла A-и с плошкой в руках, улыбаясь беззубой улыбкой. Она влила мне в рот водянистый отвар.
— И давно?..
— Три дня.
A-и поведала, что меня намотало на грот-мачту, в таком виде меня и обнаружили, когда мы поплыли прочь. Несколько членов экипажа погибли.
— Тебе повезло, — добавила старуха.
Я попыталась сесть и выглянуть наружу, но мышцы взбунтовались.
— Мы где-то в бухте, — сказала А-и. — Ты в безопасности. Отдыхай.
Позже — был ли это тот же день? — раздался стук, и дверь со скрипом отворилась. Мой разум был настолько затуманен, что я не сразу поняла: это не А-и с едой или лекарствами, а член экипажа, который притащил охапку инструментов. Он кивнул с извиняющимся видом и на цыпочках прокрался к алтарю в углу каюты, поднял статую Тхин Хау с постамента и опустил на пол.
Я оперлась на локти и попыталась возразить, но не смогла произнести ни слова.
— Для ремонта корабля, — пояснил матрос. Несколькими быстрыми ударами он превратил основание статуи в стопку досок и вынес их.
Я, борясь с болью, заставила себя встать, подождала, пока перестанет кружиться голова, и поковыляла к трапу. Густая мгла окутала окрестности. Я могла разглядеть залив и бахрому растительности. Рядом стояли на приколе еще несколько джонок. Слабые тени тянулись в сторону суши, которая лежала на западе. Занималось новое утро.
Главная палуба была усеяна перебинтованными телами, аккуратно разложенными в ряд, словно для продажи. Запыхавшись по дороге, я спустилась и обнаружила, что тхаумук следит за матросами и женщинами, которые чинят сломанные латы.
— Где Ченг Ят? — спросила я.
Тхаумук пропустил мимо ушей мой вопрос и передал отремонтированные латы человеку, корпевшему над гротом, разложенным под мачтой.
Мои легкие, казалось, наполнились осколками стекла, когда я вдохнула, чтобы повысить голос:
— Где мы? Где мой муж?
— Ты задаешь вопросы, на которые нет ответов.
Помощник капитана не сводил глаз с ремонтных бригад. Морщины усталости искажали его лицо. Как он мог сообщать о пропаже своего командира с таким равнодушием? Где Ченг Ят?
— Он сел на быстроходную лодку и отправился на поиски других. Куда, я не знаю, — наконец сообщил тхаумук.
Мог бы сразу сказать и не заставлять меня мучиться неизвестностью.
— Сколько кораблей мы потеряли?
— Ты же умеешь считать.
С этими словами он ушел.
Я возненавидела его пуще прежнего. Будь я тут главной, вышвырнула бы его первым.
Пришлось пересчитать джонки, покачивающиеся в воде: сначала с одного борта, потом с другого. Не может быть. Из двухсот судов, приплывших к реке Духов, осталось только двенадцать?! Я своими тазами видела, как Куок Поу-тай отступает, но его корабля здесь не было. А значит, еще больше джонок разбросано по побережью. Ченг Ят ищет их. Он вернется с ними сюда. А еще найдет целителя, который поможет мне справиться с болью.
Кок протянул мне тарелку еще теплой каши с жилистым мясом. В задней части камбуза с балки свисали крысиные туши. Впрочем, какая разница: мясо и есть мясо.
Мне удалось осилить только половину порции, когда с полуюта раздался крик:
— Лодка идет!
Я надеялась разглядеть Ченг Ята, но увидела только бау, сампан в аннамском стиле с одиноким парусом, идущий с юга с людьми в униформе императорской армии. Когда они подплыли, один человек встал и сложил руки в приветствии, повторяя на аннамском слово «друг». Он молил нас гнусавым напевом. Я знала аннамский лучше тхаумука, поэтому попыталась перевести:
— Он говорит, что они из подразделения… э-э-э… где-то на севере. Хочет, чтобы мы сопроводили их туда.
Среди экипажа разгорелся гневный спор о том, делить ли скудные пайки с незнакомцами. Я считала, что мы должны предложить солдатам немного еды и снарядить их в путь. Тхаумук, казалось, разделял мои намерения. Он отправил трех членов экипажа в трюм.
Но там не хранили съестное.
Наши матросы вернулись с тесаками в руках и кинжалами в зубах.
— Какого черта? Это не враги! — Я попыталась остановить их, но травмированная нога не позволяла бежать.
Они перемахнули через борт, и мои слова утонули в криках аннамцев. Ноги у меня подкосились, и я ударилась головой о палубу.
Ткоумук пожал плечами.
— Мы потеряли наш сампан. Можем воспользоваться их лодкой.
Весь мир остановился на несколько дней, даже боль в ногах замерла. Потом на юге показались паруса, алеющие в последних лучах солнца. Морское знамя Ченг Чхата развевалось на шесте, где раньше была фок-мачта. Грот превратился в лоскутное одеяло: удивительно, как он не разлетелся на куски при малейшем ветре.
Хотя с ними не приплыла быстроходная лодка и не было никаких признаков Ченг Ята, я все же испытала некоторую радость. Теперь подруга составит мне компанию.
Однако тхаумук преградил мне дорогу к первой же лодке: по его словам, пассажирам не было места среди клубней колоказии и зеленых бананов, собранных на берегу в тот же день.
Лодка вернулась после наступления темноты с мешком кокосов и сообщением, что мне здесь не рады.
Я попыталась подняться на борт, когда судно совершало очередной рейс, на этот раз с запасными парусами, но тхаумук приказал одному из членов экипажа задержать меня.
— Отпусти, черепашье отродье! — Я барахталась в его руках и орала на тхаумука. — Как ты смеешь так обращаться с женой своего командира! Когда я скажу Ченг Яту…
— Приказ адмирала. — Тхаумук указал на джонку Ченг Чхата, хотя выглядел довольным.
— Чтоб ты сдох! — процедила я, пихнула матроса локтем в грудь, впилась зубами ему в руку и вырвалась на свободу. После чего, недолго думая, взобралась на перила и сиганула вниз.
Я забыла сделать вдох. Руки и ноги дергались сами по себе, пока я не вынырнула на поверхность, кашляя, отплевываясь и хватая ртом воздух. Желтое свечение корабельного фонаря отметило мою цель. От холодной воды все тело онемело, однако ноги слишком болели, чтобы болтать ими. Я плыла, подгребая только руками и едва держась на поверхности, пока силы не иссякли. Глотнув больше воды, чем воздуха, я уже хотела повернуть назад, но чьи-то руки схватили меня и втащили в движущееся аннамское