Девушка из цветочной лодки — страница 38 из 82

— Что-то покупаете?

Наконец-то показались знакомые зеленые острова. До Зянгбиня было рукой подать. Ветер трепал мне волосы; впервые за несколько месяцев с плеч упал тяжелый груз: я возвращалась домой.

Что бы ни творилось в мире, Зянгбинь оставался убежищем, перевалочным пунктом, не зависящим ни от какой власти. Мы могли бы начать все заново, став сильнее прежнего вместе с Ченг Ятом, играющим более активную роль; возможно, он даже перехватит бразды правления у своего брата. Я могла бы открыть собственное предприятие — мыловаренную мастерскую! — и пополнила бы ряды успешных участников этого необычного торгового общества. Моя подруга, жена Ченг Чхата, присоединилась бы ко мне, и две сильные женщины составили бы конкуренцию любому мужчине.

Такие мысли теснились у меня в голове, пока мы подплыли к грязевым отмелям в устье реки. По равнинам рыскали собаки; хижины стояли пустые, без людей. Я ощутила едкий запах дыма.

Мы сделали первый поворот. Почти мгновенно затрещали паруса. Горячий ветер пронесся по палубе, обжигая глаза. Песок заскрипел на зубах. Я вытерла лицо и обнаружила, что ладони у меня черные. Мы попали под дождь из пепла.

Набережная лежала в руинах. От огромного зала рыбного рынка остались только обугленные столбы, напоминающие темных часовых. Некогда знакомые склады превратились в угольные скелеты, ненадежно накренившиеся над водой.

Наш корабль пробирался мимо города-призрака через масляные пятна и обломки. Обвалившиеся крыши, разбитая черепица. В тех стенах, которые асе еще стояли, зияли дыры от пушечных ядер. Столбы дыма пересекались над склонами холмов. Городской канал, обычно забитый судами всех размеров и форм, превратился в кладбище разбитых, тлеющих корпусов и сожженных до черноты мачт. Некоторые казались почти знакомыми, как призраки прошлого.

Откуда-то с северной стороны раздался приглушенный взрыв, следом взметнулось белое облако дыма. Черепица с грохотом полетела на землю. Стена рухнула с почти человеческим стоном, хотя на улицах не появилось ни человека, ни даже собаки.

Мой дом, моя гавань — моя мечта! — исчезли в уродливом черном дыму. Куда теперь деваться? Что делать? Мне нужно было на что-то опереться, но глаза у меня щипало от слез и дыма. Я ничего не видела. Спотыкаясь, на ощупь нашла Ченг Ята: он облокотился на поручень, неподвижный, как идол, и сосредоточивший внимание на береговой линии. Я плюнула на пальцы и протерла глаза.

Главный храм лишился крыши; его внешние стены потрескались, но выстояли. Перед ним посреди площади одиноко высился деревянный столб наподобие тех, куда подвешивали хлопушки во время праздников, с развевающимся наверху знаменем и веревкой, хлопавшей по бревну.

Ченг Ят дал сигнал причалить. Корпус чиркнул по дереву и голым камням. Моряки стояли неподвижно, как скалы, держась за швартовы, но не пытались высадиться на берег.

Тошнота подступила к горлу.

То, что выглядело развевающимся на столбе знаменем, оказалось развернувшимся тюрбаном. Покачивающаяся внизу веревка обернулась мужской косой, свисающей с отрубленной головы — сморщенной и черной, но по-прежнему узнаваемой.

Ченг Чхат смотрел в пространство сквозь темные пустые глазницы.

Скрип корпуса, скребущего о причал, крики экипажа и, главное, трубный стон, напоминавший крик раненого быка, который вырвался из горла Ченг Ята, — все слилось в сплошной жгучий ужас. Мой взгляд метался вправо и влево, обыскивая улицы, переулки и дверные проемы в поисках еще одной головы, еще одного тела. Но моя подруга не имела значения для тех, кто оставил нам это ужасное послание.

— Вытащите нас отсюда! — крикнул Ченг Ят.

Ноги у меня словно бы растаяли. Колени коснулись слоя пепла на палубе. Завыли лебедки. Мужчины выкрикивали приказы, весла хлопали по воде. Я снова и снова билась головой об пол, пепел и желчь облепили мне язык, а горло сжалось так, что стало трудно дышать. Я старалась не думать о том, что повстанцы сделали с пленными женщинами, что они сделали бы с моей старшей сестрицей, будь она еще жива. Мне не хотелось вспоминать, какой я ее видела в последний раз: побагровевшее лицо, руки, хватающие воздух, перекошенные губы, умоляющие — точно так же, как теперь я молила в ответ, взывая к ней, к Зянгбиню, к мадам Ли, к продавцу мыла, к девушкам в красивых аозай и всем моим прекрасным мечтам:

— Не бросай меня!

ЧАСТЬ ВТОРАЯВОСЬМОЙ ГОД ПРАВЛЕНИЯ ПОД ДЕВИЗОМ ЦЗЯСИН1803 ГОД



ГЛАВА 22ЗАТОЧЕНИЕ

Мы снова стали пиратами. Ченг Ят возглавил разношерстную группу из пяти джонок — иногда количество доходило и до двенадцати, — дрейфующих вдоль побережья и судоходных путей в районе дельты Жемчужной реки. Один пиратский налет был похож на другой, и захваченные деревни ничем не отличались друг от друга. Я и оглянуться не успела, как прошел год с нашего бегства от руин Зянгбиня.

Со временем стало легче гнать от себя мысли, разве что во снах лица мертвых мерцали, как голубое пламя, которое нельзя было потушить, только залить вином. Я, как и прежде, заполняла свои дни тем, что обслуживала пушки, хотя у меня и не было настроения.

Нельзя плыть вспять. Так ведь говорила A-и? Лучше подходит выражение «плыть в никуда»: именно этим мы и занимались. Мне этого было достаточно. Вьетнам научил меня не предаваться тщетным мечтам о чем-то большем. Желания, как я поняла, могут нести погибель.

Однажды холодным утром мы плыли вверх по широкому лиману, окруженному невысокими извилистыми холмами.

Я взяла себе кашу на завтрак и собралась вернуться в каюту, когда сердце вдруг забилось от ощущения опасности. Мы были в неприятной близости к скрытой песчаной отмели, простирающейся от восточного берега. Солнце било прямо в глаза, я почти ничего не видела. Но знала, что отмель там.

Мне было известно это место.

Плошка выпала у меня из рук.

Роща на повороте отбрасывала тень столь же знакомую, как моя собственная. Сзади тянулись густые мангровые заросли. Цапли взлетали с деревьев — белые призраки на фоне бледного неба.

Я знала этих птиц — или, по крайней мере, их родителей, бабушек и дедушек.

Рулевой как раз вовремя обвел нас вокруг отмели.

— Нет! Не туда! — закричала я, взбежала по трапу, спустилась на нос к рулевому колесу и наконец отыскала Ченг Ята, сидящего на корточках рядом с Чёнг Поу-чяем у алтаря на носу. — Нужно развернуть корабль! — завопила я громче, чем следовало.

Ченг Ят прервал молитвенную церемонию, которой они были заняты, и вопросительно посмотрел на меня, изогнув бровь.

— Не надо пересекать излучину реки. Нам туда нельзя!

Ченг Ят взглянул на Поу-чяя:

— У нас на корабле новый капитан?

— Разве ты не видишь, где мы? — Я схватила мужа за плечо, от чего он рассердился. Поу-чяю, по крайней мере, хватило ума отпрянуть в сторону.

— Конечно, я знаю, где мы находимся, — буркнул Ченг Ят. Из-за мыса появился сампан и прошел достаточно близко, чтобы мы заметили ребенка, выползающего из-под навеса. Я, наверное, общалась с его отцом, но не хотела видеть его сейчас. Действительно ли Ченг Ят узнал это место? Помнил ли он его название? Неужели он совсем не воспринимает чужие чувства, такие сильные, что сейчас они могли бы просвистеть по воздуху, как раскаленная картечь, и разорвать на клочки его холодное сердце?

— Может быть, твой отец вернулся. — Один уголок рта Ченг Ята изогнулся в улыбке. — Сможешь отомстить.

Конечно, я думала об этом тысячу раз. Я знала, что, если найду отца, Ченг Ят позволит причинить ему любые мучения, какие только пожелаю. А я рассядусь с комфортом, как королева, и буду смотреть, как подлый родитель умоляет меня о прощении, пока от его бровей, носа и пальцев отрезают по кусочку.

Вместо этого я сама взмолилась:

— Пожалуйста, не вези меня туда! Моих плохих воспоминаний и так хватит на десять жизней! К тому же… — Я не закончила фразу, но он, должно быть, понял мою мысль по глазам: «Ты отлично знаешь, что еще там случилось. Я не хочу снова возненавидеть тебя!» Я крикнула рулевому: — Разворачивайся!

Ченг Ят казался искренне ошеломленным. Он думал, что преподносит мне сюрприз, но просто не понимал моих чувств. Я не хотел вернуться в ту жизнь, даже на половину удара сердца, даже чтобы разрушить прошлое раз и навсегда.

Я спустилась в ближайшую кладовую, где заперлась, заглушив звуки, запахи и призраки Санвуй. Обняв колени в темноте, я видела огромные глаза девочки, сборщицы моллюсков. Что, если бы мы поменялись местами? Что, если бы я оказалась на шаг быстрее и проскользнула внутрь храма? Где бы я была сейчас? Как одно мгновение может изменить вашу жизнь!

Я так дрожала, что опасалась разнести корабль на кусочки, и тут услышала спор между Ченг Ятом и Чёнг Поу-чяем.

— … Нет причин идти туда сейчас.

Мне стало интересно, почему Поу-чяю не все равно.

— Кто отдает приказы на этом корабле? — возмутился мой муж. — Не она. И не ты.

Мы, видимо, подплыли совсем близко. Было слышно, как кричат птицы в мангровых зарослях. Я взялась за поручень, но передумала. Нет, не позволю себе смотреть. Вдруг какой-нибудь местный пунши узнает меня в лицо и растрезвонит всей деревне: «Сэк Йёнг — та шлюха, помните, черепашье отродье — теперь пиратка!»

Течение сместилось подо мной; нижняя поперечина застонала, как при повороте судна. Мы с грохотом прошли через небольшую полосу, где гладкая вода бухты встречалась с бурным течением широкого канала. Я тысячу раз преодолевала этот участок в отцовской лодке.

Я отсчитала десять сильных ударов сердца до того места в канале, где, в зависимости от ветра, мы должны были войти в широкую лагуну.

Еще десять ударов, но корабль держался того же курса. Мы плыли мимо. Ченг Ят не причалил, но и не поддался на мои уговоры. Никто не потерял лицо.

Я лежала скрючившись, как рак-отшельник в своем панцире, пока мы не оказались далеко за пределами моих уродливых, уже изрядно сморщившихся воспоминаний.