Он был сильным, но я заранее знала, что мой ребенок будет таким. Некоторые женщины убирались, другие топтались вокруг, ворковали и взвизгивали каждый раз, когда ребенок двигался или корчил рожицы.
Мой сын.
Я была слишком слаба, чтобы поднять его, и A-и приложила малыша мне на грудь, придерживая его большую круглую голову.
— Губы как у отца, — сказал кто-то.
— Мамин подбородок.
— И уши ее.
Интересно, как они это разглядели? Я попробовала найти отголоски собственных черт, но увидела лишь бесформенные припухлости под клоком черных волос и большие выпученные глаза, которые захлопнулись, как раковины моллюсков, когда ребенок закричал. A-и нежно прижала его к моей груди, и я почувствовала, как он впервые поел.
Мой сын.
Я крепче обняла малыша, пока он мусолил мой сосок, ожидая пресловутого прилива материнской любви. Всего лишь мягкое, горячее маленькое существо прильнуло к моей груди, и ничего более, сколько бы раз я безмолвно ни произносила слова: «Мой сын».
Посмотрите на него, такие крошечные, хрупкие пальчики. Он даже не может держать голову. Весь красный.
Что мне делать?
Мой сын.
«Сочувствую, — думала я. — Сынок, я не хочу причинять тебе боль. Но ты пришел ко мне без приглашения. Бедный малыш, у тебя ужасная мать».
А как насчет отца? Где он?
— Корабли. Что случилось с кораблями? — спросила я.
A-и провела пальцами мне по щекам.
— Не плачь, дорогая. Сейчас не время…
— Я не плачу! Где Ченг Ят? Где корабли?
— Уплыли! Безвольные черепахи убежали, — буркнула одна из жен By. Остальные болтали друг с другом, но ни одного толкового слова не прозвучало.
— Ай-я! Хоть один человек объяснит мне, что произошло?
Ребенок начал плакать. A-и гладила его по головке, пока он не вернулся к еде.
— Она имела в виду военные корабли. Не наши.
— Только двенадцать кораблей ушли, — добавила старшая жена By.
— Не понимаю, о чем вы! Только двенадцать? А где остальные?
Я попыталась сесть, едва не выронив ребенка, чем вызвала вопли у окружающих кумушек. A-и схватила младенца на руки и прикрикнула на остальных, чтобы умолкли. Старуха покачала мальчика, и он успокоился.
— Сборище шумных кур… — проворчала она. — Если сумеете держать клювы закрытыми, я расскажу новоиспеченной матери, что случилось, а потом мы уйдем, чтобы они с ребенком немного отдохнули.
Жена By открыла было рот, чтобы возразить, но, натолкнувшись на испепеляющий взгляд A-и, тут же его закрыла.
— Оказывается, у военного флота было всего двенадцать кораблей, — пояснила старуха. — Власти умело перемещали их. Держали нас в дураках. Ну, мы тоже можем пошутить. Ха! Собрали в канале все, что можно, — джонки, сампаны, плоты, — набралось, может, две сотни судов. Противник был готов. Обстрелял нас из всех орудий. Надо отдать военным должное: устроили настоящую бомбардировку.
— Сколько мы потеряли?
— Я не закончила. А теперь возьми-ка обратно этого парня.
И что с ним делать? Мальчик казался сонным и отказывался от груди. Никакой инстинкт не направлял меня. Ничто в маленьком пухлом теле не взывало ко мне. Я умоляла сердце хоть что-то ощутить, но чувствовала только усталость. А-и цокнула языком и снова обняла меня за плечи.
— Вот как его держать. Ха! Не ерзай, сиди спокойно! В общем, тут на сцене появился твой муж. Морские орудия стреляли в нас без конца — сплошное бум-бум-бум! Мы даже выдержали несколько попаданий. А потом Ченг Ят повел наши корабли в атаку прямо под вражеским огнем.
— Стоп, — перебила я. — Где Ченг Ят? Он ранен? Сколько жертв?
Малыш икнул. Все засмеялись — то ли над ним, то ли над моими вопросами. Так или иначе, я пришла в ярость.
— Милая, в этой комнате пролилось больше крови, чем снаружи, — утешила меня старшая жена By. — Ты бы видела…
— Дайте мне сказать, — встряла младшая, все еще на сносях.
— Нет, я расскажу, — отрезала старшая. — Флот развернулся и дал деру. Правда, меня там не было, но муж сказал, что их транцы выглядели точь-в-точь как собачьи зады с поджатыми хвостами.
— А где Ченг Ят? Почему он не пришел посмотреть на своего ребенка? — Я хотела лично убедиться, что он годится на роль отца, пусть и не сказала этого вслух. Мне нужно было понять, правда ли он такой герой, каким его тут живописали.
Ченг Ят появился в тот же вечер, после того как все, кроме служанки, ушли. Его выдали алкогольные пары, он праздновал новый статус отца желанного мальчика. Крошечный сверток лежал у него на руках, глаза малыша были прикованы к отцовскому лицу.
— Видишь, как он смотрит на меня? Так уверенно. — похвастался Ченг Ят. — Настоящий воин.
Это слово поразило меня, как пуля.
Пусть он будет смелым, подумала я. Пусть будет сильным. Но если это вообще возможно, когда однажды он примет бразды правления семейным преступным предприятием, пусть не падет в сражении.
— У меня все хорошо, — сказала я, давая понять, что стоило бы поинтересоваться моим самочувствием. — Еще несколько дней отдыха в постели, потом я смогу двигаться.
Ченг Ят держал сына под опасным углом, и я даже испугалась, что младенец соскользнет на пол. Как он смеет в первый раз приветствовать ребенка, напившись пьян?
— Отдай его мне, — потребовала я.
— Он хочет побыть с отцом. — Ченг Ят подбрасывал мальчика вверх; так обычно трясут мешок с рисом.
С пьяным не поспоришь. Я солгала:
— Мальчик голоден, — и кивком велела служанке уйти.
После ее ухода Ченг Ят взял мою руку в ладони.
— У меня есть сын, — сказал он и только потом отпустил мою руку.
Это был его способ отблагодарить меня. Ни слова похвалы после того, через что я прошла ради него. Хоть бы какое-то признание, что я — после месяцев одиночества и мучений — подарила мужу то, что считается высшим достижением человека. Я чувствовала себя выпотрошенной: утроба опустела и расслабилась, как раздавленный мочевой пузырь; грудь болела, переполненная молоком. Если не считать роли матери, о которой я не просила, я ощущала себя пустым сосудом. Меньшее, что мог сделать муж, — наполнить пустоту хоть горсткой теплых слов.
— Я хочу знать, почему ты так долго не приходил посмотреть на него и на его мать.
Ченг Ят выпрямился, ощетинившись.
— Ты знаешь, через что я только что заставил пройти своих людей?
— Да, мне рассказали. Горжусь тобой. Но, возможно, можно было немного отложить празднование и навестить новорожденного сына?
— Значит, ты у нас заботливая мать, а я плохой отец? Ты просто не понимаешь. После того как мои ребята прошли через ужасную резню, мне стоило немного выпить и ненадолго притвориться героем, прежде чем прийти сюда и взять на себя роль отца. И вот он я.
Некоторое время мы сидели молча, слушая легкое посапывание младенца у меня на груди. Ченг Ят с трудом поднялся на ноги, погладил меня по голове и вышел.
От стука двери ребенок всхлипнул, а затем издал протяжный вопль. По крайней мере, хоть один из нас не стыдился в голос плакать.
Будто роды сами по себе недостаточно грязный процесс, мне целый месяц запрещали мыться и, что еще хуже, мыть волосы. Еще одна необъяснимая традиция, которую я не посмела нарушить. Нас с малышом заперли в трюме, не давая ни глотка свежего воздуха, ни лучика солнечного света. Свиньи — и те живут в лучших условиях!
Однажды я не выдержала Когда Сю-тин принесла рис и воду, я схватила кувшин и вылила содержимое себе на голову, выскребая грязь, пока волосы не превратились в спутанное гнездо.
— Никому ни слова, — цыкнула я на перепуганную девочку.
Бедняжка уже привыкла к моим выходкам. Она осмотрела ребенка и сморщила нос, недовольная, что снова придется его переодевать. Сю-тин сняла с мальчика грязную пеленку и ополоснула ему попу — слава богам, хоть эту часть тела разрешалось мыть!
— Какой по счету день?
— Шестой.
Осталось двадцать два. С таким же успехом могло быть и две тысячи.
— Будь я императрицей, заставила бы мужчин месяц сидеть в собственной грязи со слипшимися волосами. Нет, лучше целых два месяца!
Служанка завернула мальчика в свежую пеленку и улыбнулась:
— Надеюсь, вы станете императрицей до того, как я успею родить.
После ее ухода я не могла уснуть от переизбытка чувств, но слишком измучилась, чтобы долить масла в угасавшую лампу. Когда младенец заплакал, мои груди откликнулись, словно у них были уши, а руки притянули к ним маленький ротик безо всяких раздумий.
Маленькое тельце было теплым, пальчики щекотали мне живот. Булькающие звуки, с которым ребенок всасывал молоко, наполняли меня счастьем куда больше, чем самый громкий смех. Крошечные пальчики нашли тыльную сторону моей ладони и сжали складку кожи: видимо, мальчик пытался выразить удовольствие.
— Не волнуйся, молока море, — шепнула я ему. — Но не надо так щипаться.
Горло у меня перехватило: как легко удовлетворить его потребности! Так вот какой ты, знаменитый материнский инстинкт. Но я совсем не так представляла себе любовь.
Когда малыш наелся, я попыталась поиграть с ним, но он почти мгновенно уснул, и голова сына безвольно склонилась мне на плечо, оставив меня наедине с мыслями о том дне, когда он появился на свет.
В то утро монах в храме прочитал: «Посреди хаоса не упускай возможность, и хотя вихрь сулит риск, мудрость и гармония восторжествуют».
Ченг Ят воспользовался возможностью, возглавил скоординированные силы — впервые со времен Вьетнама — и с помощью простой и мудрой стратегии восстановил порядок в Тунгхое. Между командирами пиратов хотя бы на время воцарилось перемирие.
Но гадание-то было для меня, а не для Ченг Ята.
Лунный свет ложился дорожкой на пол. Я попыталась представить картину своего будущего, обдумывая, чего хочу достичь теперь, когда место в семье Ченг навсегда закреплено за мной благодаря рождению наследника. Теперь моя очередь действовать.
Я уложила ребенка в кроватку и вернулась к своим мыслям. Для начала хочу быть богатой. Деньги даруют уважение, даруют власть. Но я никогда не добьюсь благосостояния, если позволю Ченг Яту и дальше управлять по-своему. Он отважен в бою, но совершенно не умеет обращаться с деньгами. Ничего не планирует наперед, и в итоге каждая полученная монета или проиграна, или украдена. У него ведь есть силы и опыт, так почему спустя столько лет мы все еще гоняемся за каждой соляной баржей?