Я бросила на него взгляд, не поворачивая головы, а Тунгхой Пат наградил меня едва различимым поклоном. Я сомкнула веки в ответ и вернулась к молитвам.
Когда я поднялась с колен, мужчины уже рядом не было.
На приветственном пиру в честь Тунгхой Пата By Сэк-йи пытался всех развеселить пошлыми шутками. Почетный гость улыбался и пил, говоря крайне мало. Рядом с ним с каменным лицом сидела его жена. Ни один из них не удостоил меня и словом, если не считать положенных цветистых соболезнований.
Я так устала, что с трудом сидела. Весь день пришлось развлекать доброжелателей и информаторов, доносивших до меня известия о заговорах и встречах, куда меня никто не собирался приглашать. Тем временем на столах пустели тарелки и разливался сливовый ликер. Наконец Тунгхой Пат хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
— Пришло время выложить карты на стол. Мы все — одна семья. Временами мы спорим, временами приходим к согласию. Но мы едины, как братья. — Он помолчал, пока среди присутствующих раздавались редкие выражения одобрения. — Когда семья лишается главы, старший браг должен взять эту ответственность на себя.
— Спасибо, Одиннадцатипалый, — сказал генерал Поу. — Как самый старший из вас, я принимаю ответственность по твоему призыву.
— Поздно. Как самый толстый из вас, я уже эту ответственность принял! — отозвался By Сэк-йи.
Вот только Тунгхой Пат шутку не оценил.
— Я говорю о старшем как о том, кто из нас служил дольше всех остальных.
— Я служил еще при первой кампании! — ударил себя в грудь генерал Поу. — Дольше, чем вы все. Это делает меня старшим во всех отношениях!
— Мы все тут служили при обеих кампаниях, — возразил Куок Поу-тай. — Кроме «брата» из Тунгхоя.
— Именно! — Шестипалая рука Пата зависла в воздухе, как паук. — Я сейчас говорю не о службе иностранным королям, а о деле Конфедерации. Пока вы все выслуживались на военном поприще, я занимался делами дома. А значит, я самый старший в семейном деле.
— Ха! Вот это заявление! — не согласился генерал Поу. — Если Пат считает, что нам было просто, то он не бывал в Куи-нёне!
— Или в Тхине, — добавил By Сэй-йи. — То была славная битва!
— Настоящее побоище! — поддакнул Лягушачий Отпрыск.
А потом, как обычно, все пустились в воспоминания о славных днях во Вьетнаме. Вот где корабли были больше, враги крупнее, а пушки громче. И именно там сокрушительные поражения превращались в славные победы.
Мне было нечего сказать до тех пор, пока By не решил, что мне уделяется недостаточно внимания.
— Давайте не будем забывать причину, собравшую нас здесь, и воздадим должное этой женщине, жене великого мужа. Да не оскудеет наша забота о ней!
Забота о ней. Курица состарилась и яйца больше не несет. Если бы только они догадывались, что зреет у меня в голове. О, мой гнев способен посрамить их боевые байки.
— Благодарю. У меня достаточно сил, чтобы позаботиться о себе самостоятельно, — сказала я и подняла чашу в свою честь.
ГЛАВА 36ПОУ
Наконец на шестую неделю предсказатели решили, что дух Ченг Ята покинул адские чертоги. Моя же душа не знала покоя. Мало того, что за последние два дня я была вынуждена принимать нескончаемые потоки плакальщиков с фальшивыми соболезнованиями, сплетников и казначеев с записями, ко мне дважды заходил Куок, чтобы напомнить о своем предложении. By заглянул напомнить, что обо мне «позаботятся», и Лягушачий Отпрыск с генералом Поу вместе с целой толпой капитанов нанесли визиты вежливости. Я была почти рада тому, что Тунгхой Пат продолжал хранить дистанцию.
Все эти мужчины называли меня сильной, но надеялись, что я передам эту свою силу в их руки. Вот только сегодня я совсем не ощущала в себе никакой силы. Я устала, и спина разболелась вдвое против обычного. Оставалось всего семь дней до окончания траура и обретения мной статуса вдовы, и голова у меня гудела от множества конфликтующих идей и задумок.
Старший священнослужитель провел для меня частную церемонию, на которой присутствовали только пара служек и плакальщики. Призрак в белых одеждах жег благовония на боковом алтаре, пока церемония не закончилась. Когда в самом конце он откинул капюшон, из-под него мне улыбнулся Чёнг Поу-чяй с вознесенными в молитве руками. Неужели вот так он решил обозначить свое внимание после сорокадневного отсутствия? Я поторопилась закончить мо< литву и уйти с платформы.
Камни и ракушки в прибрежном песке кололи мне ноги, но я не замедляла шага, когда он окликнул меня. Он поравнялся со мной, когда я пересекала ручей, отделяющий пляж от остального берега. Я развернулась и хлестнула Поу по лицу тыльной стороной ладони.
— Где ты был, ублюдок? Ты пропустил похороны — ты, его приемный сын! Знаешь, что говорят люди? — У меня так саднило горло, что было больно дышать.
Его дерзкий ответ привел меня в еще большую ярость.
— Так скажи им, что я был с Сам Пхо.
Какое отношение он имеет к этой темной богине?
— Тебе следовало быть здесь! Уважить отца!
— Он хотел бы получить ее благословение, — возразил Поу.
Я вспомнила, как Ченг Ят однажды зашел в храм Сам Пхо, младшей сестры Тхин Хау, вот только с тех пор он не вспоминал о ней ни разу.
— Всё! Мне надоело слушать о том, чего бы он хотел!
Я выскочила на каменистый берег и остановилась перевести дыхание. Снова болела спина, в висках пульсировало, ноги ныли.
— Где ты был на самом деле? — спросила я.
— Я же сказал. На острове, в храме Сам Пхо. — Он снял свою траурную накидку и набросил ее мне на плечи. Должно быть, я дрожала. — Мы с ним как-то туда ходили. Ченг Ят говорил, что его туда водил отец. Там я отслужил по нему полную поминальную службу.
— Ты провел там сорок дней?
— Девять или десять, может дольше. Иногда молился ночами, а потом днем спал. Бывало, забывал, где нахожусь.
— Почему ты не вернулся?
— Занимался делами. Кому-то надо было.
У меня перед глазами все закружилось, словно дух Ченг Ята взвился от конца мира и обрел свободу, как и обещали духовники. Поу-чяй продолжал говорить, но я слышала лишь отголоски.
—.. Вы тут все сидите и чешете языками… о луна. Вороний Остров, Цзинай-тё, я был везде… разбирался с главами триад, агентами… у платежей нет отсрочек. Я знаю, что тебе надоело об этом слышать, но он хотел бы, чтобы я все уладил.
Пока он говорил, перед глазами у меня проплывали облака, превращаясь в тучи, словно вернулся тот страшный шторм. Только не во сне, а в реальности.
Мне удалось произнести:
— Отведи меня…
Нога внезапно соскользнула с камня, и спину пронзило болью. Мелькание перед глазами тут же прекратилось.
Я пришла в себя в окружении теплого света от ламп и знакомого свежего запаха древесины: я была в своей каюте. Меня со спины обнимали руки. Одна покоилась у меня на талии, другая настоящей подушкой из мышц поддерживала шею.
Поу.
Его дыхание щекотало мне шею. Он чуть шевельнулся, и гладкий шелк его туники зашелестел о более плотную ткань моей рубахи.
Первым моим порывом было отодвинуться. Но потом я поняла, что слишком устала.
Устала от ритуалов преклонения перед богами, духами и священниками. Устала от визитеров и казначеев, от честолюбивых мужчин и множества интриг и слухов, через которые приходится пробираться, окунаясь в них с головой.
Мне была невыносима мысль о приближающейся схватке за власть, равно как и возможность ее отложить. Я была готова к любому развитию событий. Или буду готова, если только мне позволят отдохнуть.
И я решила остаться в объятиях Поу. Я уже забыла это ощущение расслабленности в теле и старалась усилием воли изгнать из головы мысли. Грудь молодого мужчины прижималась к моей спине с каждым вдохом, воздух из его легких касался моей шеи. Мне было грустно и удивительно легко в его руках. Вот только чьи это были руки — брата или друга? Как назвать единственного мужчину, которому от меня ничего не нужно, с кем меня связывал Ченг Ят и с кем я могла поделиться любой своей мыслью, не боясь остаться непонятой?
Прижавшись к нему спиной, я взяла его за руку, покоившуюся у меня на животе, и начала засыпать.
— Ты скучаешь по нему?
Сначала мне показалось, что эти слова прозвучали во сне, но постепенно я осознала, что они были частью реальности.
— Скучаю, — тихо ответила я ему.
— Я тоже, — прошептал он. — Почти всем сердцем.
— Но не всем?
— А ты?
— Я первая спросила, — напомнила я.
Мы так и лежали, не глядя друг другу в лицо, и я почувствовала, как ускорилось его дыхание. Я знала о том, как Ченг Ят поступил с его отцом: Поу был таким же заложником, что и я, пока мы оба не покорились воле капитана, каждый по своим причинам.
— Не всем. Оставшуюся часть сердца я сохранил свободной. Ты ее видела.
Когда я увижу остальные части?
— А ты уже видела их все. И сегодня тоже. Как ответственного сына.
Настала очередь моему дыханию ускориться. Я выскользнула из его рук и легла на спину, наблюдая за бликами от света лампы на потолке.
— Как ты сохраняешь сердце свободным?
Поу приподнялся на локте и оперся головой на руку.
— Интересный вопрос. Разве ты делала не то же самое с первой минуты, как тебя затащили на борт судна?
— Как-то плохо у меня получилось, не находишь? Я все еще здесь, пока мужчины спорят о том, как решить мою судьбу.
— А-Иенг, ты себя не знаешь. Ты никогда не сдаешься. Сражаешься с миром, с людьми, с самой собой. Слушаешь только саму себя и не обращаешь внимания ни на кого другого. Помнишь, ты говорила о своем женском чутье? Помнишь, как оно спасло всех нас?
Сам того не желая, он поселил мрак в моей душе.
Если бы я только прислушалась к себе, к тому самому женскому чутью… Если бы настояла на своем… О, если бы я только настояла! Я могла спасти Ченг Ята, да и всех остальных на этих обреченных судах.
Мне было сложно принять интуицию за голос бога или духов. Голос, с которым я боролась сейчас, был моим. И он грохотал во всю мощь. Вот только что он говорит? С чем именно я борюсь?