Первая весточка от Арден.
Раньше я еще надеялась, что она заблудилась где-то в лесу. Однако ботинок окончательно направил поиски под землю. Получается, ее смыло потоком воды практически у самого дома.
Даже теперь меня бросает в дрожь при мысли о том, что ей пришлось перенести. Боюсь думать, как темно и жутко было там, где она проснулась. Иногда я внушаю себе, что дочка все время спала и очнулась уже в безопасности, при дневном свете. Что никогда не вспомнит тех страшных часов в темноте.
Хотя разумом я понимаю: она, конечно, проснулась намного раньше. Скорее всего, когда ее сбило с ног и понесло – удар-то уж наверняка ее разбудил.
То есть она не спала, когда ее нога застряла в решетке, и на какой-то миг блеснула надежда, что ее не унесет в трубу, и тут кроссовка соскочила. Я знаю, что дочка не спала, потому что только так могла спастись.
Арден не любит говорить о том, что с ней происходило в те три дня. Некоторые сомневаются, что шестилетний ребенок смог бы продержаться у решетки все это время, но что они знают о моей дочери? Лучше не думать, что малышка провела часы или дни в кромешной темноте, в стоячей, грязной воде, не видя разницы между днем и ночью, не зная, найдут ли ее вообще.
На все вопросы докторов она отвечала: «Я не помню».
Их настойчивость граничила с жестокостью. Подумать только, что ей пришлось пережить!
Хотя лучше об этом не думать. Я бы многое отдала, чтобы тоже обо всем забыть.
Глава 19
В СУМКЕ, НЕПРИВЫЧНО оттягивавшей плечо, лежал канцелярский нож, который я завернула в салфетку – нельзя оставлять никаких следов, особенно своих отпечатков пальцев.
Я искала повод зайти в отделение с пациентами, чтобы избавиться от ножа. Еще утром я оставила сообщение следователю Ригби с просьбой встретиться после работы. Она до сих пор не перезвонила, и во мне зародилась хрупкая надежда, что полиция невероятным образом перестала интересоваться мной и Риком и их внимание переключилось на что-то другое.
Дверь моего кабинета оставалась открытой – я ловила момент, когда опустеет коридор и можно будет незаметно выйти. В худшем случае я решила воспользоваться обеденной суетой между сменами.
Голоса донеслись до меня сразу, как только открылись стеклянные двери на этаже.
– Ее кабинет справа дальше по коридору.
Незнакомый женский голос. Пульс подскочил мгновенно – организм среагировал на предчувствие.
– Спасибо, что проводили. Я и не знала, что на этажи так просто не попасть.
Я напряглась всем телом, по спине побежали мурашки. Голос ответившей не оставлял сомнений. К моей двери направлялась следователь Ригби. Сумочка с ножом внутри валялась на диване.
Я вскочила, резко отодвинув стул, как будто могла что-то предотвратить. Но следователь уже возникла в дверях.
– Простите, Оливия, надеюсь, не помешала?
Я схватила телефон, чтобы чем-то занять руки.
– Не ожидала, что вы придете. Утро выдалось напряженное, я как-то пропустила вашу записку.
– Нет-нет, – сказала она, остановившись посередине и оглядывая кабинет. – Я получила ваше сообщение как раз по дороге сюда – надо было переговорить кое с кем тут внизу. – Следователь подождала, пока я переварю эту информацию и начну гадать, на кого она намекает: сотрудники морга? Сидни Бриттон? Кто-то еще?
Мы обе стояли, нас разделял стол.
– Я присяду, если не возражаете? – спросила она, кивнув на диван.
– Да, конечно, – сказала я, опускаясь в кресло.
Следователь села настолько близко к моей сумке, что меня прошиб холодный пот.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? Вы упомянули, что нашли что-то? Сообщение было довольно туманным.
Я закрыла глаза и кивнула. Жаль, не смогла подготовиться, как собиралась.
– Сегодня утром я проверила почту. Не проверяла ее с тех пор, как… ну, несколько дней. Наверное, с четверга, то есть там накопилась почта за пятницу, субботу, понедельник…
Следователь нетерпеливо подняла бровь.
– В самом низу лежало письмо от Шона Колмана.
Ригби вскочила на ноги.
– У вас письмо от Шона Колмана? И вы мне только сейчас об этом говорите?
Ее пальцы впились в край стола, ногти побелели от напряжения.
– Я его только обнаружила, прямо перед работой. Причем опаздывала, потому и оставила вам сообщение.
Девушка тихо выругалась, схватившись руками за голову. Первый раз я видела в ней проявление хоть каких-то эмоций и испугалась не на шутку.
Наконец она овладела собой и, развернувшись, указала на сумку:
– Оно здесь?
– Нет! Нет, я его дома при входе оставила.
– Вы сказали, что проверили почту по пути на работу.
– То есть перед работой, но не буквально по пути. Я вынула почту, занесла ее в дом, позвонила вам. Потом поехала сюда. Какое это имеет значение?
Я с удивлением заметила переход от недосказанности к прямой лжи. Меня слегка покоробило, насколько естественно и плавно это случилось.
– Очень важное значение, потому что вещественное доказательство в деле об убийстве спокойно лежит у вас при входе с остальной почтой! Вы что конкретно с ним сделали?
Живот скрутило, руки сжались в кулаки.
– Я его открыла. Прочла, позвонила вам. Там говорилось…
Она жестом меня остановила:
– Нет уж, я прочту сама. Мне нужно знать точные слова. Пошли.
Женщина развернулась и шагнула к двери.
– Я на работе, – возмутилась я. Возвращаться домой с ножом, тем более в сопровождении полиции, в мои планы не входило.
Она медленно повернулась и заговорила, делая ударение на каждом слове:
– А я – следователь в деле об убийстве. Уверена, что начальник вас отпустит.
Я поняла: с Ригби лучше не спорить. Она здесь главная, и ее вывели из себя. Каждая из нас защищала свои интересы, каждая пыталась добиться своего.
– Мне нужно перед уходом кое-что уладить. Дайте мне пять минут. – Я хваталась за соломинку. – Встретимся внизу.
По-видимому, она согласилась, потому что уже выходила из кабинета, прижимая к уху телефон. Я проводила ее до лифта и дождалась, пока за ней закроются двери.
Сумка висела у меня на плече. Времени в обрез.
У дверей в палаты не было окошек, зато у каждой рядом с ящиком для обмена информацией о пациенте висела дощечка с именем лечащего врача и дежурной медсестры. С одной из таких дощечек недавно стерли надписи – еще оставались размытые следы от синего маркера. Я проверила ящичек – пустой.
Толкнув дверь, я приготовилась сказать, что ошиблась, однако оправдываться не пришлось. Комнату недавно убрали, и вряд ли кто-нибудь собирался сюда скоро заходить.
Под раковиной стоял красный ящик с надписью «Острые предметы». Я быстро достала салфетку и вытряхнула из нее нож. Потом ящик потрясла, чтобы нож провалился на дно. Содержимое таких ящиков выбрасывалось в конце дня. Я прикрыла за собой дверь и пошла к выходу.
Вот и все.
Я сделала глубокий вдох, только руки еще дрожали. Чтобы не заподозрили, надо себя вести как ни в чем не бывало. В этом-то и была моя ошибка, когда Беннетт застукал меня в аптеке.
Идя по коридору, я достала телефон и с деловым видом в него уткнулась. Завернув за угол, наскочила на Беннетта. Он тоже шел с опущенными глазами, глядя в медицинскую карту в руках.
– Эй, какие люди, – сказал он и отступил, оглядывая меня с головы до ног. – Не знал, что ты уже вышла на работу.
– Ага, и опять ухожу.
Я поправила сумку на плече и помахала телефоном. Беннетт перевел глаза на коридор, в который выходили только палаты пациентов.
– Ты что-то искала?
– Нет, просто неожиданно зазвонил телефон, и я юркнула в первую попавшуюся пустую комнату.
Он кивнул.
– Точно ничего не случилось? Ты выглядишь…
Я могла только догадываться: испуганной, виноватой? Очень хотелось с ним поговорить, но лучше не сейчас. И не в коридоре, где меня быть не должно.
Глубоко вздохнув, я сказала:
– Вообще-то я искала тебя, а теперь меня ждет следователь. Если спросят, скажи, что я буду завтра, ладно?
– Ладно. И я хотел с тобой поговорить, но у нас тут… – Беннетт махнул в сторону палат, и я поняла. Когда мы заняты, мы заняты. Каждый из нас проводил четкую грань между работой и всем остальным.
– Нет проблем, – бросила я через плечо, набирая код на дверях.
– Я позвоню, как освобожусь, – крикнул Беннетт.
Никто меня не видел. Никто не остановил. Двадцать шагов до противоположного конца коридора. Тридцать две ступеньки вниз. Выйдя с лестничной площадки, я увидела у лифта следователя Ригби.
– Простите, что пришлось подождать, – извинилась я издалека, чтобы она видела, как я подхожу. – Я готова.
Три поворота до центрального холла. Автоматические двери – и мы снаружи. От канцелярского ножа я избавилась. Все было позади.
Следователь Ригби ехала за мной на своей машине. Я вела неуклюже, как подросток, только что получивший права. Всегда нервничала при виде полицейских на дороге: снижала скорость, торопилась включать поворотники, постоянно смотрела в зеркало заднего вида, опасаясь, что вот-вот завоет сирена.
Перед домом стояли две полицейские машины. Их водители дождались, пока мы со следователем заедем и припаркуемся, и только тогда вышли из машин.
Ригби мимоходом махнула обоим рукой, и я поняла, что они приехали по ее вызову. Как-никак новая улика в расследовании убийства.
Парни были примерно ее возраста – один рыжий с коротко стриженными волосами, другой темно-русый с пробивающейся бородкой. Следователь тихо перекинулась с ними парой слов, пока я отпирала дверь.
– Не входите, – скомандовала она, как будто без ее разрешения я не могла войти в собственный дом.
Рыжеволосый отправился к почтовому ящику, держа перед собой камеру, очевидно, чтобы задокументировать место обнаружения письма. Другой полицейский поднялся за следователем на крыльцо. Парень был моложе ее – щетина пробивалась на совершенно детском веснушчатом лице с большими голубыми глазами. Он молча следовал по пятам Ригби.