– Что именно?
– После катастрофы в мае две тысячи восьмого многие журналисты хотели поговорить с Нимой Ритой, но интерес их поостыл, лишь только пронесся слух, что Нима не дружит с головой. Так о нем постепенно забыли. Однако к десятилетию гибели Клары и Виктора Лилиан Хендерсон, репортер журнала «Атлантик», решила написать об этом книгу и по телефону связалась с Нимой.
– Что же он ей рассказал?
– Ничего особенного, насколько я поняла. Лилиан собралась в Непал, чтобы провести свое расследование, и они с Нимой договорились встретиться. Но к тому времени, когда Лилиан приехала, его уже не было. Он исчез бесследно. А потом издательство испугалось судебных исков и передумало выпускать книгу.
– Чьих именно исков?
– Прежде всего, Стана Энгельмана.
– Почему?
– Думаю, именно это нам и предстоит выяснить.
– То есть теперь мы исходим из того, что нищий с Мариаторгет и этот Нима – одно и то же лицо?
– Похоже, так… – Соня вздохнула. – Слишком много деталей совпадает, к тому же очевидное портретное сходство…
– Как Блумквист вообще вышел на этого Ниму?
– Об этом мне известно не больше, чем тебе. Я пыталась связаться с Микаэлем, но никто не знает, где он, даже Эрика Бергер. Она беспокоится, звонила ему уже много раз. Они ведь собирались писать о Форселле.
– У него ведь тоже дом на Сандёне? – спросил Бублански.
– Да, в Сандхамне.
– Тогда, может, МУСТ или СЭПО велели ему молчать… Уж очень темная история.
– Похоже на то. Мы проинформировали Министерство обороны, но ответа нет.
Бублански кивнул.
– И потом, – продолжала Соня, – как можно быть уверенными, что Микаэль рассказал нам все? Что, если он и в самом деле обнаружил связь между шерпой и Форселлем?
– Этот шерпа тоже льет воду на чью-то мельницу, тебе не кажется?
– Еще бы. Стоило Форселлю заговорить о вмешательстве России в шведскую предвыборную кампанию, как его тут же все возненавидели, и СМИ вылили на его голову тонны невесть откуда взявшейся грязи. А потом, как черт из табакерки, появился этот шерпа и тоже стал указывать на Форселля. Сдается мне, кто-то его подставил.
– Даже твой образный пересказ здесь вряд ли что изменит.
– Это так, – согласился Бублански. – Так что, мы все еще не знаем, как он появился в Швеции?
– Я получила ответ из миграционного ведомства; его нет ни в одном из их списков.
– Странно.
– Он должен был как-нибудь проявиться и в наших базах.
– Не иначе, секретные службы об этом позаботились.
– Не удивлюсь, если так.
– А с женой Форселля тоже еще не связались?
Соня Мудиг покачала головой.
– Ее мы должны были допросить в числе первых; это они, конечно, понимают. Они не имеют права мешать нашей работе, – продолжал Бублански.
– К сожалению, они полагают иначе, – вздохнула Соня.
– Что, и ее тоже?
– Похоже на то.
– Что ж, мы должны уважать законы и работать с тем, что имеем.
– Безусловно.
Комиссар перевел взгляд на новостные сайты. Состояние Юханесса Форселля все еще оценивалось как критическое.
Томас Мюллер вернулся с работы поздно. Войдя в просторную квартиру на мансарде копенгагенского дома по Эстерброгаде, он первым делом достал из холодильника бутылку пива. В глаза бросились захламленная мойка и стол, загроможденный чашками и тарелками после завтрака. Томас громко выругался и направился в гостиную, потом в спальню. Похоже, квартира так весь день и стояла неубранной.
Значит, дамы из клининговой компании его проигнорировали. Как будто ему мало досталось на работе! Томас так кричал на секретаршу, что заболели виски, и, конечно, во всем виновата только она, Паулина. Нет, как она только могла, после всего, что он для нее сделал… Когда они познакомились, Паулина была никем. Так, дешевая журналисточка из местной газетенки. Томас дал ей все и даже не потребовал брачного контракта. Он, конечно, жалеет, да что теперь…
Когда она вернется, вся в слезах и такая жалкая, он будет ласков с ней. Но потом она свое получит. Он никогда не простит ее, особенно после той открытки: «Я ухожу от тебя. Я встретила женщину, которую полюбила». Это стало последней каплей. Томас разбил мобильник и хрустальную вазу, взял больничный на работе… нет, теперь он не мог даже думать об этом.
Томас снял пиджак и устроился в кресле с пивом. Хотел было позвонить Фредрике, своей любовнице, но сил не осталось даже на это. Пришлось включить телевизор. Шведский министр на грани жизни и смерти… вот уж кто действительно меньше всех заботит Томаса, так это он. Конченый идиот, жулик и выскочка. Томас переключил на канал «Блумберг» и финансовые новости, но информация текла мимо ушей. Он успел просмотреть еще с десяток каналов, когда в дверь позвонили.
Томас выругался. Что за гости в десять вечера? Самым разумным казалось проигнорировать, но потом ему подумалось, что это может быть Паулина. Томас прошел в прихожую и рывком открыл дверь.
Это была не Паулина. На пороге стояла маленькая черноволосая девица в джинсах и куртке «монах». Она держала в руке сумочку и смотрела перед собой в пол.
– Мне уже ничего не нужно, – сказал Томас.
– Я насчет уборки, – ответила она.
– В таком случае, передай привет своему шефу и пошли его в задницу, – продолжал Томас. – Мне не нужны уборщицы, которые пренебрегают своими обязанностями.
– Шеф здесь ни при чем, – перебила она.
– То есть?
– Я не от компании.
– Ты слышишь, что я тебе говорю? Мне не нужна уборка, исчезни.
Он хотел закрыть дверь, но девушка поставила на порог ногу и шагнула в прихожую. Только теперь Томасу бросилось в глаза, какая она странная. Малышка передвигалась заторможенно, слегка склонив голову набок и глядя куда-то в одну точку, в направлении окна. И вообще, скорее походила на психбольную или наркоманку под кайфом. Но больше всего Томаса напугал ее взгляд – холодный, как у змеи. Он был какой-то отсутствующий. Поэтому Томас собрал в кулак всю свою решительность и выпалил:
– Если ты немедленно не исчезнешь, я вызову полицию.
Малышка не отвечала. Похоже, она вообще его не слышала. Только нагнулась и вытащила из сумки длинную веревку и моток скотча. И тут у Томаса словно язык отсох.
– Ой! – только и закричал он и схватил ее за руку.
При этом почему-то получилось так, что не он, а она вцепилась в него мертвой хваткой. Когда малышка прижала его к столу, Томас испугался по-настоящему. Он хотел вырваться, впечатать ее в стену, но ничего не получалось. Девушка толкнула его – и Томас оказался лежащим на спине. Пару секунд она нависала над ним, пронизывая все тем же ледяным взглядом, потом с быстротой молнии привязала к столу веревкой.
– Сейчас я поглажу тебе рубашку, – прошептала малышка.
Когда она залепила ему рот скотчем и уставилась, как хищный зверь на добычу, Томаса затрясло, как никогда в жизни.
Микаэля, сильно простуженного и наглотавшегося воды, тоже затащили в вертолет. Когда колоритный мужчина в военной форме попросил у него мобильник, Блумквист подчинился без возражений. Ему объяснили, что это делается в его же интересах: «Есть опасность, что за вами будут следить, а ваши разговоры – прослушиваться».
Только после врачебного осмотра и трех бесед с представителями военной разведки Блумквисту вернули его вещи. Его отпустили домой, поставив в известность, что прокурор по фамилии Матсон наложил запрет о разглашении на последнюю информацию, связанную с Форселлем. Блумквист хотел было протестовать и уже собирался звонить сестре Аннике Джаннини, как вдруг задумался.
Он понимал, что прокурорский запрет имеет под собой шаткую основу и представители секретных ведомств догадываются, что превысили полномочия. Но и сам журналист не собирался писать ни слова об этой истории, прежде чем расследует все до конца. Он сидел на койке, пытаясь собраться с мыслями, когда в дверь снова постучали.
На этот раз вошла высокая женщина лет сорока, с русыми волосами и глазами в красных прожилках. Занятый своим мобильником, Микаэль не сразу узнал в ней Ребеку Форселль. На ней был серый жакет и белая блуза, ее руки дрожали. Она решила поблагодарить Микаэля, прежде чем тот исчезнет.
– Ему лучше? – спросил Блумквист.
– Худшее позади, – ответила Ребека. – Но мы всё еще не знаем, насколько сильно он пострадал.
– Понимаю, – кивнул Микаэль и показал Ребеке на стул рядом с койкой.
– Говорят, вы сами были на волосок от смерти.
– Они преувеличивают.
– Тем не менее… Понимаете ли вы, что для нас сделали?
– Я тронут, – сказал Микаэль. – Спасибо.
– Чем мы можем вам помочь?
«Выложить всю правду о Ниме Рите», – мысленно ответил он.
– Позаботьтесь, чтобы Юханнес скорей поправился и нашел себе работу поспокойней.
– Мы пережили страшное время. – Она кивнула.
– Понимаю.
– Вы знаете…
– Да?
– Я только что читала про Юханнеса в Интернете. Люди вдруг сразу стали такими добрыми… не все, конечно, но многие. Это почти невероятно. С каждым днем я все больше понимаю, в каком кошмарном сне все мы живем.
Микаэль взял ее за руку.
– Я позвонила в «Дагенс нюхетер» и сказала, что это была попытка самоубийства, хотя толком ничего не знаю. Это ужасно, да?
– Видимо, у вас имелись на то свои причины.
– Я просто хотела, чтобы они поняли, насколько далеко все зашло.
– Что ж, звучит разумно.
– Но парни из МУСТа сообщили мне нечто странное.
Микаэль насторожился:
– Что же такого они вам сказали?
– Что вы узнали о смерти Нимы Риты в Стокгольме.
– Да, это странная история… – Блумквист следил за тем, чтобы ничем не выдать своего волнения. – Вы его знали?
– До сих пор мне запрещали говорить на эту тему, – ответила Ребека. – Боюсь сказать лишнее.
– Теперь мне тоже запретили, – кивнул Блумквист. – Но разве нам обязательно быть такими послушными?
Она печально улыбнулась: