Она ощутила на плече чью-то руку. Это был Галинов, который тоже вышел на балкон. Камилла посмотрела в его красивое улыбающееся лицо и прижалась к его груди.
– Моя девочка, – сказал Галинов. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Что-то по тебе не заметно.
Камилла посмотрела в сторону набережной.
– Все образуется, вот увидишь, – продолжал Галинов.
Она заглянула ему в глаза.
– Что-нибудь случилось?
– У нас гости.
– Кто на этот раз?
– Твои любимые бандиты.
Камилла кивнула и вошла в комнату. Там уже был Марко и с ним еще один неприятный тип в джинсах, дешевой коричневой куртке и синяком под глазом. Несмотря на почти двухметровый рост и крепкое сложение, выглядел он жалко.
– Конни есть что рассказать нам, – кивнул на него Марко.
– Почему же он молчит?
– Я наблюдал за квартирой Блумквиста, – начал Конни.
– Я вижу, – усмехнулась Камилла.
– На него напали, – вступился за коллегу Марко.
Камилла остановила взгляд на разбитой губе Конни.
– Кто?
– Саландер.
Камилла оглянулась на Галинова.
– Он ведь выше тебя, верно? – спросила она по-русски.
– Уж точно тяжелее, – кивнул Галинов. – И хуже одет.
– Рост моей сестры сто пятьдесят два сантиметра, – продолжала Камилла по-шведски, – при этом она тощая, как палка. И ты… получил от нее взбучку?
– Она напала неожиданно.
– Саландер отобрала у него телефон, – снова вмешался в разговор Марко. – И отправила сообщение всем членам клуба.
– Что за сообщение?
– О том, что Конни есть что нам сказать.
– Мы слушаем тебя, Конни.
– Саландер передала, что придет за всеми нами, если мы не прекратим слежку за Блумквистом.
– Но потом она добавила кое-что еще, – подхватил Марко.
– Что же?
– Что придет за нами в любом случае и уничтожит клуб.
– Какая наглость! – Камилла сама не понимала, как ей удается сохранить спокойствие.
– И еще… – осторожно продолжил Марко.
– Что еще?
– В мобильнике была кое-какая важная информация, которую Саландер стерла. Мы очень переживаем по этому поводу.
– Вам есть о чем переживать и без Саландер, – ответила Камилла.
Она хотела, чтобы это прозвучало с сарказмом и скрытой угрозой, но вышло неубедительно. Камилла была растеряна, слова Марко сбили ее с толку. Предоставив Ивану Галинову продолжать разговор, она удалилась в свою комнату, чтобы остаться наедине с прошлым.
Ребека Форселль плохо понимала, что делает. Когда Юханнес прошептал: «Он не должен меня видеть», она подставила подножку Сванте Линдбергу, а потом оба выбежали через дверь-вертушку на дождь.
На стоянке такси Юханнес выбрал обычную машину, без логотипа транспортной компании и неумолимо тикающего счетчика.
– Поехали, – велел он смуглому водителю с сонными глазами.
– Куда? – спросил тот.
Ребека вопросительно оглянулась на мужа, но тот молчал.
– Через мост Сольнабрун, в город, – ответила за него она.
Шофер нехотя кивнул, и тут Ребека поняла, почему Юханнес выбрал именно эту машину. Парень на водительском сиденье с лицом мигранта был бесконечно далек от политических баталий и знать не знал ни о какой газетной травле. Поэтому вид Юханнеса Форселля не вызвал у него никаких эмоций.
Это избавляло от некоторых дополнительных проблем, но нисколько не спасало ситуацию в целом. Когда машина проезжала мимо кладбища, Ребека попыталась осознать, что же все-таки произошло.
Собственно, она не совершила ничего непоправимого. Ребека была дипломированным врачом, а ее муж нуждался в покое, который ему не могла предоставить суетливая больничная обстановка. Нужно было всего-то предупредить врача и медсестер, пока те не подняли панику.
– Ты должен объясниться, – прошептала она Юханнесу. – Все выглядит слишком безумно.
– Помнишь профессора по международным отношениям, которого мы встречали во французском посольстве? – спросил Юханнес.
– Янек Ковальски?
Юханнес кивнул. Ребека посмотрела на него с недоумением. Ковальски никак нельзя было назвать ни их другом, ни даже добрым знакомым. Даже имя Ребека вспомнила только потому, что не так давно читала его статью о границах свободы слова.
– Ковальски, – подтвердил Юханнес. – Он живет на Далагатан. Переночуем у него.
– Но почему? – почти возмутилась Ребека. – Мы же его почти не знаем.
– Я его знаю, – ответил муж тоном, который Ребеке не понравился.
С Ковальски они здоровались в посольстве. Обменялись несколькими вежливыми фразами, как совершенно чужие люди. Значит, это была игра? Спектакль?
– Переночуем у кого скажешь, – выдавила сквозь зубы Ребека. – Но ты должен мне все объяснить.
Юханнес поднял на нее глаза.
– Я объясню. Сама решишь потом, что тебе делать.
– Что я должна решить? – удивилась Ребека.
– Стоит ли со мной оставаться.
Она не ответила. Взглянула на мост Сольнабрун за окном и попросила водителя ехать на Далагатан.
Ребека думала о том, что могло бы заставить ее бросить Юханнеса.
Что же такое там произошло, если на кон поставлена их любовь?
Катрин Линдос миновала Нюторгет, повернула на Гётгатан и сразу повеселела. Но, боже, какой начался дождь, настоящий ливень! Она почти побежала по улице с дорожной сумкой в руке. Похоже, с вещами Катрин, как обычно, перестраховалась, набрала всего на несколько недель вперед. С другой стороны, кто знает, как долго придется задержаться в отеле… Ведь Микаэлю нельзя возвращаться домой, и он должен работать. Последнего, впрочем, никто не отменял и в ее отношении.
Часы показывали половину десятого вечера, но только сейчас Катрин почувствовала, как голодна. Последний раз она ела утром. Прошла мимо кинотеатра «Виктория» и театра «Гёта-Лейон». Ей было не по себе, несмотря на свежий воздух и непринужденную городскую обстановку. И это неприятное чувство не отпускало.
Она оглянулась на Мариаторгет. Там под дождем выстроилась очередь молодых людей – вероятно, за билетами на какой-нибудь концерт. Катрин поспешила к метро и уже собиралась спуститься в переход, как вдруг остановилась и огляделась.
Ничего подозрительного она не увидела – ни призраков прошлого, ни кого-нибудь, кто хотя бы отдаленно походил на потенциального террориста из Сети. Спустилась по лестнице, миновала турникеты и вышла на платформу. Она всячески пыталась внушить себе, что всё в порядке. Похоже, в конце концов это у нее получилось, хотя бы отчасти.
Но беспокойство снова настигло ее, когда Катрин вышла под дождь на станции «Сентрален». По Хамнгатан миновала парк Кунгстредхольмен, оказалась на Бласихольмене, ускорила шаг и, запыхавшись, вбежала в вестибюль отеля. По винтовой лестнице поднялась к регистрационной стойке, за которой приветливо улыбалась смуглая девушка лет двадцати. Катрин поздоровалась и тут же растерялась, услышав за спиной шаги.
Она не помнила, под каким именем Микаэль Блумквист забронировал номер. Оно как будто начиналось на «Б», – Боман, Бродин, Броден, Бромберг…
– Мы забронировали номер… – начала Катрин и осеклась.
Конечно, можно было заглянуть в мобильник, но это выглядело бы странно. Девушка за стойкой могла заподозрить неладное. Краем глаза взглянув на дисплей и убедившись, что фамилия действительно «Боман», Катрин назвала ее вслух, но так тихо, что дежурная не расслышала. Катрин повторила, уже громче – и тут не выдержала и оглянулась.
За спиной никого не было. Длинноволосый мужчина в джинсовой куртке выскочил из стеклянных дверей, пока Катрин разговаривала с девушкой. Он пробыл в вестибюле несколько секунд, и это было странно. Может, отель не понравился ему с первого взгляда или показался слишком дорогим?
Катрин решила забыть о нем и взяла ключи. Поднялась в номер с широкой двуспальной кроватью, застеленной небесно-голубым бельем, и остановилась в недоумении. Блумквиста не было. Что она должна была делать? Катрин решила принять душ, достать бутылку красного вина из мини-бара и заказать гамбургер с картофелем фри, но ничего из этого не помогло. Ни душ, ни еда, ни алкоголь не смогли заглушить ее беспокойство.
Янек Ковальски жил не совсем на Далагатан. Но со стороны этой улицы они подъехали к его дому по Вестеросгатан через внутренний двор. Потом, преодолев пять лестничных пролетов, поднялись в просторную квартиру – не сказать чтобы совсем неуютную, но чрезмерно захламленную. Типичное жилище холостяка-интеллектуала старой закваски, который, имея достаточно денег и вкуса, никак не может выбрать время немного прибраться.
Бокалов, чашек и фарфоровых фигурок – всего там было в изобилии. В первую очередь, конечно, книг, которые лежали везде. Сам Ковальски, взъерошенный и небритый, без костюма, который был на нем в посольстве, смотрелся богемно – несмотря на семьдесят пять лет и тонкую кашемировую кофту, местами, правда, подпорченную молью.
– Дорогие друзья, я так за вас беспокоился…
Он обнял Юханнеса и поцеловал Ребеку в щеку.
Они и в самом деле общались как старые знакомые. Пошептавшись на кухне, вернулись через двадцать минут с чаем, бутылкой белого вина и английскими сэндвичами. Оба были серьезны.
– Дорогая Ребека, – сказал Ковальски, – ваш муж велел мне быть искренним, и я скрепя сердце подчиняюсь. Признаюсь, подобное дается мне нелегко. Но я попытаюсь быть с вами честным и заранее прошу прощения, если у меня это плохо получится.
Ребеке не понравился его тон – пессимистичный и одновременно кокетливый. Хотя, похоже, старик просто нервничал. Руки дрожали, когда он разливал чай.
– Начну с главного, – сказал он. – В том, что вы познакомились, – моя заслуга.
– То есть? – не поняла Ребека.
– Это я отправил Юханнеса на Эверест. Непростительная дерзость с моей стороны, согласен. Но Юханнес сам того хотел. В конце концов, он дитя природы и привык жить за городом.
– Теперь я вообще ничего не понимаю, – призналась Ребека.