Она не ответила. Открыла перед ним дверь, села на кровать и ушла в себя, пока сигнал мобильника не вернул ее к действительности. Это было оповещение от «Свенска дагбладет».
«Известный журналист Микаэль Блумквист похищен возле отеля „Людмар“…»
Катрин погрузилась в новости – ничего, кроме кричащих заголовков. Микаэля увезла «Скорая», которую никто не вызывал, – вот и все, что она поняла из всего этого. Но потом в памяти всплыло одно воспоминание прошедшей ночи – возбужденный шепот из ванной. Катрин на него не отреагировала, пролепетала только: «Что это ты там делаешь?» и перевернулась на другой бок.
А может, ей это приснилось? Хотя какая теперь разница… Был ли этот шепот как-то связан с его исчезновением? Его увезли в два часа – так было написано в газете – от отеля. Катрин пыталась сосредоточиться. Итак, Микаэль вышел из отеля посреди ночи, никого не предупредив, и тут же подвергся нападению. Что это могло значить? Похоже, он угодил в ловушку. О боже… Что же теперь делать?
Катрин снова вспомнила нищего с Мариаторгет, недавний разговор с Ребекой Форселль и нервозность Микаэля накануне злополучного интервью. К черту полицейского Карла Вернерсона. Катрин оделась и собрала вещи. Потом сдала ключи на ресепшен и села в черный автомобиль британского посольства, уже поджидавший на парковке.
Глава 30
28 августа
Он оказался в темном помещении с высокими потолками, где в огромной газовой печи горел огонь и было жарко. Одиноко мерцал прожектор. Дневной свет сюда не проникал. Большие окна в стенах были закрашены или же покрыты копотью. Взгляд выхватывал из полумрака бетонные балки, металлические конструкции, осколки стекла на полу и печь, сверкающий металлический корпус которой отражал искаженное лицо Микаэля.
Похоже на заброшенный цех стеклянного завода где-нибудь в окрестностях Стокгольма. Путешествие, как показалось ему, заняло много времени, но ведь они меняли автомобили, один или два раза. Микаэля оглушили или накачали наркотиками, поэтому прошедшую ночь и утро он помнил лишь отрывочно. Сейчас журналист лежал рядом с печью на носилках или койке, к которой был привязан кожаными ремнями.
– Эй! Где вы, черт… – закричал Микаэль.
Не то чтобы он надеялся что-нибудь изменить таким образом, но ведь надо же было что-то делать. Печь гудела, как огнедышащий змей, обжигая пятки. Микаэль обливался потом, во рту пересохло. Но вот под чьими-то ногами захрустело стекло, и этот звук не обещал ничего хорошего. Кто-то приближался, осторожно ступая по осколкам и насвистывая.
– Доброе утро, Микаэль.
Тот же английский и тот же голос, который сегодня ночью назначал ему встречу в «Гранд-отеле». Но Блумквист все еще никого не видел. Похоже, так оно было задумано.
– Доброе утро, – по-английски ответил он.
Шаги стихли, свист смолк. Послышалось дыхание, до Микаэля дошел слабый запах лосьона после бритья. Блумквист был готов ко всему, но ничего не происходило.
– Неожиданно бодрое приветствие, – заметил мужчина. Микаэль молчал. – Так меня учили с раннего детства.
– Как?
– Сохранять спокойствие, что бы ни происходило. Хотя здесь это совсем не обязательно. Я всегда предпочитал откровенность, и сейчас мне, признаться, не по себе.
– В смысле? – вырвалось у Блумквиста.
– Обстоятельства вынуждают меня поступать вопреки своей воле. Вы мне нравитесь, Микаэль, я уважаю ваше стремление к правде. Тем более что вся эта история… – он выдержал театральную паузу, – в сущности, дело семейное.
Блумквист почувствовал неконтролируемую дрожь в теле.
– Вы говорите о Зале? – простонал он.
– Товарищ Зала, о да… Но вы ведь с ним не встречались, верно?
– Не имел чести.
– Даже не знаю, сочувствовать или радоваться. Зала был яркой личностью, но общение с ним не проходило бесследно.
– То есть вы его знали?
– Я любил его. Но любить Залу все равно что любить Господа Бога – ты ничего не получаешь взамен… Ничего, кроме слепящего света, который лишает тебя разума.
– Слепящего? – механически повторил Блумквист.
– Именно так, – подтвердил незнакомец. – И я до сих пор этого боюсь, ведь мою связь с Залаченко разорвать невозможно. Иначе ни меня, ни вас здесь не было бы.
– Зачем же вы всё это делаете?
– Месть – вот простой ответ. Ваша подруга могла бы рассказать вам о ее разрушительной силе.
– Лисбет?
– Именно.
– Где она?
– Действительно… Об этом мы хотели спросить вас.
Повисла пауза, Микаэль уже ожидал, что его собеседник собирается представить убедительные доказательства только что сказанного. Но тот вышел из тени, и первое, что бросилось Блумквисту в глаза, был костюм. Тот самый белый костюм, который он видел в уличном кафе ночью. Микаэль тут же представил на нем пятна крови.
Только потом он перевел взгляд на лицо. Оно было выразительным, с правильными чертами, небольшой асимметрией в области глаз и белым шрамом через правую щеку. Тело мускулистое и стройное, густые волосы тронуты сединой. При других обстоятельствах его можно было бы принять за эксцентричного интеллектуала, этакого Тома Вулфа, но только не здесь и не сейчас. Фигура незнакомца излучала леденящее душу спокойствие. Замедленные театральные движения раздражали.
– Вы здесь не один, полагаю? – спросил Микаэль.
– Здесь кое-кто из моих бандитов. – Незнакомец кивнул. – Молодые парни, у которых имеются свои причины не показываться вам на глаза. В потолок вмонтирована камера. – Он поднял палец вверх.
– То есть вы меня снимаете?
– Не думайте об этом, Микаэль, – сказал незнакомец и неожиданно перешел на шведский: – Смотрите на это как на нашу с вами беседу с глазу на глаз… Только вы и я.
Дрожь в теле усилилась.
– Вы говорите по-шведски? – с ужасом спросил Блумквист, как будто способность незнакомца переходить с одного языка на другой подтверждала его дьявольскую сущность.
– Я – полиглот, Микаэль.
– В самом деле?
– Именно. Но наше с вами общение будет происходить за пределами какого-либо языка.
Он развернул черный платок, который держал в правой руке, и выложил на стальную столешницу пару сверкающих металлических предметов.
– Что вы имеете в виду? – не понял Микаэль, который все отчаянней извивался на носилках.
Печь полыхнула огнем. На металлической обшивке Блумквист угадывал искаженное отражение своего лица.
– В языках существует много разных красивых слов, почти для всего в этой жизни, – пояснил незнакомец. – Прежде всего для любви, вы согласны? В молодости вы, конечно, читали Китса и Байрона, которые, как мне кажется, нашли для нее самые лучшие слова. Но боль, Микаэль, она бессловесна. Даже самые великие поэты не в состоянии ее описать. Туда мы с вами и отправимся – в безмолвное…
В безмолвное…
На заднем сиденье черного «Мерседеса», направлявшегося на север, в сторону Мэрсты, Юрий Богданов показывал Кире фрагменты ролика. Она равнодушно щурила глаза. Вид мучений врага не вызывал у нее никаких эмоций, и это было странно. Иногда по ее лицу пробегало знакомое нетерпеливо-скучающее выражение, и это нравилось Богданову еще меньше.
Он не доверял Галинову и полагал, что тот зашел слишком далеко. Нападение на Блумквиста не сулило ничего хорошего. Слишком много эмоций витало в воздухе, а сдержанное раздражение Киры выглядело угрожающе.
– Тебе плохо? – спросил Богданов.
– И это ты собираешься послать ей? – вместо ответа процедила сквозь зубы Кира.
– Я всего лишь хотел сохранить ссылку. Но, откровенно говоря…
Богданов замялся. Он знал, как Кира отнесется к тому, что он собирается сказать, поэтому избегал смотреть ей в глаза.
– …держись подальше от этого здания, – наконец проговорил он. – Тебе лучше улететь домой, прямо сейчас.
– Я никуда не полечу, пока она не умрет.
– Мне кажется… – начал Богданов и осекся.
…что поймать ее будет не так легко, что ты ее недооцениваешь, – вот что он хотел сказать. Но промолчал. Ни единым словом, ни взглядом Юрий не мог выдать своего восхищения Лисбет Саландер, или Осой, как он привык называть ее про себя. Есть просто хорошие хакеры, есть гении и есть Саландер – и говорить здесь было не о чем. Поэтому Богданов наклонился к сумке и вытащил металлическую коробочку синего цвета.
– Что это? – удивилась Кира.
– Шумовой ящик. Коробка Фарадея. Вставь туда мобильник, нам ни к чему оставлять за собой следы.
Кира посмотрела в окно и сунула телефон в коробочку. Стало тихо. Некоторое время оба смотрели то на водителя, то по сторонам, пока ей наконец не наскучили индустриальные пейзажи Моргонсалы. Они и в самом деле были однообразны, в этом Богданов был с ней согласен.
В Норрвикене сигнал в очках «Гугл-гласс» затух. Саландер выругалась и ударила по рулю. Этого следовало ожидать. Притормозив на стоянке у дороги, с деревянными скамьями, столиками и рощей, она вышла из машины и приготовилась расплатиться за все неудобства, которые причинила Камилле этим летом.
Собственно, эта операция не могла обойтись без команды «Свавельшё». Лисбет понимала, что парни пользуются предоплаченными сим-картами, но не хотела лишать себя надежды окончательно. В очередной раз она проверила их всех – Марко, Юрму, Конни, Крилле и Миро. Безуспешно, хотя взломала всех операторов и получила доступ к сигналам. Саландер была готова сдаться – и тут ей на память пришел Петер Ковик.
Его послужной список впечатлял, даже на фоне парней «Свавельшё». В клубе Ковик имел проблемы с женщинами, спиртным и дисциплиной. Лисбет ни разу не видела его на Страндвеген, зато он был на Фискаргатан в числе мотоциклистов, осаждавших ее квартиру. Поэтому она решила наудачу прощупать и его мобильник – и на этот раз не разочаровалась.
Рано утром Ковик выехал в том же направлении, что и Камилла, но проследовал дальше на север. Сейчас он направлялся в сторону Уппсалы, мимо Стурвреты, Бьёрклинге… Только Лисбет собралась взяться за него всерьез, как раздался звонок.