Зайдя в прихожую, Лисбет закрыла за собой входную дверь и, бесшумно ступая, направилась в спальню. Увидев свет зажженной лампы, замерла, но тут же услышала храп. Тогда она прошла дальше, в глубину спальни. Зажженная лампа стояла на подоконнике. «Уж не страх ли темноты у Бьюрмана?» – подумала Лисбет.
У кровати она остановилась и, приглядевшись, отметила, что он состарился и как-то опустился. Судя по запаху в комнате, опекун не следил за своей гигиеной.
Никакого сочувствия к нему Лисбет не испытывала, на секунду в ее глазах даже промелькнула искра ненависти. Заметив стакан на прикроватной тумбочке, она нагнулась и понюхала. Пахло алкоголем.
Выйдя из спальни, Лисбет сначала зашла на кухню, но не заметила там ничего примечательного. Потом, пройдя гостиную насквозь, остановилась в дверях кабинета. В кармане куртки у нее были припасены кусочки хрустящего хлебца. Она осторожно раскрошила их на паркете, не зажигая света. Если он крадучись пересечет гостиную, она услышит хруст крошек.
Лисбет уселась за письменный стол адвоката Бьюрмана, положив на его поверхность электрошокер в пределах досягаемости, и приступила к методичному обследованию ящиков. Она ознакомилась с динамикой его личного банковского счета и финансовой документацией. Вскоре девушка пришла к выводу, что он стал неряшливее и утратил четкую регулярность в ведении дел, но ничего интересного для себя не нашла.
Нижний ящик стола оказался закрыт на ключ. Лисбет нахмурилась: во время ее прошлого визита год назад все ящики были открыты. Рассеянно уставившись в темноту, она попыталась мысленно восстановить картину содержимого. Тогда там лежали фотоаппарат, телеобъектив, маленький кассетный плеер «Олимп», альбом фотографий в кожаном переплете, коробочка с ожерельем, драгоценностями и золотым кольцом, на внутренней поверхности которого было выгравировано: «Тильда и Якоб Бьюрман. 23 апреля 1951 г.». Лисбет знала, что это имена его родителей, уже покойных. Она поняла, что это их обручальное кольцо, хранившееся на память.
Так, значит, он запирает вещи, которые считает ценным.
Теперь Лисбет перешла к разбору содержимого шкафчика позади письменного стола. Она извлекла оттуда две папки с документами, относящимися к опекунству над ней, и минут пятнадцать она перебирала страницу за страницей. Отчеты были безукоризненными и свидетельствовали о том, что Лисбет Саландер хорошая, старательная девушка. Четыре месяца назад он выказал мнение, что она стала вполне разумным и положительным членом общества, что создает предпосылки к обсуждению, необходимо ли ей попечительство. Такое обсуждение можно было бы провести в следующем году. Заключение адвоката было сформулировано не без элегантности и служило первым шагом на пути отмены ее недееспособности.
В папке также были написанные от руки заметки Бьюрмана в связи с беседой с некой Ульрикой фон Либенсталь из управления по опеке, наводившей справки об общем состоянии Лисбет. Слова «необходимо заключение психиатра» были подчеркнуты.
Лисбет сжала губы, поставила папки на место и огляделась.
Прицепиться было вроде не к чему. Казалось, Бьюрман держался в рамках ее инструкций. Она закусила нижнюю губу. Все же ее не покидало чувство надвигавшейся опасности.
Уже встав из-за стола и собираясь погасить настольную лампу, Лисбет передумала, опять достала папки и начала перелистывать их по новой. Что-то ее тревожило.
В папках чего-то недоставало. В прошлый раз, год назад, она видела резюме ее формирования с детских лет и до начала опеки. Теперь этой бумаги не было. Зачем понадобилось Бьюрману вынимать это резюме из текущей документации? Лисбет хмурила брови, не представляя себе причины. Может быть, он собрал еще какие-то документы и положил их в другое место? Она снова оглядела шкафчик и нижний ящик письменного стола.
Отмычек у нее с собой не было, поэтому она на цыпочках вернулась в спальню Бьюрмана и извлекла связку ключей из пиджака на деревянной вешалке. В нижнем ящике лежали те же вещи, что и год назад. Но к ним добавилась плоская коробка с изображенным на ее крышке револьвером «Кольт .45 магнум»[19].
Она припомнила данные, собранные ею о Бьюрмане два года назад. Он упражнялся в стрельбе и был членом стрелкового клуба. Согласно официальному реестру, у него была лицензия на право владения «Кольтом .45 магнум».
Ей пришлось неохотно признать, что ничего неестественного в запертом ящике нет.
Находка не слишком понравилась Лисбет, но у нее не находилось причины будить Бьюрмана и ставить его к стенке.
Миа Бергман проснулась в половине седьмого. До нее доносилась негромкая болтовня утренней передачи по телевизору из гостиной, и она ощущала запах свежесваренного кофе. Еще до нее доносилось постукивание клавиш на клавиатуре компьютера Дага. Она улыбнулась.
Никогда раньше он не работал так много над текстом. «Миллениум» дал ему мощный импульс. Раньше Даг проявлял страшное упрямство, но, видно, общение с Блумквистом и Бергер оказало на него благотворное влияние. Он часто приходил домой расстроенный после того, как Блумквист указывал ему на слабые места или разносил в пух и прах какое-нибудь его рассуждение. Зато потом работал с особым упорством.
«Подходящий ли сейчас момент, чтобы отвлекать его?» – подумала Миа. Ее месячные задержались на три недели. Полной уверенности у нее не было, и тест на беременность она еще не делала.
Миа задумалась, не пора ли уже.
Ей скоро тридцать, и меньше чем через месяц у нее защита. Доктор Бергман. Она улыбнулась и решила ничего не говорить Дагу, пока сама не будет знать точно, а возможно, подождет, пока он не закончит книгу, а она не отпразднует защиту.
Миа повалялась еще минут десять, потом встала и вышла в гостиную, завернувшись в простыню. Даг поднял взгляд.
– Еще семи нет, – заметила она.
– Блумквист опять цеплялся, – сказал он.
– Ругался? Так тебе и надо. Тебе ведь он нравится?
Даг откинулся на спинку дивана и, встретив ее взгляд, кивнул.
– «Миллениум» – отличное место для работы. Вчера вечером я говорил с Микаэлем, когда мы сидели в «Мельнице», прежде чем ты меня забрала. Он спросил, что я думаю делать дальше, когда закончу книгу.
– Ну, и что ты сказал?
– Что я не знаю. Я уже столько лет валандаюсь внештатным журналистом… Хотел бы найти что-то стабильное.
– «Миллениум».
Даг снова кивнул.
– Микке уже зондировал почву в редакции и спросил меня, заинтересован ли я в работе на полставки, на тех же условиях, что имеют сейчас Хенри Кортес и Лотта Карим. Тогда я получил бы письменный стол и твердую зарплату в «Миллениуме», а подрабатывать мог бы как раньше.
– А ты согласился?
– Если они обратятся ко мне с конкретным предложением, я отвечу «да».
– Ладно. Но ведь на часах еще нет семи, и сегодня суббота.
– Эх, я думал немного заняться текстом…
– А я думаю, тебе надо вернуться в постель и заняться чем-то другим.
Миа улыбнулась ему и приоткрыла край простыни. Даг перевел компьютер в режим ожидания.
Бо́льшую часть следующих суток Лисбет Саландер просидела у компьютера в поисках материала. Изыскания проводились в разных направлениях, и подчас она сама не знала, что ищет.
Частично просмотр не представлял проблем. Из архива средств массовой информации она извлекла сведения об истории мотоклуба «Свавельшё МК». Впервые этот клуб, называвшийся раньше «Тэлье Хог Райдерс», упоминался в газетах в 1991 году в связи с полицейским рейдом. В то время она занимали заброшенное здание школы в окрестностях Сёдертелье, и рейд был вызван жалобой встревоженных соседей, услышавших звуки выстрелов около старой школы. Полиция мобилизовала большие силы и положила конец пивной пирушке, перешедшей в соревнование по стрельбе из автомата «АК-4»[20], похищенного, как выяснилось позже, в начале 80-х годов, из расформированного стрелкового полка 420 в Вестерботтене.
Из сообщений одной вечерней газеты следовало, что «Свавельшё МК» насчитывал шесть или семь членов и с дюжину «шестерок». Все постоянные члены привлекались к судебной ответственности, в основном за весьма заурядные преступления, но иногда и в связи с грубым насилием. Особое место в коллективе занимали два человека. Клуб «Свавельшё МК» возглавлял Карл-Магнус, или «Магге», Лундин, чья фотография публиковалась газетой «Афтонбладет» в Сети в связи с проверкой полицией помещения клуба в 2001 году. За период с конца 80-х до начала 90-х годов Лундин был осужден пять раз. Три судимости он отбывал за кражи, укрывательство краденого и торговлю наркотиками. Одна, связанная с серьезными преступлениями, включая тяжкие телесные повреждения, повлекла восемнадцать месяцев тюремного заключения. Выйдя на свободу в 1995 году, он вскоре стал председателем клуба «Тэлье Хог Райдерс», позже переименованного в «Свавельшё МК».
По данным полиции, вторым по важности в клубе был некий Сонни Ниеминен, тридцати семи лет, фигурировавший в реестре уголовных наказаний двадцать три раза. Его карьера уголовника началась уже в шестнадцать лет, когда он был осужден за нанесение тяжких телесных повреждений и кражу и приговорен к постоянному полицейскому надзору. На протяжении последующих десяти лет Сонни пять раз был судим за воровство, один раз – за воровство в особо крупных размерах; дважды – за незаконные угрозы, дважды – за преступления, связанные с торговлей наркотиками; за вымогательство, за насилие в отношении полицейских; дважды – за незаконное владение оружием, один раз – за незаконное владение оружием, сопровождавшееся отягчающими обстоятельствами, один раз – за вождение в нетрезвом виде и шесть раз – за причинение телесных повреждений. По совершенно не понятным для Лисбет судебным соображениям, его осуждали к постоянному полицейскому наблюдению, штрафам, одному-двум месяцам тюрьмы до тех пор, пока в 1989 году не упекли в тюрьму на десять месяцев за причинение тяжких телесных повреждений и ограбление. Уже через несколько месяцев он был на свободе, но выдержал лишь до октября 1990 года, когда ввязался в драку в пивной в Сёдертелье. Драка закончилась убийством, а Сонни угодил в тюрьму на шесть лет. Оказавшись на свободе в 1995 году, он вскоре стал лучшим другом Магге Лундина.