сон.
– Я должна с вами поговорить.
Даг машинально взглянул на часы. Миа тоже вышла в прихожую и с любопытством разглядывала незнакомку из-за плеча Дага.
– Не слишком ли позднее время для визита? – поинтересовался тот.
Девушка смотрела на него, храня терпеливое молчание.
– Поговорить о чем?
– О книге, которую вы собираетесь публиковать в «Миллениуме».
Даг и Миа переглянулись.
– А ты кто такая?
– Эта тема и меня волнует. Можно мне войти или мы будем разговаривать на площадке?
Свенссон на секунду заколебался. Девушка, конечно, была ему совершенно не знакома, да и время для визита выбрала неподходящее, но выглядела она достаточно безобидно, чтобы ее впустить. Даг проводил ее к столу в гостиной.
– Может быть, хочешь кофе? – спросила Миа.
Даг недовольно покосился на свою подругу.
– Как насчет того, чтобы ответить на мой вопрос – кто ты такая?
– Да, спасибо. В смысле кофе. Меня зовут Лисбет Саландер.
Миа пожала плечами и открыла термос. Она уже расставила на столе чаши, готовясь к приходу Микаэля Блумквиста.
– А откуда тебе известно, что я думаю публиковать книгу в «Миллениуме»? – спросил Даг.
Внезапно в нем проснулась подозрительность. Девушка, проигнорировав его вопрос, посмотрела на Миа Бергман. Кривую ухмылку при некотором усилии можно было истолковать как улыбку.
– Интересная диссертация, – сказала она.
Миа удивленно раскрыла глаза.
– Откуда тебе известно о моей диссертации? – спросила она.
– Случайно попался экземпляр, – туманно ответила девушка.
Раздражение Дага Свенссона усиливалось.
– Давай-ка лучше объясни, чего тебе надо, – потребовал он.
Девушка выдержала его взгляд. Он вдруг обратил внимание на цвет ее радужной оболочки. Он был таким темным, что ее глаза на свету казались черными как уголь. Еще он подумал, что, скорее всего, ошибся в ее возрасте и она старше, чем ему показалось вначале.
– Я хочу знать, почему вы ходите, задаете вопросы о Зале, Александре Зале, – сказала Лисбет Саландер. – И прежде всего я хочу понять, что вам о нем известно.
«Александр Зала», – ошеломленно подумал Даг Свенссон. Он еще ни разу не слышал, чтобы Залу назвали по имени.
Даг Свенссон внимательно посмотрел на девушку, стоявшую перед ним. Она взяла чашку и отпила глоток кофе, не спуская с него взгляда, начисто лишенного тепла. Ему даже стало как-то не по себе.
В отличие от Микаэля и других присутствующих взрослых, а также несмотря на свой день рождения, Анника Джаннини пила только легкое пиво, а от вина и водки воздержалась. К половине одиннадцатого она была практически трезвой. Считая своего старшего брата в некоторых отношениях порядочным оболтусом, за которым надо присматривать, Анника великодушно предложила подвезти его до Эншеде. Она планировала только подбросить его до автобусной остановки в Вэрмдёвеген, тогда до Стокгольма оставалось бы не так далеко.
– Почему ты не покупаешь себе машину? – укоризненно спросила она, пока Микаэль пристегивал ремень безопасности.
– Потому что, в отличие от тебя, я живу так близко от работы, что хожу пешком, и машина мне бывает нужна примерно раз в год. Кроме того, я все равно не мог бы сесть за руль, потому что твой благоверный поил меня водкой из Сконэ.
– Он понемногу «ошведывается». Лет десять назад предложил бы что-нибудь итальянское.
По дороге они могли пообщаться как брат с сестрой. Если не считать назойливой тетушки с отцовской стороны, двух менее назойливых тетушек с материнской да нескольких дальних кузин и кузенов, у Микаэля и Анники не оставалось близких родственников. Трехлетняя разница в возрасте, дававшая о себе знать, когда они были подростками, лишь сблизила их, когда они повзрослели.
Анника окончила юридический факультет, и Микаэль считал, что из них двоих сестра определенно талантливее. Она без устали училась, по окончании университета несколько лет проработала в суде, затем получила место помощника одного из самых известных в Швеции адвокатов и, наконец, открыла собственную контору. Ее специализацией было семейное право, и со временем сфера ее интересов сместилась в сторону защиты женского равноправия. Анника часто выступала в роли адвоката женщин, подвергшихся насилию, написала об этом книгу и приобрела известность. В довершение всего она, находясь в рядах социал-демократов, активно участвовала в политической деятельности своей партии, за что Микаэль прозвал ее Политрук.
Сам Блумквист еще в ранней молодости принял решение не совмещать партийную принадлежность с журналистской честностью. Он даже избегал голосования на выборах, и в тех случаях, когда все же голосовал, отказывался рассказывать любопытствующим, включая Эрику Бергер, кому он отдал свой голос.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Анника, когда они проезжали по мосту Скуруброн.
– Хорошо, в общем-то.
– Тогда что не так? Микке, тебя-то уж я знаю. Весь вечер был какой-то хмурый.
Микаэль помолчал.
– Не так уж все просто. В данный момент меня мучают две проблемы. Одна связана с девушкой, которая помогла мне в ходе дела Веннерстрёма два года тому назад, а потом безо всяких объяснений бесследно исчезла с моего горизонта. Больше года о ней не было ни слуху ни духу, пока я не увидел ее на прошлой неделе.
Микаэль рассказал о нападении на Лундагатан.
– А ты заявил в полицию? – сразу спросила Анника.
– Нет.
– Почему?
– Эта девушка очень нелюдимая. К тому же на нее напали – ей и подавать заявление.
Уж это-то, насколько мог судить Микаэль, вряд ли входило в ближайшие планы Лисбет Саландер.
– Вот упрямый осел, – добродушно заметила Анника и потрепала Микаэля по щеке. – Вечно все хочешь сделать сам. А в чем вторая проблема?
– В «Миллениуме» мы готовим публикацию, которая вызовет бум. Я весь вечер думал, не посоветоваться ли с тобой. Я имею в виду совет адвоката.
Анника удивленно воззрилась на брата.
– Посоветоваться со мной? Это что-то новое.
– Тема публикации – секс-трафикинг и насилие над женщинами. Ты же работаешь в этом направлении как адвокат. Ясно, что ты не имеешь отношения к вопросам свободы печати, но мне бы очень хотелось, чтобы ты почитала тексты, прежде чем мы отправим их в типографию. Речь идет как о журнальных статьях, так и о книге, поэтому получается большой объем чтения.
Анника хранила молчание, свернув на Хаммарбю-фабриксвег, проехав мимо Сикла-шлюза. Она кружила по мелким улицам, продвигаясь параллельно Нюнесвеген, пока не свернула на Эншедевеген.
– Знаешь, Микаэль, я только раз в жизни на тебя рассердилась.
– А я и не знал, – заметил он.
– Это случилось, когда против тебя возбудил иск Веннерстрём и тебя приговорили к трехмесячному заключению за оскорбление клеветой. Я так на тебя рассердилась, что готова была лопнуть от злости.
– Почему? Я же допустил ошибку.
– Ты и раньше допускал ошибки. Но на этот раз ты нуждался в адвокате – и не подумал обратиться ко мне. Вместо этого ты сел, а тебя поливали грязью в печати и на суде. Ты вообще не защищался. Мне чуть конец не пришел.
– Там были особые обстоятельства, и ты ничего не смогла бы поделать.
– Да, но это я поняла лишь год спустя, когда «Миллениум» поднялся с колен и растоптал Веннерстрёма. А до тех пор я на тебя была очень обижена.
– Ты все равно ничего не смогла бы сделать, чтобы выиграть процесс.
– Ничего ты не понимаешь, а еще старший брат! Я-то кое-что соображаю – дело было безнадежное. Приговор я тоже читала. Но все дело в том, что ты не связался со мной, не попросил о помощи. А мог бы, вроде: «Слушай, сестренка, мне нужен адвокат». Поэтому я и на суд не пошла.
Микаэль задумался.
– Прости. Мне надо было так и сделать.
– Вот именно.
– Я на целый год был выбит из колеи. Не мог ни с кем разговаривать. Хотел только лечь и умереть.
– Ничего, обошелся без этого.
– Прости…
Анника Джаннини вдруг улыбнулась.
– Отлично. Попросил прощения два года спустя… Ладно, прочитаю я твои тексты. Это срочно?
– Да, мы вот-вот сдадим их в типографию. Сверни здесь налево.
Анника Джаннини припарковала машину через дорогу от подъезда, где жили Даг Свенссон и Миа Бергман на улице Бьёрнеборгсвеген.
– Я быстро, – заверил ее Микаэль, перебежал через дорогу и набрал код в подъезде.
Зайдя в парадную, он тут же понял, что наверху творится что-то странное. На лестничной клетке слышались взволнованные голоса, и Микаэль поспешил на третий этаж к Дагу Свенссону и Миа Бергман. Тут он понял, что неладное происходит именно в их квартире, – дверь в нее стояла открытой и пять человек соседей столпились перед ней на лестничной площадке.
– Что случилось? – спросил Микаэль, скорее удивившись, чем встревожившись этой картиной.
Голоса смолкли. На него смотрели пять пар глаз, трое мужских и двое женских, все люди пенсионного возраста. Одна из женщин была в ночной рубашке.
– Отсюда раздавались выстрелы, – ответил мужчина лет семидесяти в коричневом банном халате.
– Выстрелы? – недоуменно переспросил Микаэль.
– Да, только что. Буквально минуту назад в квартире стреляли. Дверь была открыта.
Микаэль протиснулся вперед, позвонил, но одновременно зашел в квартиру.
– Даг? Миа? – крикнул он.
Никто не ответил.
Внезапно Микаэль почувствовал, как у него мороз пробежал по коже. А еще он ощутил запах серы. Зашел в гостиную – и первое, что он увидел, было тело Дага Свенссона, лежавшего лицом в метровой луже крови рядом с обеденным столом, за которым они с Эрикой обедали несколько месяцев назад. О господи!..
Микаэль бросился к Дагу, на ходу вынул мобильник и набрал номер экстренной помощи 112. Трубку взяли сразу.
– Меня зовут Микаэль Блумквист. Срочно требуется «неотложка» и полиция. – Он продиктовал адрес.
– Что случилось?
– Мужчина. Похоже, ему выстрелили в голову, не подает признаков жизни.
Он нагнулся и попробовал нащупать пульс на шее. Увидев огромный кратер в затылке Дага и заметив, что стоит на чем-то похожем на мозговое вещество, он медленно отвел руку.