– Значит, Даг Свенссон намеревался прижать к ногтю полицейских?
Ему не нравилось, какой оборот принимал разговор, и живо представил себе, как «полицейский след» будут вынюхивать в ближайшее время во всех газетах и журналах.
– Нет, – возразил Микаэль, – Даг Свенссон намеревался прижать к ногтю преступников, среди которых оказались и полицейские. Среди них есть и представители моей профессии – журналисты.
– И вы собирались предать гласности эту информацию сейчас?
Микаэль покосился на Эрику.
– Нет, – ответила та. – Мы целый день потратили сегодня на то, чтобы изменить содержание следующего номера. По всей вероятности, мы опубликуем книгу Дага Свенссона, но это произойдет не раньше, чем мы узнаем, что с ними случилось, а сейчас часть книги подвергнется переработке. Не волнуйтесь, мы не собираемся ставить полиции палки в колеса, когда речь идет об убийстве двух наших товарищей.
– Я должен осмотреть рабочее место Дага Свенссона, а раз уж это редакция, было бы неделикатно проводить здесь обыск.
– Весь материал находится в его личном лэптопе, – сказала Эрика.
– Ага, – кивнул Бублански.
– Я уже разобрал письменный стол Дага, – сказал Микаэль. – Убрал из его записей то, что раскрывает имена источников, которые хотели сохранить анонимность. Все остальное находится в вашем распоряжении. К тому же я положил на стол записку с просьбой ничего не трогать и не перекладывать. Проблема с книгой Дага Свенссона заключается в том, что ее содержание должно оставаться в секрете, пока она не будет отпечатана. Поэтому нам не хотелось бы, чтобы рукопись распространялась в полиции, в особенности из-за того, что в ней будут разоблачены полицейские.
«Черт, – подумал Бублански, – и как меня угораздило «зевнуть» и не послать кого-нибудь сюда утром?» Он кивнул, соглашаясь, и оставил эту тему.
– Хорошо. Существует еще одно лицо, о котором нам хотелось бы кое-что узнать в связи с убийством. Есть основания верить, что это лицо вам знакомо. Мне необходимо знать, что вам известно о женщине по имени Лисбет Саландер.
На секунду Микаэль Блумквист стал похож на наделенный плотью и кровью вопросительный знак. Бублански заметил, что Эрика Бергер бросила на Микаэля косой взгляд.
– Я что-то не понял.
– Вы знакомы с Лисбет Саландер?
– Да, знаком.
– Насколько близко вы знакомы?
– А почему вы спрашиваете?
Бублански раздраженно отмахнулся.
– Я же сказал, что хочу задать вопросы в связи с убийством. Насколько вы с ней знакомы?
– Но… это же не имеет к делу отношений. Лисбет Саландер никак не связана с Дагом Свенссоном и Миа Бергер.
– Вот мы и собираемся исследовать это, – терпеливо ответил Бублански. – Но мой вопрос остался неотвеченным: как вы познакомились с Лисбет Саландер?
Микаэль погладил щетину и потер веки, пытаясь собраться с мыслями. Наконец он встретился взглядом с Бублански.
– Я нанял Лисбет Саландер для сбора материала по совершенно другому делу два года назад.
– Что это было за дело?
– Сожалею, но теперь мы находимся в рамках действия конституционных гарантий, защиты источников информации и тому подобного. Поверьте мне, это не имело ни малейшего отношения к Дагу Свенссону и Миа Бергман. Это было совершенно другое, давно законченное расследование.
Бублански взвесил сказанное. Ему отнюдь не нравилось, когда кто-нибудь заявлял, что есть секреты, которые нельзя открывать даже в связи с расследованием убийства. Но он решил не встревать – до поры до времени.
– Когда вы видели Лисбет Саландер в последний раз?
Микаэль продумал ответ.
– Дело вот как обстоит: осенью прошлого года я общался с Лисбет Саландер. Все закончилось к Рождеству того же года. Затем она исчезла из города. Я вообще не видел ее больше года, пока не напал на ее след неделю назад.
Эрика Бергер подняла брови, из чего Бублански сделал заключение, что это для нее новость.
– Расскажите, как вы встретились.
Микаэль вдохнул побольше воздуха и коротко описал, что случилось возле ее парадной по улице Лундагатан. Бублански слушал, все больше и больше удивляясь, пытаясь одновременно понять, не сочинил ли все это Блумквист.
– Значит, вы с ней не разговаривали?
– Нет, она скрылась из виду между домами по Лундагатан. Я ждал, ждал, но она так и не появилась. Тогда я написал ей письмо, уговаривая дать о себе знать.
– И вы ничего не знаете, есть ли какая-то связь между нею и парой из Эншеде?
– Нет.
– А вы можете описать человека, напавшего на нее?
– Не думаю. Когда он набросился на нее, она сначала защищалась, потом побежала. Я видел его с расстояния в сорок – сорок пять метров. К тому же дело было ночью, кругом темно.
– Вы перед этим выпили?
– Немного, но отнюдь не был пьян. Я помню, что это был блондин, с прической «конский хвост», одетый в темную куртку до пояса, с заметным пивным животиком. Взбегая по лестнице на Лундагатан, я видел его лишь в спину, но он развернулся ко мне лицом, когда приготовился пнуть меня. Передо мной промелькнуло худое лицо с близко посаженными глазами.
– Почему ты раньше молчал об этом? – вмешалась Эрика Бергер.
Микаэль пожал плечами.
– Сначала были выходные, потом ты уехала в Гётеборг участвовать в тех дурацких теледебатах. В понедельник тебя не было, во вторник мы виделись впопыхах. Это как-то отодвинулось.
– Но в связи с тем, что случилось в Эншеде… почему вы об этом ничего не рассказывали в полиции? – спросил Бублански.
– С чего бы мне рассказывать об этом в полиции? С тем же успехом я мог бы рассказать, что схватил за руку карманного вора, пытавшегося обчистить меня в метро на станции «Т-сентрален» месяц назад. Между случившимся на Лундагатан и убийством в Эншеде нет никакой разумной связи.
– Но вы не сделали заявление в полицию?
– Нет. – Микаэль поколебался и продолжил: – Лисбет Саландер очень замкнутый человек. Я подумывал, не пойти ли мне в полицию, но решил, что это ее дело, подавать заявление или нет. Я хотел сначала поговорить с нею.
– Но вы этого не сделали?
– С Рождества позапрошлого года я с ней не разговаривал.
– Почему же ваши отношения – если, конечно, «отношения» – правильный термин – подошли к концу?
Микаэль помрачнел и наконец, тщательно взвешивая слова, ответил:
– Не знаю. Она прервала все контакты со мной.
– Что-то случилось?
– Нет, ничего. Никаких ссор, если вы это имеете в виду. Только что были друзьями – и вдруг она перестала снимать телефонную трубку, а потом совсем исчезла из моей жизни.
Обдумывая ответ Микаэля, Бублански решил, что он звучит правдиво и подтверждается сказанным Драганом Арманским о ее исчезновении из «Милтон секьюрити» почти в тех же выражениях. Что-то, очевидно, случилось с Лисбет Саландер зимой полтора года назад. Бублански повернулся к Эрике Бергер.
– А вы тоже знакомы с Лисбет Саландер?
– Я видела ее всего один раз. Вы не могли бы объяснить, почему занимаетесь ею в связи с убийством в Эншеде?
Бублански покачал головой.
– Она имеет отношение к месту убийства. Это все, что я могу сказать. Должен признать, что чем больше я слышу о Лисбет Саландер, тем больше она меня озадачивает. Что она вообще за человек?
– В каком отношении? – спросил Микаэль.
– Как бы вы ее описали?
– В профессиональном плане она одна из лучших исследователей материала, кого я когда-либо встречал.
Эрика Бергер покосилась на Микаэля Блумквиста и закусила губу. Бублански был уверен, что ему чего-то не договаривают.
– Ну, а как человек?
Микаэль помолчал.
– Она очень одинокий и своеобразный человек. Она необщительна, не любит говорить о себе. При этом обладает сильной волей и моральными принципами.
– Моральными принципами?
– Да. Своими собственными. Ее невозможно заставить поступиться тем, во что она верит. В ее внутреннем мире все делится на правильное и неправильное.
Бублански снова пришло в голову, что Микаэль Блумквист описал ее примерно в тех же выражениях, что и Драган Арманский. Два знавших ее человека высказали о ней чрезвычайно похожие соображения.
– Вы знакомы с Драганом Арманским? – спросил Бублански.
– Встречал его пару раз. Прошлой осенью мы вместе пошли выпить пива, когда я зашел к нему выяснить, куда девалась Лисбет.
– И вы утверждаете, что она квалифицированный исследователь, – припомнил Бублански.
– Лучший из всех, кого я знаю, – повторил Микаэль.
Бублански постучал кончиками пальцев по столу и покосился в окно, сквозь которое можно было видеть людей, спешащих по Гётгатан. В том, что он узнал, было полно несоответствий. Документы судебно-медицинской экспертизы, скопированные Хансом Фасте в опекунском совете, утверждали, что у Лисбет Саландер имеются серьезные психические нарушения, что она склонна к насилию и чуть ли не умственно недоразвита. Отзывы Арманского и Блумквиста рисовали картину, решительно отличавшуюся от той, что создавалась из заключений психиатров, наблюдавших за ней в течение нескольких лет. Эти оба описывали ее как своеобразного человека, но в голосе обоих слышался оттенок восхищения.
Блумквист сказал, что он «общался» с нею какое-то время, что вполне могло означать отношения сексуального характера. Бублански задумался, какие правила существуют в отношении лиц, признанных недееспособными. Может быть, Блумквист погрешил против закона, сексуально используя лицо, находящееся под защитой опеки?
– А как вы относитесь к ее социальной ущербности? – спросил он.
– Ущербности? – удивился Микаэль.
– К опеке над нею и ее психическим проблемам.
– К опеке? – переспросил Блумквист.
– К психическим проблемам? – пришла в изумление Бергер.
Бублански удивленно перевел взгляд с Микаэля на Эрику и обратно. «Они не знали. Действительно ничего не знали», – подумал он. Внезапно инспектор почувствовал сильнейшее раздражение к Арманскому и Блумквисту, а больше всего к Эрике Бергер с ее элегантной одеждой и шикарным видом на Гётгатан. «Расселась тут и поучает, что другим следует думать, а что – нет», – про себя возмутился он, но направил свою досаду на Микаэля.