Он нервно перевел дыхание, чувствовал, что вспотел и что рубашка под мышками намокла.
– В свое время Лисбет Саландер находилась на лечении в психиатрической клинике. Считается, что она может представлять опасность как для себя самой, так и для окружающих. Хотим подчеркнуть: на данный момент мы не можем категорически утверждать, что она убийца, но в свете определенных обстоятельств нам необходимо допросить ее о том, что ей известно об убийстве в Эншеде и около Уденплана.
– Так не пойдет! – выкрикнул репортер одной из вечерних газет. – Либо вы подозреваете ее в убийстве, либо нет.
Бублански обратил беспомощный взгляд на прокурора Экстрёма.
– Полиция проводит масштабное расследование и работает над несколькими версиями. Имеются некоторые подозрения в отношении названной женщины, и для полиции крайне желательно допросить ее. Подозрения в отношении нее основаны на технических данных, полученных при осмотре места преступления.
– Какого типа эти данные? – немедленно последовал вопрос.
– В данный момент мы не можем обсуждать детали технического анализа.
Несколько журналистов заговорили одновременно. Экстрём поднял руку и указал на репортера «Дагенс эко», с которым он уже имел дело и которого считал довольно выдержанным.
– Инспектор криминальной полиции Бублански упомянул, что она содержалась в психиатрической клинике. В связи с чем?
– У этой женщины было… трудное детство и вообще целый ряд проблем. Она находилась под опекой; ее опекун и был владельцем оружия, из которого совершены убийства.
– Кто он?
– Это мужчина, застреленный в своей квартире в районе Уденплан. В настоящий момент мы не хотим сообщать его имя, поскольку его родственники еще не оповещены о случившемся.
– Какой у нее был мотив для убийства?
Бублански взял микрофон.
– В настоящее время полиция воздерживается от высказываний по поводу мотивов.
– Попадало ли ее имя в полицейский регистр?
– Да.
Затем последовал вопрос журналиста, чей зычный голос был слышен поверх других:
– Представляет ли она опасность для общества?
Экстрём, поколебавшись, кивнул.
– Мы располагаем информацией, что в безвыходных ситуациях она способна прибегать к насилию. Мы публично объявляем ее в розыск, потому что хотим как можно быстрее вступить с ней в контакт.
Бублански закусил губу.
Было уже девять часов вечера, а Соня Мудиг все еще находилась в квартире адвоката Бьюрмана. Она позвонила домой и сказала мужу, что задерживается. За одиннадцать лет брака ее муж уже смирился с тем, что рабочего дня с девяти до пяти ей не видать. Сидя за письменным столом в кабинете Бьюрмана, Соня разбирала бумаги, извлеченные из ящиков, когда услыхала стук в дверной косяк и увидела констебля Бублански, пытавшегося сохранить равновесие, нагрузившись двумя кружками кофе и синим пакетом с булочками с корицей, купленными в ближайшем киоске «Пресс-бюро». Она устало помахала ему, предлагая войти.
– Что тут нельзя трогать? – машинально спросил Бублански.
– Здесь техники уже закончили, но они все еще заняты в спальне и на кухне. Тело тоже здесь.
Бублански выдвинул стул и расположился напротив Сони. Она открыла пакет и вынула булочку.
– Спасибо. Мне просто до смерти хотелось кофе.
Они молча занялись перекусом.
– Я слышала, особого толка от квартиры на Лундагатан не было, – сказала Соня, прожевав остатки последней булочки и облизав пальцы.
– Дома никого не было. Нашли невскрытую почту на имя Саландер, но живет там некая Мириам Ву. Ее мы тоже пока не нашли.
– А кто она такая?
– Пока не знаю. Сведения о ней собирает Фасте. Оказалось, что она была вписана в контракт месяц назад, но в квартире, похоже, живет одна. Вероятно, Саландер переехала, не сообщив об изменении адреса.
– Возможно, она все заранее спланировала.
– Что? Тройное убийство? – Бублански печально покачал головой. – С этой заварухой нам еще разбираться и разбираться. Экстрём настоял на пресс-конференции, и теперь средства массовой информации заставят нас поплясать. А как ты, нашла что-нибудь?
– Если не считать Бьюрмана в спальне… нашла коробку из-под револьвера. Она сейчас в лаборатории, в поисках отпечатков пальцев. Тут у Бьюрмана есть папка с копиями ежемесячных отчетов о Саландер, отсылаемых в опекунский совет. Если верить этим отчетам, то Саландер просто ангел небесный.
– И он туда же, – возмутился Бублански.
– Куда именно?
– Еще один почитатель Лисбет Саландер.
Инспектор в двух словах рассказал, что услышал о ней от Драгана Арманского и Микаэля Блумквиста. Соня слушала, не прерывая. Когда он закончил, она провела рукой по волосам, потерла глаза и заметила:
– Ну просто фантастика.
Бублански задумчиво покусывал нижнюю губу. Соня Мудиг взглянула на него и с трудом подавила улыбку. Черты лица у инспектора были грубые, почти устрашающие. Но когда он недоумевал или сомневался в чем-то, его лицо принимало выражение обиженного ребенка. В такие минуты Соня про себя называла его Констеблем Бублой. Вслух она никогда не употребляла это прозвище и не знала, как оно возникло, но оно прекрасно соответствовало инспектору.
– Ладно, – сказала она. – А мы опираемся на что-нибудь солидное?
– Прокурор, кажется, уверен в себе. С сегодняшнего вечера Саландер объявлена в розыск по всей стране, – пояснил Бублански. – Весь прошлый год она провела за границей и, что не исключено, попытается сбежать из страны.
– А основания для ареста серьезные?
Бублански пожал плечами.
– Мы арестовывали людей и при меньших подозрениях, – ответил он.
– Отпечатки ее пальцев найдены на револьвере в Эншеде. Убит ее опекун. Не хочу забегать вперед, но думаю, что орудие убийства то же самое. Об этом мы узнаем завтра – техники нашли прилично сохранившийся фрагмент пули в кровати.
– Отлично.
– В нижнем ящике письменного стола лежит несколько патронов к револьверу. У пули урановый сердечник и никелевая оболочка.
– Так.
– У нас довольно большой набор бумаг, подтверждающих, что Саландер чокнутая. При этом Бьюрман был ее опекуном – и владельцем оружия.
– М-м-м, – промычал Бубла с кислым выражением лица.
– Еще у нас есть связующее звено между Саландер и парой в Эншеде – Микаэль Блумквист.
– М-м-м, – продолжал мычать Бублански.
– Ты вроде сомневаешься?
– У меня как-то не складывается представление о Саландер. По бумагам получается одно, а Арманский и Блумквист говорят другое. Документация свидетельствует о том, что она фактически недоразвитая психопатка, а эти двое описывают ее как компетентного исследователя. Слишком большой разнобой в этих двух версиях. В отношении Бьюрмана мы не располагаем никаким мотивом и не имеем никаких свидетельств ее знакомства с парой в Эншеде.
– А нужны ли мотивы психопатке?
– Я еще не был в спальне. Как там обстоит дело?
– Я нашла Бьюрмана, уткнувшегося головой в кровать, стощего на коленях, словно перед вечерней молитвой. Он был голый. Выстрел сделан в затылок.
– Ровно один выстрел? Точно как в Эншеде.
– Насколько я видела, выстрел был один. Такое впечатление, что Саландер, если это действительно была она, заставила его встать на колени перед кроватью, а потом выстрелила. Пуля вошла сбоку через затылок и вышла через лицо.
– Выстрел в затылок. Выглядит как устранение.
– Точно.
– Я подумал… может быть, кто-то слышал выстрел?
– Окно его спальни выходит во двор, а соседи сверху и снизу уехали на Пасху. Окно было закрыто. К тому же она воспользовалась подушкой, чтобы приглушить звук.
– Очень предусмотрительно.
В этот момент из-за двери выглянул техник-криминалист Гуннар Самуэльссон.
– Мудиг, мы собирались увозить тело и перевернули его. Вам надо кое на что посмотреть.
Они прошли в спальню. Тело Нильса Бьюрмана уже положили на спину, на каталку, чтобы доставить затем к патологоанатому. Причина смерти была очевидной. Весь лоб представлял собой сплошную рану в десять сантиметров шириной, причем кусок лобной кости свободно свисал на лоскуте кожи. Брызги крови над кроватью и на стене говорили сами за себя.
Бублански выпятил губы, как ребенок.
– А на что нам надо смотреть? – спросила Мудиг.
Гуннар Самуэльссон приподнял покрывало и обнажил нижнюю часть живота Бьюрмана. Бублански водрузил на нос очки и вместе с Соней подошел поближе, чтобы прочитать текст, вытатуированный на животе Бьюрмана. Буквы были сделаны кое-как, неровно. Ясно, что их наносил непрофессиональный татуировщик. Но текст прочитывался во всей своей нежелательной очевидностью: Я – САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.
Мудиг и Бублански изумленно воззрились друг на друга.
– Может быть, перед нами намек на мотив? – вопросительно пробормотала Соня.
По дороге домой Микаэль Блумквист купил четырехсотграммовую упаковку полуфабрикатных макарон с соусом. Пока они разогревались в микроволновке, он постоял под душем минуты три. Когда еда было готова, съел ее прямо из вскрытой упаковки – так он был голоден. Никакого удовольствия от еды Микаэль не получил, просто затолкал ее в себя как можно быстрее. Покончив с макаронами, он открыл бутылку легкого пива «Вестфюн», выпил ее прямо из горлышка и, не зажигая света, встал у окна с видом на Старый город и постоял минут двадцать, стараясь отогнать от себя всякие мысли.
Ровно сутки назад он был в гостях у сестры, и Даг Свенссон позвонил ему на мобильник. Миа и Даг были тогда еще живы.
Микаэль не спал уже тридцать шесть часов, а возраст у него уже не тот, когда можно запросто провести бессонную ночь. Он знал, что не сможет заснуть и что мысли его будут все время крутиться вокруг увиденного. Было такое чувство, что картины происшедшего в Эншеде запечатлелись в его сознании навсегда.
В конце концов Микаэль отключил мобильник и залез в постель под одеяло. Было уже одиннадцать, а сон все не шел. Тогда он встал, включил кофеварку и, запустив проигрыватель, поставил компакт-диск с Дебби Харри, поющей про Марию. Потом, завернувшись в одеяло, сел на диван в гостиной с чашкой кофе и начал думать о Лисбет Саландер.