– А ты считаешь, что Блумквист все это придумал или наврал?
– Не знаю. Вся эта история кажется мне какой-то туфтой. Будто бы здоровый мужик не смог одолеть девчонку весом сорок килограммов.
– Но зачем Блумквисту врать?
– Может, чтобы отвлечь внимание от Саландер?
– Тут концы с концами не сходятся. Блумквист выдвинул теорию, по которой пару в Эншеде убили из-за книги, которую писал Даг Свенссон.
– Чепуха, – отозвался Фасте. – Конечно, это Саландер. С какой стати убивать ее опекуна, если нужно заставить молчать Дага Свенссона? И кто бы это мог быть… полицейский?
– Если Блумквист обнародует свою версию, затаскают нас с этим «полицейским следом» в хвост и в гриву, – заметил Курт Свенссон.
Все закивали.
– Ладно. Так почему она убила Бьюрмана? – спросила Соня Мудиг.
– И что значит татуировка? – полюбопытствовал Бублански, показывая пальцем на фотографию живота Бьюрмана: Я – САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.
Все молчали.
– А что говорят врачи? – спросил Боман.
– Татуировка двух-трехлетней давности. Как-то это связано с тем, в каком состоянии находится кровоснабжение кожи, – пояснила Соня Мудиг.
– Есть предположение, что Бьюрман сделал эту татуировку не сам.
– Тату-салонов существует в избытке, но к числу их стандартных мотивов этот текст вряд ли относится.
Соня Мудиг покачала указательным пальцем.
– Патологоанатом говорит, что татуировка ужасного качества, да я и сама это видела. Значит, ее нанес явный любитель. Игла проходила на разную глубину, и это очень крупная татуировка на чрезвычайно чувствительной части тела. В целом это была наверняка болезненная процедура, которую можно поставить вровень с причинением тяжких телесных повреждений.
– Однако Бьюрман никогда не заявлял об этом в полицию, – заметил Фасте.
– Я бы тоже воздержался от заявления, если бы кто-то наваял подобное на моем животе, – добавил Курт Свенссон.
– Я могу еще кое-что добавить, – сказала Соня Мудиг. – Возможно, это может подтвердить истинность татуировки – что Бьюрман был свинья и садист. – Она открыла папку с распечаткой фотографий и послала ее по кругу. – Я отпечатала только случайный образец, взятый из папки на жестком диске Бьюрмана. Картинки скачаны из Интернета, а всего в компьютере не меньше двух тысяч подобных изображений.
Фасте присвистнул и поднял, чтобы всем было видно, фотографию женщины, связанной в мучительно неудобной позе.
– Это, пожалуй, в стиле «Домино фэшн» или «Перстов дьявола», – сказал он.
Бублански раздраженно замахал на Ханса, призывая того заткнуть рот.
– И как это надо понимать? – спросил Боман.
– Татуировка сделана примерно два года назад, – сказал Бублански. – Именно тогда Бьюрман вдруг заболел. Ни патологоанатом, ни медицинская карточка не указывают на какую-то серьезную болезнь, если не считать высокого давления. Так что можно предположить какую-то связь между этими двумя событиями.
– В тот год Саландер изменилась, – заметил Боман. – Она вдруг бросила работу в «Милтон секьюрити» и исчезла, уехав за границу.
– Следует ли предположить какую-то связь между этими событиями? Если текст татуировки соответствует истине, значит, Бьюрман кого-то насиловал. Саландер подходит как нельзя лучше. В таком случае, это был бы достаточный мотив для убийства.
– А что, если было совсем по-другому? – предположил Ханс Фасте. – Возможно и такое развитие событий, когда Саландер и китаянка промышляют эскортными услугами с садомазохистским отливом. Возможно, Бьюрман – один из тех чокнутых, что возбуждаются, когда их хлещут девочки. Может быть, так он оказался в какой-то зависимости от Саландер, а потом они перессорились.
– Но это же не объясняет, зачем она поехала в Эншеде.
– Если Даг Свенссон и Миа Бергман собирались разоблачить торговлю сексуальными услугами, они могли наткнуться на Саландер и Ву. И тогда у Саландер мог появиться мотив для убийства.
– Все это всего лишь гипотезы, – сказала Соня Мудиг.
Обсуждение продолжалось еще примерно час. Был затронут вопрос об исчезновении лэптопа Дага Свенссона. Когда подошло время обеденного перерыва, все ощущали какое-то неудовольствие. В расследовании появилось больше вопросов, чем было раньше.
Придя в редакцию во вторник утром, Эрика Бергер первым делом позвонила Магнусу Боргшё, председателю правления «Свенска моргонпостен».
– Я заинтересована, – сказала она.
– Мы так и думали.
– Я намеревалась сообщить о своем решении сразу после пасхальных праздников, но тут, как вы понимаете, в редакции заварилась такая каша…
– Убийство Дага Свенссона. Сочувствуем вам, история неприятная.
– Тогда вы понимаете, что сейчас мне просто невозможно объявить, что я покидаю корабль.
Боргшё помолчал.
– Тогда у нас проблема, – сказал он наконец.
– Какая?
– Когда мы разговаривали в прошлый раз, то договорились, что вы начинаете работать у нас первого августа. Но проблема в том, что у главного редактора Хокана Морандера, которого вы замените, плохое состояние здоровья. У него больное сердце, и он должен сократить нагрузку на него. Пару дней назад Морандер говорил со своим врачом, и в выходные я узнал, что он увольняется с первого июля. Сначала мы планировали, что он останется до осени и вы сможете работать с ним параллельно весь август и сентябрь. Но теперь положение становится критическим. Эрика, вы необходимы нам с первого мая, в крайнем случае с пятнадцатого.
– Господи! Да это же всего несколько недель.
– И вы по-прежнему заинтересованы?
– Конечно… но у меня остается всего лишь месяц на то, чтобы завершить дела в «Миллениуме».
– Я знаю и сожалею, Эрика, но вы должны поднапрячься. К тому же одного месяца вполне достаточно, чтобы закончить дела в редакции, где всего полдюжины сотрудников.
– Но как я могу оставить их в самый разгар сумятицы?
– Вам придется оставить их в любом случае. Все дело в том, чтобы передвинуть срок на несколько недель.
– У меня есть несколько условий.
– Слушаю вас.
– Я хочу остаться в правлении «Миллениума».
– Это кажется мне неразумным. «Миллениум» – журнал небольшого масштаба, ежемесячный – и, можно сказать, наш конкурент.
– Ничего не поделаешь. Я не буду участвовать в редакционной работе журнала, но не хочу продавать свою долю совладельца, то есть остаюсь в правлении.
– Хорошо, об этом мы можем договориться.
Они условились встретиться с правлением на первой неделе апреля, обсудить детали контракта и подписать его.
Еще раз посмотрев список подозреваемых, которых они с Малин составили в выходные, Микаэль Блумквист испытал разочарование от «уже виденного». Список насчитывал тридцать семь человек, которых Даг Свенссон разоблачал в своей книге. Двадцать один из них, названные по имени, были заказчиками сексуальных услуг.
Тут Микаэлю вспомнилось, как два года назад он начал искать убийцу в Хедестаде и нашел ни много ни мало почти пятьдесят подозреваемых. Проанализировать, кто из них виновен, было безнадежным занятием.
В десять утра во вторник он махнул рукой Малин Эрикссон, делая знак зайти к нему в кабинет редакции, закрыл дверь и предложил ей сесть.
Помолчали. Выпили кофе. Наконец Микаэль протянул ей список из тридцати семи имен, составленный им в праздники.
– Что будем делать?
– Минут через десять давай посмотрим список с Эрикой. Затем постараемся обсудить одного за другим. Может быть, кто-то из списка имеет отношение к убийству.
– А как мы будем их отбирать?
– Думаю, нам надо сконцентрироваться на тех двадцати одном клиенте, что приведены в книге под своими именами. Им больше, чем другим, есть что терять. Я думаю пойти по следам Дага и встретиться с каждым из них.
– Ладно.
– Для тебя у меня есть два поручения. Во-первых, вот семь лиц, которые не идентифицированы, – два потребителя и пять торговцев. Твоя задача на ближайшее время – постараться выяснить, кто они такие. Кто-то из них фигурирует в диссертации Миа. Может быть, у нее есть ссылки, по которым можно установить, как их зовут.
– Хорошо.
– Во-вторых, мы слишком мало знаем о Бьюрмане, опекуне Лисбет. В газетах есть его краткая биография, но я подозреваю, что половина ее – вранье.
– Значит, надо покопаться в его подноготной.
– Именно. Копай везде, где сможешь.
В пять часов вечера раздался звонок от Харриет Вангер.
– Микаэль, ты можешь говорить?
– Могу, но недолго.
– Та девушка, что объявлена в розыск… это та самая, что помогла тебе меня найти?
Харриет Вангер и Лисбет Саландер никогда не встречались.
– Да, – ответил Микаэль. – Извини, что не выкроил время позвонить тебе и пересказать новости. Это действительно она.
– И что это предвещает?
– Для тебя… надеюсь, ничего.
– Но ведь она все обо мне знает и знает все, что произошло два года назад.
– Да, она знает все.
Харриет Вангер хранила молчание.
– Послушай, Харриет… Я не верю, что это она. Я не могу допустить ничего, кроме того, что она невиновна. Я полагаюсь на Лисбет Саландер.
– Но если верить тому, что пишут в газетах…
– Не надо в это верить. Тут все просто: она дала слово не выдавать тебя – и, я думаю, останется верна этому слову до конца жизни. Я считаю ее человеком твердых принципов.
– А если нет?
– Не знаю, Харриет. Я делаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, что же произошло.
– Ладно.
– Не беспокойся.
– Я не беспокоюсь, но хочу быть готова к худшему. А как ты себя чувствуешь?
– Хуже некуда. С тех пор как произошло убийство, у меня ни минуты покоя.
Харриет Вангер опять помолчала.
– Микаэль… я сейчас в Стокгольме, улетаю завтра в Австралию на месяц.
– Вот как.
– Я остановилась в том же отеле.
– Просто не знаю. Я на части разрываюсь. Мне нужно всю ночь работать, и я вряд ли составлю тебе веселую компанию.
– Мне не требуется веселая компания. Приезжай, отдохни немного.