– Это одно из имен, попавших в список Дага Свенссона. Он его откопал.
– Как вы готовы мне заплатить?
– Заплатить за что?
– За то, что я выведу вас на Залу… Вы готовы тогда забыть обо мне в своем репортаже?
Микаэль опустился на стул. После того что произошло в Хедестаде, он решил, что никогда в жизни не будет вступать в торг из-за журналистского материала. Не собирался он торговаться и с Бьёрком – что бы ни случилось, Микаэль был готов вывести его на чистую воду. Однако он считал, что без зазрения совести может вести двойную игру и заключить сделку с Бьёрком. Совесть его не мучила. Бьёрк совершил преступление и при этом был полицейским. Если он знает имя возможного убийцы, то его долг вмешаться, а не использовать информацию как предмет купли-продажи для своей выгоды. Итак, пусть Бьёрк надеется себе, что выйдет сухим из воды, заложив другого преступника. Микаэль сунул руку в карман пиджака и включил магнитофон, который выключил, вставая из-за стола.
– Рассказывайте, – распорядился он.
Соня Мудиг была вне себя от злости на Ханса Фасте, но не выдала этого выражением лица. Продолжение допроса Мириам Ву после ухода Бублански из комнаты было совершенно беспорядочным, а Фасте полностью игнорировал ее сердитые взгляды.
Мудиг просто поразилась. Хотя ей и был неприятен мачизм Ханса Фасте, она считала его опытным полицейским. Но сегодня никаким опытом и не пахло. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке рядом с красивой, умной женщиной, открыто высказывающейся о своих лесбийских наклонностях. Не вызывало сомнения и то, что Мириам Ву чувствовала его раздражение и безжалостно уязвляла его.
– Значит, нашли вы в моем комоде искусственный член. И о чем начали фантазировать? – с ухмылкой полюбопытствовала Мириам Ву.
У Фасте был такой вид, будто он вот-вот лопнет от злости.
– Хватит трепаться. Отвечайте на вопрос! – рявкнул он.
– Вы спросили, пользовалась ли я им в наших играх с Лисбет Саландер. И вот мой ответ: не ваше собачье дело.
Соня Мудиг подняла руку.
– Допрос Мириам Ву прерван в одиннадцать часов двенадцать минут. – Она выключила микрофон. – Пожалуйста, посидите, Мириам. Фасте, можно тебя на пару слов?
Мириам Ву одарила Фасте нежнейшей улыбкой в ответ на злобный взгляд, который он бросил на нее, выходя в коридор. Соня резко обернулась и оказалась носом к носу с Хансом.
– Бублански поручил мне вести допрос вместо него. А от тебя никакого прока.
– А чё, если эта чёртова шлюха скользкая, как угорь?
– А что, в этом сравнении есть фрейдистский намек?
– Чего?
– Ладно, забудь. Пойди поищи Курта Свенссона, сыграй с ним в крестики-нолики, или спустись в подвал, постреляй из пистолета в клубе, или займись еще чем-нибудь. Только держись подальше от этого допроса.
– Чего это ты на меня взъелась, Соня?
– Ты губишь мне весь допрос.
– А ты что, тащишься от нее и потому хочешь допрашивать ее наедине?
Соня даже не успела отдать себе отчет в том, что делает, как рука ее поднялась и влепила пощечину Хансу Фасте. В тот же момент она пожалела о сделанном, но было уже поздно. Оглянувшись, она поняла, что в коридоре, слава богу, свидетелей не оказалось.
Ханс Фасте выглядел сначала недоуменно, затем злобно ухмыльнулся, накинул куртку на плечо и ушел. Еще мгновение, и Соня Мудиг окликнула бы его и извинилась, но она передумала и промолчала. Постояв минуту, стараясь успокоиться, пошла к автомату, прихватила две чашки кофе и вернулась к Мириам Ву.
Они немного помолчали. Наконец Мудиг посмотрела на Мириам.
– Извините. Это был, наверное, самый неудачный допрос за всю историю этого полицейского отделения.
– Да, с таким парнем на работе не соскучишься. Не удивлюсь, если он гетеросексуал, разведен и в кофейной комнате не прочь отпустить шуточку о «голубых».
– Он… пережиток… не знаю чего. Вот всё, что я могу сказать.
– А вы – нет?
– Я, во всяком случае, не страдаю гомофобией.
– Ладно.
– Мириам, я и мы все тут работаем круглосуточно уже десять дней. Мы устали и раздражены, пытаясь расследовать чудовищное двойное убийство в Эншеде и столь же мрачное убийство в районе Уденплана. Ваша приятельница каким-то образом имеет отношение к обоим местам преступления. Об этом свидетельствует техническая экспертиза, и поэтому она объявлена в розыск. Вы должны понять, что нам надо во что бы то ни стало найти ее, пока она не нанесла вред другим, а может быть, и себе.
– Я знаю Лисбет Саландер… и не могу поверить, что она кого-то убила.
– Не можете или не хотите поверить? Мириам, мы не объявляем национальный розыск, не имея на то серьезных оснований. Но все же могу сказать, что мой шеф, инспектор криминальной полиции Бублански, тоже не на сто процентов убежден, что виновата она. Мы рассматриваем версию, что у нее был сообщник или что она каким-то образом оказалась втянута в те события. Но мы должны ее отыскать. Вы думаете, Мириам, что она невиновна; ну а если вы ошибаетесь? Вы сами сказали, что не так уж много знаете о Лисбет Саландер.
– Просто не знаю, что и думать.
– Помогите нам докопаться до правды.
– А я задержана за что-то?
– Нет.
– Значит, я могу уйти, когда захочу?
– Формально – да.
– А неформально?
– С вами все еще связано много вопросов.
Мириам задумалась над этими словами.
– Ладно. Задавайте их. Если они будут не ко мне, не стану отвечать.
Соня Мудиг снова включила магнитофон.
Глава 20
Пятница, 1 апреля – воскресенье, 3 апреля
Мириам Ву еще час отвечала на вопросы Сони Мудиг. Под конец допроса появился Бублански, молча сел и стал слушать, не говоря ни слова. Мириам Ву вежливо кивнула ему, продолжая разговаривать с Соней.
Под конец Мудиг взглянула на Бублански и спросила, есть ли у него вопросы. Тот покачал головой.
– Тогда я объявляю допрос Мириам Ву законченным. Сейчас тринадцать часов девять минут.
Соня выключила микрофон.
– Мне кажется, что у вас с инспектором Фасте возникло какое-то недопонимание. Это верно? – спросил Бублански.
– Он не мог сосредоточиться, – хладнокровно заметила Соня Мудиг.
– Он просто дурак, – сообщила Мириам Ву.
– У инспектора Фасте вообще-то много профессиональных достоинств, но для допроса молодой женщины он не самая лучшая кандидатура из наших работников, – пояснил Бублански, глядя прямо в глаза Мириам Ву. – Не надо было мне поручать ему это дело. Прошу прощения.
Мириам изумленно глядела на него.
– Принимаю ваши извинения. Я и сама была с вами не слишком дружелюбна вначале.
Бублански только отмахнулся.
– Не возражаете, если я вас еще о чем-то спрошу под конец, с выключенным микрофоном?
– Пожалуйста.
– Чем больше я слышу о Лисбет Саландер, тем больше недоумеваю. Портрет, который создается со слов знающих ее людей, никак не согласуется с тем, что вырисовывается из бумаг социального ведомства и судебно-медицинских заключений.
– Да?
– Не могли бы вы ответить мне начистоту?
– Ладно.
– Психиатрическая экспертиза, проведенная, когда Лисбет Саландер исполнилось восемнадцать лет, утверждает, что она умственно отсталая и ее рассудок неполноценен.
– Бред! Лисбет, может быть, поумнее нас с вами.
– Она не закончила школу, и у нее нет табеля с оценками даже по чтению и письму.
– Лисбет Саландер читает и пишет намного лучше, чем я. А еще она любит сидеть и выводить математические формулы. Из алгебры. А я и понятия не имею, с чем ее едят, эту алгебру.
– Математические формулы?
– Это у нее хобби.
Бублански и Мудиг приумолкли.
– Хобби? – еще раз переспросил инспектор.
– Какие-то уравнения. Я даже не знаю, что обозначают те значки.
Бублански вздохнул.
– Работник социальной службы написал заключение после того, как ее задержали в Тантолундине в обществе пожилого мужчины, когда ей было семнадцать. Там дается понять, что она зарабатывала проституцией.
– Лисбет – проститутка? Бред собачий. Не знаю, где она работает сейчас, но нисколько не удивилась, когда узнала, что она работала на «Милтон секьюрити».
– А чем она зарабатывает? На что живет?
– Не знаю.
– Она лесбиянка?
– Нет. Мы занимались сексом, но это не значит, что она лесбиянка. Мне кажется, она и сама не знает, к кому у нее склонность. Я бы предположила, что она бисексуальна.
– А то, что вы пользовались наручниками и всяким таким… не значит ли, что у Лисбет Саландер садистские наклонности? Как на ваш взгляд?
– Мне кажется, в этом деле у вас недопонимание. Наручники используются при ролевой игре и не имеют отношения к садизму, насилию или агрессии. Это просто игра.
– А она когда-нибудь проявляла насилие по отношению к вам?
– Куда там. Это скорее у меня доминирующая роль в наших играх.
И Мириам Ву мило улыбнулась.
Собрание, проведенное в три часа дня, выявило первые серьезные разногласия в расследовании. Бублански подвел краткий итог достигнутого до сих пор, а затем заявил, что чувствует необходимость в расширении рамок следствия.
– С первого же дня мы сконцентрировали все усилия на поисках Лисбет Саландер. Подозрения к ней в высшей степени серьезны по объективным причинам, но наше представление о ней встает в серьезное противоречие с тем, что говорят о ней знающие ее лица. Ни Арманский, ни Блумквист, ни Мириам Ву не признаю́т, что она может быть психически больной убийцей. Поэтому я хочу, чтобы мы несколько расширили границы своих представлений и начали размышлять о двух совершенно разных преступниках или о возможности, что у Саландер был сообщник или что она лишь присутствовала при убийствах.
Предположение Бублански вызвало бурные дебаты, в которых непримиримыми оппонентами инспектора выступили Ханс Фасте и Сонни Боман из «Милтон секьюрити». Оба апеллировали к тому, что самое простое объяснение чаще всего оказывается правильным и что гипотеза об альтернативном подозреваемом попахивает конспирологией.