Подняв взгляд, инспектор понял, что уже вышел на Лундагатан и стоит рядом с подъездом дома, где жила Лисбет Саландер. У него не было цели прогуляться именно сюда. Он просто-напросто плохо понимал, что она за человек.
По уличной лестнице Бублански поднялся на верхнюю часть Лундагатан. Там он постоял, вспоминая рассказ Микаэля Блумквиста о том, как на Лисбет Саландер кто-то напал. К сожалению, и эта информация ничем не помогла следствию. Не было ни заявления в полицию, ни имен нападавших, ни каких-либо примет. Блумквист сказал, что не смог запомнить номерной знак фургона, скрывшегося с места происшествия.
Если происшествие вообще было.
Другими словами, еще один тупик.
Бублански посмотрел на винно-красную «Хонду», все это время так и простоявшую на одном месте. Вдруг он увидел Микаэля Блумквиста, приближавшегося к подъезду.
Замотанная в простыню, Мириам Ву проснулась поздно днем. Сев в кровати, огляделась в чужой комнате. Она использовала неожиданное внимание журналистов как повод для того, чтобы позвонить подруге и попроситься переночевать. Но в глубине души Мириам сознавала, что это также было бегством – ей было страшно, как бы в дверь не постучала Лисбет Саландер.
Полицейский допрос и газетная шумиха подействовали на нее хуже, чем она думала. Хоть Мириам и решила подождать с выводами, пока у Лисбет не появится возможность объяснить, что же произошло, она начала подозревать, что Лисбет все же виновна.
Мириам покосилась на Викторию Викторссон, или, как ее звали, Дубль-В, тридцатисемилетнюю стопроцентную лесбиянку, спящую на животе и что-то сонно бормочущую. Затем тихонько прошла в ванную и постояла под душем. Выйдя на улицу, купила булочек на завтрак. У кассы в магазинчике, примыкающем к кафе «Синнамон» на Веркстадсгатан, ей на глаза попались первые страницы нескольких газет. Этого хватило для того, чтобы она припустила обратно в квартиру к Дубль-В.
Микаэль Блумквист прошел мимо винно-красной «Хонды» к подъезду Лисбет Саландер, набрал код и исчез за дверью. Две минуты спустя он уже снова вышел на улицу. Никого не оказалось дома? Блумквист пробежал взглядом улицу, замерев в нерешительности. Бублански задумчиво наблюдал за ним.
Беспокойные мысли инспектора крутились вокруг журналиста. Если Блумквист выдумал нападение на Лундгатан, значит, он вел некую игру, которая в худшем случае могла означать, что он каким-то образом причастен к убийствам. Если же он говорил правду – а у инспектора пока что не было причин в этом сомневаться, – значит, в этой драме существует скрытое неизвестное. То есть существует больше актеров, чем о них известно, и что убийства могут оказаться гораздо более сложным случаем, чем просто история о том, как патологически больная девушка пережила вспышку безумия.
Когда Блумквист направился в сторону Цинкенсдамма, Бублански окликнул его. Тот остановился, увидел полицейского и пошел ему навстречу. Они встретились у подножья лестницы.
– Привет, Блумквист. Искали Лисбет Саландер?
– Нет, я искал Мириам Ву.
– Ее нет дома. Кто-то настучал журналистам, что она появилась в городе.
– А у нее было что рассказать?
Бублански пристально посмотрел на Микаэля Блумквиста. «Калле Блумквист – вот его прозвище», – вспомнил он.
– Пройдетесь со мной? – предложил инспектор. – Я бы выпил чашку кофе.
Они молча прошли мимо Хегамедской церкви. Бублански направился в кафе «Лилласюстер» у моста Лильехольмсбру. Там он заказал двойной экспрессо с ложкой холодного молока, а Микаэль взял кофе с молоком. Они сели в зале для курящих.
– Такого паршивого дела у меня давно не было, – сказал Бублански. – Я могу его хоть как-то с вами обсуждать, не опасаясь прочесть об этом завтра в «Экспрессен?»
– Я не работаю на «Экспрессен».
– Вы понимаете, что я имею в виду.
– Бублански, я не верю, что Лисбет преступница.
– И теперь вы занялись частным расследованием, полагаясь только на себя? Уж не потому ли вас прозвали Калле Блумквист?
Микаэль вдруг улыбнулся.
– А вас, говорят, называют Констебль Бубла?
Бублански криво усмехнулся.
– Почему вы думаете, что Саландер невиновна?
– Пусть я ровным счетом ничего не знаю о ее опекуне, но у нее не было абсолютно никаких причин убивать Дага и Мию. В особенности Мию. Лисбет презирает мужчин, ненавидящих женщин, а Миа как раз собиралась разоблачить целую когорту секс-покупателей. То, что делала Миа, – в том же духе, что Лисбет и сама сделала бы. У нее высокая мораль.
– У меня как-то не складывается ее целостный портрет. Умственно отсталая психопатка – или умный аналитик по сбору материала?
– Лисбет – человек особый. Она ужасно асоциальна, но разум у нее в полном порядке. Скажу больше, она, возможно, талантливее вас и меня, вместе взятых.
Бублански вздохнул. Отзыв Блумквиста напоминал характеристику, данную Лисбет Мириам Ву.
– В таком случае ее необходимо найти. Не вдаваясь в детали, могу сказать, что у нас есть технические доказательства ее присутствия на месте преступления и что она лично связана с орудием убийства.
Микаэль кивнул.
– По-видимому, это значит, что на нем найдены ее отпечатки пальцев. Но это еще не значит, что стреляла она.
Бублански кивнул.
– Драган Арманский тоже в этом сомневается. Он очень осторожен и потому не высказывается прямо, но он явно ищет подтверждения ее невиновности.
– А вы? Что вы думаете?
– Я – полицейский. Я сначала задерживаю людей, а потом их допрашиваю. В данный момент у Лисбет Саландер мрачная перспектива. Мы приговаривали убийц и при меньшем количестве улик.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Не знаю. Если бы она была невиновна… кто бы тогда мог быть заинтересован в убийстве и ее опекуна, и двух ваших друзей? Как вы думаете?
Микаэль достал пачку сигарет и протянул ее Бублански, но тот покачал головой. Лгать полиции Блумквист не хотел и теперь взвешивал, нужно ли рассказать о своих соображениях относительно человека по имени Зала или о комиссаре тайной полиции Гуннаре Бьёрке.
Но ведь Бублански и его сотрудники тоже имели доступ к материалам Дага Свенссона, содержащим папку с названием «Зала». От них всего-то и требовалось, что прочитать ее содержимое. А вместо этого они перли напролом, как паровой каток, и к тому же выдали средствам массовой информации все интимные детали о Лисбет Саландер.
План действий у него был, но он не знал, куда это его приведет. Он не хотел называть имени Бьёрка, пока не будет уверен в необходимости. И Залаченко. Тут была связь и с Бьюманом, и с Дагом, и с Миа. Проблема была в том, что Бьёрк ничего не рассказал.
– Дайте мне еще покопать, и я выдвину альтернативную теорию.
– Надеюсь, не полицейский след.
– Ну, пока нет. А что сказала Мириам Ву?
– Приблизительно то же, что и вы. У нее с Саландер была связь.
– Меня это не касается, – заметил Микаэль.
– Мириам Ву и Лисбет Саландер общаются три года, но Ву ничего не знала о прошлом Саландер и не знала, где та работает. Верится с трудом, но думаю, она сказала правду.
– Лисбет очень скрытный человек, – подтвердил Микаэль.
Они немного помолчали.
– У вас нет телефонного номера Мириам Ву?
– Есть.
– Можете мне дать?
– Нет.
– Почему?
– Микаэль, это полицейское расследование. Не нужны нам частные сыщики с их дикими теориями.
– У меня еще нет никаких теорий. Но думаю, разгадка кроется в материалах Дага Свенссона.
– Наверное, вы и сами найдете Мириам Ву, если приложите усилия.
– Наверное. Но самый простой способ сделать это – спросить того, у кого номер уже есть.
Бублански вздохнул. Микаэль вдруг почувствовал к нему острую неприязнь.
– А разве полицейские талантливее простых людей, тех, кого вы называете частными сыщиками? – спросил он.
– Не думаю, что это так, но полицейские обладают профессиональной подготовкой, и их работа – расследовать преступления.
– У частных лиц тоже есть своя подготовка, – медленно возражал Микаэль, – а иногда частный сыщик оказывается намного лучше в расследовании, чем настоящий полицейский.
– Вам так кажется.
– Я это знаю. Вспомните дело Джоя Рахмана[30]. Уйма полицейских пять лет просиживала задницы и хлопала глазами, пока ни в чем не повинный Рахман сидел в тюрьме за убийство престарелой женщины. Он бы так и сидел за решеткой, если бы одна учительница не потратила несколько лет на то, чтобы провести серьезное расследование. И она сделала это, не имея доступа к тем ресурсам, которыми располагаете вы. Причем не только представила доказательства его невиновности, но и указала на человека, с большой вероятностью бывшего убийцей.
– Дело Рахмана было вопросом престижа. Прокурор не хотел прислушиваться к фактам.
Микаэль Блумквист пристально взглянул на собеседника.
– Бублански… Я вам вот что скажу. Сейчас, в данный момент, речь тоже идет о престиже. Я утверждаю, что Саландер не убивала Дага и Мию, и я это докажу. Я найду вам другого убийцу, и когда это произойдет, напишу статью, которую вам и вашим сотрудникам будет тошно читать.
По дороге домой на улице Катарина Бангата, размышляя об этом деле, Бублански почувствовал необходимость побыть поближе к Богу, но направился не в синагогу, а в католическую церковь на Фолькунгсгатан. Он опустился на скамейку в задних рядах и так неподвижно просидел с час. Ему, еврею, вообще говоря, нечего было делать в католической церкви, но здесь царило такое умиротворение, что он регулярно заходил сюда, когда чувствовал необходимость навести порядок в мыслях. Ян Бублански считал, что и католическая церковь – отличное место для размышлений и что Бог не будет в обиде. К тому же между католицизмом и иудаизмом существует разница. В синагогу он шел, когда у него была потребность пообщаться, почувствовать единство с другими. Католики же ходили в церковь, чтобы обрести мир с Богом. Все в церкви побуждало к тишине и предполагало, что посетители обретут здесь покой.