– Итак, храбрый солдат-ребенок.
– В 1958 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, его направили в Минск, в спецучилище ГРУ. Вы знаете, что такое ГРУ?
– Да.
– Расшифровывается как Главное разведывательное управление. Это военная разведка, подчиняющаяся непосредственно верховному военному командованию. Не следует путать ГРУ с КГБ, гражданской тайной полицией.
– Я знаю.
– В фильмах про Джеймса Бонда КГБ часто изображают как поставщика самых важных шпионов за границей. На самом деле КГБ в основном занимается вопросами внутренней безопасности, лагерями заключенных в Сибири, оппозицией, которую расстреливали в затылок в подвалах Лубянки. Шпионажем и оперативной работой за границей в основном занималось ГРУ.
– Напоминает лекцию по истории. Продолжайте.
– Александру Залаченко было двадцать лет, когда его впервые направили за границу. Его послали на Кубу. Это был его период практики, и он находился в звании, соответствующем нашему прапорщику. Но он был оставлен там на два года и застал Кубинский кризис и высадку десанта в заливе Свиней.
– Ясно.
– В 1963 году он вернулся в Минск и продолжил обучение. Позднее его направляли сначала в Болгарию, потом в Венгрию. В 1965 году он получил звание лейтенанта и свое первое назначение в Западную Европу, в Рим, где оставался двенадцать месяцев. Он впервые работал под прикрытием, то есть как гражданское лицо с фальшивым паспортом и без всяких контактов с посольством.
Микаэль кивнул. Помимо воли, его все больше увлекал рассказ.
– В 1967 году его направили в Лондон, где он организовал ликвидацию перебежчика – сотрудника КГБ. Следующие десять лет сделали его одним из лучших агентов ГРУ. Он принадлежал к подлинной элите преданных политических бойцов. Тренировался с младых ногтей, свободно говорит по крайней мере на шести иностранных языках. Работал под прикрытием в качестве журналиста, фотографа, специалиста по рекламе, моряка… да кем он только не был. Владел искусством выживания, был экспертом по маскировке и отвлекающим маневрам. Руководил другими агентами, сам организовывал и проводил различные операции. Некоторые из этих операций были заданиями по ликвидации и часто выполнялись в странах третьего мира. Но были также и поручения начальства, связанные с шантажом и запугиванием. В 1969 году ему было присвоено звание капитана, в 1972 году – майора, а в 1975 году – подполковника.
– А как он попал в Швецию?
– Я уже подхожу к этому. С годами в нем развилась расчетливость, он стал время от времени прикарманивать денежки. Много пил, имел много женщин. Все это фиксировалось его начальством, но он оставался на хорошем счету, и такие мелочи ему прощались. В 1976 году он уехал по заданию в Испанию. Не буду входить в детали, но там его застукали, а он смог удрать. Это был провал. Внезапно он впал в немилость, и ему приказали вернуться в Советский Союз. Он не желал подчиниться приказу, чем только усугубил ситуацию. Тогда ГРУ поручило военному атташе в Мадриде встретиться с ним и попытаться его вразумить. Но что-то пошло вкривь и вкось во время этой беседы, и Залаченко убил сотрудника посольства. Теперь у него не было выбора. Он сжег за собой все мосты и решил поспешно скрыться.
– Так.
– Он сбежал из Испании и имитировал след, ведущий в Португалию и закончившийся несчастным случаем с катером. Он также имитировал след, указывающий якобы на бегство в США. На самом деле он выбрал наиболее неправдоподобную страну Европы. Он приехал в Швецию, установил контакт со Службой безопасности и попросил политического убежища. Это было здравомыслящее решение, так как вероятность того, что его будут искать здесь подосланные убийцы из КГБ или ГРУ, ничтожна.
Гуннар Бьёрк замолчал.
– Ну, а дальше?
– А что было делать правительству, если один из лучших советских шпионов вдруг становится перебежчиком и просит политического убежища в Швеции? Это было как раз в то время, когда к власти пришло буржуазное правительство, и это стало самой первой проблемой, которую нам с новоиспеченным премьер-министром надо было как-то решать. Трусливые политики попытались, конечно, поскорее избавиться от Залаченко, но выслать его в Советский Союз было чревато грандиозным скандалом. Его пытались отослать в США или Англию, но Залаченко отказался. Он не любил США, а Англию считал одной из стран, где советские агенты занимают самые крупные посты в разведывательной службе. В Израиль он ехать не хотел, так как не любил евреев. Вот так он и решил остаться в Швеции.
Все это звучало столь неправдоподобно, что Микаэль подумал, уж не морочит ли ему голову Гуннар Бьёрк.
– Значит, он остался в Швеции.
– Вот именно.
– И об этом так никто и не узнал?
– Много лет это было одной из наиболее строго хранимых государственных тайн нашей страны. Дело в том, что Залаченко приносил нам огромную пользу. С конца семидесятых и до начала восьмидесятых он считался «бриллиантом в короне» среди перебежчиков на международном уровне. Никогда еще ни один оперативный шеф элитного подразделения ГРУ не оказывался перебежчиком.
– Стало быть, он мог продавать информацию?
– Конечно. Он умело сыграл своими картами, дозируя информацию наилучшим для себя образом. Сначала достаточно показаний, чтобы раскрыть советского агента-нелегала в Риме, следующим – связного шпионской сети в Берлине. Сообщил имена наемных убийц, оплаченных им в Анкаре и Афинах. О Швеции у Залаченко было мало сведений, но у него были данные об операциях за границей, которые мы могли выдавать по частям в ответ на соответствующие услуги. Это было просто золотое дно.
– Итак, вы начали с ним работать.
– Мы сделали из него «человека с нуля». Все, что было нужно, это снабдить его новым паспортом и деньгами для начала, дальше он справлялся сам. Именно на это он был натренирован.
Микаэль помолчал, переваривая информацию, потом взглянул на Бьёрка.
– Вы мне солгали в прошлом разговоре.
– Вот как?
– Вы сказали, что впервые встретили Бьюрмана в полицейском стрелковом клубе в восьмидесятые годы. На самом деле ваше знакомство состоялось намного раньше.
Гуннар Бьёрк кивнул.
– Я утаил машинально. Это касается засекреченных сведений, и у меня не было никаких оснований излагать, как я и Бьюрман познакомились. Когда вы спросили о Зале, я связал то и другое.
– Расскажите, как это было.
– Мне было тридцать три, и я работал в Службе безопасности уже три года. Двадцатишестилетний Бьюрман только что окончил университет и поступил к нам в безопасность делопроизводителем по юридическим вопросам. Это было место практиканта. Родом Бьюрман из Карлскруны, и его отец служил в военной разведке.
– Ну и что?
– Мы оба, Бьюрман и я, были совершенно не подготовлены к тому, чтобы заниматься такими личностями, как Залаченко, но тот сам с нами связался в день выборов семьдесят шестого года. В тот самый день в полицейском управлении вообще не было ни души – в воскресный день народ был либо выходной, либо занят на обеспечении безопасности и тому подобном. И Залаченко выбрал тот самый день для того, чтобы явиться в полицейское отделение Нормальма и заявить, что просит политическое убежище и хочет поговорить с кем-нибудь из Службы безопасности. Своего имени он не назвал. Я был дежурным и решил, что речь идет об обычном беженце. Взяв с собой Бьюрмана как юриста-делопроизводителя, я отправился в полицейское отделение Нормальма.
Бьёрк потер веки.
– Он спокойно и деловито рассказал нам, как его зовут, кто он, чем занимается. Бьюрман вел протокол. Вскоре я понял, кто находится передо мной и какая бомба готова взорваться. Я прервал наш разговор, взял с собой Залаченко с Бьюрманом и ушел из полицейского участка от непрошеных глаз и ушей. Не зная, что делать дальше, я снял номер в отеле «Континенталь» напротив Центрального вокзала и поместил его туда. Бьюрману я велел сторожить его, а сам пошел вниз к администратору и от него позвонил своему начальнику… – Бьёрк вдруг засмеялся. – Я часто думал, как глупо мы себя вели, просто как дилетанты. Но так уж получилось.
– А кто был ваш начальник?
– Не имеет значения. Я не стану называть лишних имен.
Микаэль пожал плечами, решив не спорить попусту.
– Мы с моим шефом сразу поняли, что нам выпало секретнейшее дело и что в него должно быть замешано как можно меньше народу. В частности, Бьюрман не должен был иметь к нему хоть какое-то касательство, это дело не соответствовало его уровню. Но поскольку он уже знал эту тайну, то было лучше сохранить его, чем привлекать кого-то другого. Возможно, те же соображения касались и такого молокососа, как я. Всего в Службе безопасности о существовании Залаченко знали семь человек.
– А сколько всего народу знает об этой истории?
– С семьдесят шестого и до начала девяностых всего примерно двадцать человек в правительстве, высшем военном руководстве и Службе безопасности.
– А после начала девяностых?
Бьёрк пожал плечами.
– Как только Советский Союз распался, Залаченко полностью потерял для нас интерес.
– А что было после того, как он попал в Швецию?
Бьёрк молчал так долго, что Микаэль заволновался.
– Ну, если честно… С Залаченко нам подфартило – все, кто был связан с этим делом, сделали на нем карьеру. Только не думайте, что мы занимались пустяками. Мы работали круглые сутки. Я был назначен его наставником в Швеции, и первые десять лет мы виделись если не каждый день, то по крайней мере пару раз в неделю. Это были самые важные годы, Зала был кладезем свежей информации. Но это также означало присматривать за ним.
– Что вы имеете в виду?
– Залаченко был, видно, в ладу с нечистой силой. Порой он излучал невероятное обаяние, но иногда можно было подумать, что он псих и параноик. Периодически у него случались запои, и он становился агрессивным. Не раз приходилось мне посреди ночи спешить на выручку и вытаскивать его из историй, в которые он влипал.
– К примеру?
– К примеру, он мог пойти в пивную, повздорить там с кем-нибудь и накостылять паре охранников, пытавшихся его успокоить. Невысокого роста, щуплый, он прошел потрясающую подготовку по рукопашному бою и, к сожалению, мог продемонстрировать свои навыки при неподходящих обстоятельствах. Однажды мне пришлось забирать его из полиции под расписку.