Он проснулся к началу программы новостей, и от перечня последних событий у него глаза полезли на лоб. Захоронение в Нюкварне. Лисбет Саландер подстрелила главу «Свавельшё МК». Облава в южных предместьях. Петля затягивалась.
Тут уж он включил мобильник.
Почти сразу же позвонил этот чертов Бублански и сообщил ему, что следственная группа уже официально разыскивает другого кандидата в подозреваемые и что Фасте надлежит сменить Йеркера Хольмберга на месте происшествия в Нюкварне. Расследование по делу Саландер уже идет к завершению, а Фасте должен подбирать окурки в лесу! Ловить Саландер будут другие!
При чем тут, черт его побери, какое-то «Свавельшё МК»?
Неужто в предположениях этой девки Мудиг действительно был какой-то смысл!
Это невозможно.
Конечно же, все дело в Саландер.
А он хочет быть тем, кто ее арестует. Ему так хотелось арестовать ее, что он до боли стиснул мобильник.
Хольгер Пальмгрен спокойно смотрел на Микаэля Блумквиста, который ходил из угла в угол по его комнатушке. Было уже почти что половина восьмого вечера, и они проговорили без перерыва целый час. В конце концов Пальмгрен побарабанил по столу, чтобы привлечь внимание Микаэля.
— Сядь, пока не стер все подметки, — сказал он.
Микаэль сел.
— Столько секретности, — сказал он. — Я никак не мог связать все воедино, пока вы не рассказали мне историю Залаченко. Я ведь видел только экспертные заключения о Лисбет, в которых говорилось, что она страдает психическими отклонениями.
— Петер Телеборьян.
— По-видимому, у него была какая-то договоренность с Бьёрком. Они заключили договор о сотрудничестве.
Микаэль задумчиво кивнул. Как бы ни повернулось дело, но Петер Телеборьян непременно станет объектом пристального журналистского расследования!
— Лисбет говорила, чтобы я держался от него подальше. Он, мол, злой человек.
Хольгер Пальмгрен бросил на него острый взгляд.
— Когда она это сказала?
Микаэль помолчал, затем с улыбкой взглянул на Пальмгрена.
— Еще один секрет! Да ну, к черту! Я общался с ней, когда она скрывалась. Через мой компьютер. С ее стороны это были короткие загадочные послания, но она все время подталкивала меня в нужную сторону.
Хольгер Пальмгрен вздохнул:
— И ты, конечно же, не сообщил об этом полиции?
— В общем-то, нет.
— Считай, что ты и мне ничего об этом не говорил. Но она здорово разбирается в компьютерах.
«Ты даже не подозреваешь, насколько здорово!» — подумал Микаэль.
— Я очень верю в ее способность приземляться на все четыре лапы. Иногда ей приходится туго, но она из тех, кто справляется.
«Не так уж и туго, — мысленно возразил Микаэль. — Она украла почти что три миллиарда крон, так что голодать ей вряд ли приходится. У нее, совсем как у Пеппи Длинный-чулок, есть большой чемодан, битком набитый золотыми монетами».
— Чего я все-таки не понимаю, — заговорил Микаэль, — это почему вы все эти годы ничего не предпринимали.
Хольгер Пальмгрен снова вздохнул:
— Меня постигла неудача. Когда я стал ее опекуном, она была для меня просто одной из целого ряда трудных подростков, и у каждого свои проблемы. Мне приходилось заниматься десятками таких, как она. Я получил это поручение от Стефана Броденшё, который тогда возглавлял социальное ведомство. В то время она уже находилась в больнице Святого Стефана, и в первый год я даже ни разу ее не видел. Несколько раз мне доводилось беседовать с Петером Телеборьяном, и он объяснил, что она психически нездорова и получает самый лучший уход и лечение. Я, конечно, ему поверил. Но кроме него я побеседовал и с Юнасом Берингером, который тогда был главным врачом клиники. Не думаю, что он имел отношение к этой истории. По моей просьбе он составил экспертное заключение, и мы с ним решили попытаться вернуть ее в общество посредством помещения в приемную семью. Ей тогда было пятнадцать лет.
— И вы защищали ее потом на протяжении ряда лет.
— Видно, недостаточно. Я боролся за нее после эпизода в подземке. К тому времени я уже узнал ее и стал к ней очень хорошо относиться. Она обладала стойкостью. Я прикрыл ее, когда ее хотели поместить в закрытое лечебное заведение. Но пришлось пойти на компромисс, согласившись на признание недееспособности, и тогда меня назначили ее опекуном.
— Вряд ли Бьёрк сам приходил и требовал, чтобы суд принял такое-то решение. Это привлекло бы внимание. Он хотел засадить ее в лечебницу и рассчитывал очернить ее с помощью психиатрических экспертиз, в частности экспертизы, выполненной Телеборьяном, надеясь, что тогда суд примет единственно возможное решение. Но они встали на твою сторону.
— Я никогда не считал, что ей требуется опека. Но если уж быть совсем честным, я не нажимал на все кнопки, чтобы отменить постановление суда. Мне надо было действовать энергичнее и не откладывая дело на потом. Но я страшно привязался к Лисбет и… Я все время это откладывал. У меня было слишком много дел. А потом я заболел.
Микаэль кивнул:
— По-моему, вы не должны себя винить. Вы были одним из немногих, кто все эти годы находился на ее стороне.
— Но проблема в том, что я не понимал истинной необходимости действовать. Лисбет была моей подопечной, но она ни слова не сказала мне о Залаченко. После того как она вышла из больницы Святого Стефана, еще несколько лет она держалась очень замкнуто. Только спустя какое-то время после суда я почувствовал, что она начала общаться со мной не только формально.
— И как случилось, что она рассказала про Залаченко?
— Думаю, несмотря на все, она начала мне доверять. Кроме того, я несколько раз пытался обсуждать с ней вопрос о том, чтобы отменить судебное постановление о ее недееспособности. Она думала над этим несколько месяцев, затем однажды позвонила мне и сказала, что хочет встретиться. Она наконец приняла решение и рассказала мне историю с Залаченко, а также свою точку зрения.
— Понятно.
— В таком случае ты, наверное, поймешь и то, что мне потребовалось время, чтобы все это переварить. Тогда-то я и начал раскапывать, но так и не нашел имени Залаченко ни в одном из шведских регистров. Иногда мне было трудно поверить, что все это она не напридумывала.
— Когда у вас случился удар, ее опекуном стал Бьюрман. Вряд ли это произошло случайно.
— Нет, конечно. Не знаю, сможем ли мы это когда-нибудь доказать, но я подозреваю, что если мы копнем достаточно глубоко, то обнаружим… того, кто теперь вместо Бьёрка прибирает за Залаченко.
— Я очень хорошо понимаю, почему Лисбет наотрез отказывалась иметь дело с психологами и органами власти, — сказал Микаэль. — Всякий раз, как ей случалось с ними общаться, это только ухудшало ситуацию. Она пыталась объяснить, что случилось, десяткам взрослых людей, но никто ее не слушал. Она пыталась сама, без чьей-либо помощи, спасти жизнь своей мамы и защитить ее от психопата. В конце концов она сделала единственное, что было в ее силах. А ее, вместо того чтобы похвалить и сказать «молодец», «умная девочка», заперли в дурдом.
— Все не так просто. Надеюсь, ты понимаешь, что с Лисбет не все в порядке, — резко бросил Пальмгрен.
— Ты о чем?
— Ты ведь знаешь, что в детстве она не раз ввязывалась в неприятности, что у нее были проблемы в школе и так далее.
— Об этом писали во всех газетах. Наверное, и у меня были бы неприятности в школе, если бы я рос в таких условиях, как она.
— Ее проблемы не ограничиваются теми, что были связаны с домашними условиями. Я читал все экспертные заключения о ней, в них так и не был поставлен диагноз. Но я думаю, ты согласишься со мной, что Лисбет Саландер не такая, как все обыкновенные люди. Ты когда-нибудь играл с ней в шахматы?
— Нет.
— У нее фотографическая память.
— Я это знаю. Я понял это, когда мы работали вместе.
— О'кей. Она любит разгадывать всякие ребусы. Однажды, когда она была у меня в гостях на рождественском обеде, я подсунул ей несколько заданий из теста для определения IQ. Это были тесты того типа, где тебе показывают пять символов, а ты должен решить, как будет выглядеть шестой.
— Ну и?
— Я сам пытался решить этот тест и справился примерно с половиной вопросов, хотя корпел два вечера. Она только взглянула на листок и тут же дала правильные ответы на все вопросы.
— О'кей, — сказал Микаэль. — Лисбет очень необычная девушка.
— Ей трудно строить общение с другими людьми. Я предположил, что тут имеется какая-то форма синдрома Аспергера[82] или что-нибудь похожее. Если почитать описание клинической картины, наблюдаемой у пациентов с диагнозом синдром Аспергера, то сразу бросается в глаза множество совпадений со случаем Лисбет, но есть также и много отличий.
Некоторое время он помолчал.
— Она не представляет никакой опасности для людей, которые ее не трогают и обращаются с ней уважительно.
Микаэль кивнул.
— Но она, несомненно, склонна к насилию, — тихо сказал Пальмгрен. — Если ее спровоцировать или вести себя угрожающе, она может ответить на это применением силы.
Микаэль снова кивнул.
— Вопрос в том, что нам теперь делать, — сказал Хольгер Пальмгрен.
— Сейчас мы займемся поисками Залаченко, — ответил Микаэль.
В этот момент в дверь постучал доктор Сиварнандан:
— Надеюсь, что я вам не помешал. Но если вас интересует Лисбет Саландер, я посоветовал бы вам включить телевизор и посмотреть программу новостей.
Глава 29
Среда, 6 апреля — четверг, 7 апреля
Лисбет Саландер вся тряслась от ярости. Утром она тихо и спокойно съездила в летний домик Бьюрмана. Со вчерашнего вечера она еще ни разу не включала свой компьютер, и весь день у нее не было времени послушать новости. Она ожидала, что события в Сталлархольме вызовут сенсационные заголовки, но была совершенно не готова к той буре жутких новостей, которая обрушилась на нее с экрана телевизора.