Хольгер Пальмгрен даже не подозревал, как сильно ее испугала угроза отправить ее снова в больницу Святого Стефана. Она провела ужасное Рождество, с подозрением следя за всеми действиями Пальмгрена. Он не пробовал прикоснуться к ней и не выказывал желания подсматривать. Напротив, он страшно рассердился, когда она попыталась его спровоцировать, на второй день Рождества пройдясь перед ним голой из спальни в ванную, и с грохотом захлопнул за ней дверь ванной. Поздно вечером она дала ему требуемое обещание и сдержала данное слово. Ну, по крайней мере, более или менее сдержала.
В своем дневнике Пальмгрен методически комментировал каждую встречу с ней. Иногда это были три строчки, иногда — несколько страниц размышлений. Порой она удивлялась. Она и не подозревала раньше, как много замечал Пальмгрен. Иногда он комментировал мелкие подробности того, как она пыталась его обмануть, а он, оказывается, видел это насквозь.
Затем она открыла полицейский отчет 1991 года.
Все части головоломки неожиданно встали на свои места. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
Она прочитала судебно-медицинское заключение, составленное неким доктором Йеспером Х. Лёдерманом, который основывался главным образом на данных Петера Телеборьяна. Заключение Лёдермана было козырной картой прокурора, когда он пытался поместить ее в закрытое лечебное заведение, после того как ей исполнилось восемнадцать лет.
Потом она обнаружила конверт с перепиской Петера Телеборьяна и Гуннара Бьёрка. Письма были датированы 1991 годом и написаны вскоре после того, как приключился «Весь Этот Кошмар».
В письмах ничего не говорилось прямо, но Лисбет Саландер вдруг почувствовала, как под ногами у нее открылась пропасть. Ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать весь смысл прочитанного. Гуннар Бьёрк ссылался на что-то, высказанное, вероятно, в устной беседе. К его формулировкам невозможно было придраться, но между строк Бьёрк сумел сообщить, что было бы очень удачно, если бы Лисбет Саландер до конца своих дней осталась в сумасшедшем доме.
«Важно, чтобы девочка получила возможность дистанцировать себя от существующих условий. Я не могу судить о состоянии ее психики и о том, насколько ей требуется надзор, но чем дольше она будет находиться в закрытом лечебном заведении, тем меньше риск того, что она станет невольной причиной проблем в связи с обсуждаемым вопросом».
В связи с обсуждаемым вопросом!
Лисбет остановилась, чтобы хорошенько вникнуть в смысл этого выражения.
Ее лечащим врачом в больнице Святого Стефана был Петер Телеборьян. И это не случайность. Из неофициального тона переписки было понятно, что эти письма не предназначались для сведения широкой публики.
Петер Телеборьян был знаком с Гуннаром Бьёрком!
Лисбет напряженно думала, кусая губы. Она не собирала данных о Петере Телеборьяне, но он начинал свою деятельность в области судебной медицины, и даже Службе безопасности иногда приходилось в ходе расследований прибегать к консультациям судебно-медицинских экспертов или психиатров. И вот однажды пути Телеборьяна и Бьёрка пересеклись. Когда Бьёрку понадобился человек, способный помочь похоронить Лисбет Саландер, он обратился к Телеборьяну.
Да, так все и было. То, что раньше казалось нечаянным совпадением, внезапно стало выглядеть совсем по-другому.
Долгое время она сидела, глядя невидящим взором в пустоту. Невиновных не бывает. Есть только разные степени ответственности. И кто-то был виновен в том, что произошло с Лисбет Саландер. Ей определенно придется побывать в Смодаларё. По всей видимости, никто из представителей государственных правоохранительных органов не горит желанием обсуждать с ней эту тему, и за неимением лучшего ей сгодится в собеседники Гуннар Бьёрк.
Ей не терпелось поскорее с ним побеседовать.
Она не нуждалась в том, чтобы забирать с собой все папки: с одного раза все прочитанное запечатлелось в ее памяти навсегда. Она взяла только обе книжки дневников Хольгера Пальмгрена, полицейское расследование Бьёрка от 1991 года, судебно-медицинское заключение 1996 года, по которому она была признана недееспособной, и переписку Петера Телеборьяна с Гуннаром Бьёрком. Но и с этим ее рюкзак оказался набит доверху.
Она закрыла дверь, но не успела ее запереть, как за спиной у нее раздался звук мотора. Она огляделась. Прятаться было уже поздно, и она понимала, что у нее нет ни малейшего шанса убежать от двух байкеров на мотоциклах «харлей-дэвидсон». Спустившись с крыльца, она встретила их посреди двора.
В ярости протопав по коридору, Бублански обнаружил, что Эрикссон все еще не вернулся в кабинет Сони Мудиг. Но и в туалете его тоже не оказалось. Он прошел дальше по коридору и неожиданно увидел Эрикссона с пластиковым стаканчиком из кофейного автомата в руке в кабинете Курта Свенссона и Сонни Бомана.
Никем не замеченный, Бублански отошел от раскрытой двери и поднялся на следующий этаж, в служебный кабинет прокурора Экстрёма. Он без стука распахнул дверь, оторвав Экстрёма от телефонного разговора.
— Пошли! — крикнул он.
— Что такое? — удивился Экстрём.
— Клади трубку и пошли!
У инспектора Бублански было такое выражение лица, что Экстрём сделал так, как ему было велено. Сейчас нетрудно было понять, почему коллеги дали инспектору прозвище Констебль Бубла. Его лицо напоминало ярко-красный надувной шарик. Вместе они спустились к Курту Свенссону, где происходило мирное кофепитие. Бублански подошел к Эрикссону, крепко ухватил его за вихры и повернул лицом к Экстрёму.
— Ой! Что ты делаешь? Ты что, совсем с ума сошел?
— Бублански! — в ужасе вскричал Экстрём.
Вид у Экстрёма был испуганный. Курт Свенссон и Сонни Боман смотрели на происходящее вытаращенными глазами.
— Это твой? — спросил Бублански, показывая мобильник Никласа Эрикссона.
— Отпусти!
— Это твой мобильник?
— Ну мой, черт возьми. Пусти меня!
— Нет, погоди, я тебя задерживаю.
— Чего?
— Ты задержан за разглашение секретной информации и за противодействие полицейскому расследованию. — Бублански повернул Эрикссона лицом к себе. — Или ты, может быть, собираешься дать нам убедительное объяснение, зачем ты сегодня утром, как видно из списка сделанных звонков, звонил журналисту по имени Тони Скала в девять пятьдесят семь, сразу после утреннего совещания? После чего Тони Скала тотчас же опубликовал информацию, которую мы решили держать в тайне.
Магге Лундин не поверил своим глазам, увидев перед летним домиком Бьюрмана Лисбет Саландер, стоящую прямо посреди площадки. Перед поездкой он изучил карту и получил от белокурого гиганта подробное описание дороги. Выслушав инструкцию, согласно которой он должен был поехать в Сталлархольм и устроить там пожар, он отправился в клуб, расположенный в здании заброшенной типографии на окраине Свавельшё, и позвал с собой Сонни Ниеминена. Было тепло, и погода для первого выезда после зимы выдалась как на заказ. Они достали свои кожаные доспехи и одолели путь от Свавельшё до Сталлархольма очень быстро.
И тут вдруг их встречает Саландер!
Такой бонус будет сюрпризом для белокурого черта.
Они подъехали и остановились по бокам от нее на расстоянии двух метров. Когда моторы замолчали, в лесу стало совсем тихо. Магге Лундин сразу не нашелся что и сказать. Наконец к нему вернулся дар речи.
— Надо же! А мы-то обыскались тебя, Саландер!
Неожиданно он ухмыльнулся. Лисбет Саландер глядела на Лундина без всякого выражения и лишь отметила, что на челюсти у него еще остался ярко-красный шрам в том месте, куда она врезала ему связкой ключей. Затем глаза ее угрожающе потемнели, она опустила взгляд.
— У меня была паршивая неделя, так что я в чертовски скверном настроении, — сказала она. — И знаешь, что хуже всего? Стоит мне обернуться, как всякий раз у меня перед глазами оказывается вислобрюхая куча дерьма и пыжится, загораживая мне дорогу. Сейчас я собираюсь отсюда уйти. Так что подвинься-ка!
Магге Лундин выпучил на нее глаза. Сперва он подумал, что ослышался, а затем невольно расхохотался. Ситуация была уморительная. Надо же: какая-то щупленькая девчонка, которая вся поместилась бы в его нагрудном кармане, осмелилась дерзить двум рослым мужикам из клуба мотоциклистов «Свавельшё», а ведь это сразу видно по их курткам! Они относятся к числу самых отчаянных сорвиголов, которые скоро станут полноправными членами «Ангелов преисподней», они могли голыми руками порвать ее и запихать в жестянку из-под печенья, а она с ними ругается!
Но ведь девка была совсем психованная — а именно так обстояло дело, если верить газетам и тому, что происходило сейчас на дворе, — и потому их куртки не произвели на нее ни малейшего впечатления. Во всяком случае, по ней было не видно. Это было даже не смешно. Магге повернулся к Сонни Ниеминену.
— Кажется, эта шлюха напрашивается, чтобы ее трахнули, — сказал он, слезая с «харлей-дэвидсона» и ставя его на опору.
Он медленно сделал два шага навстречу Лисбет Саландер и поглядел на нее сверху вниз. Она не двинулась с места. Магге Лундин покачал головой и мрачно вздохнул. В следующий момент он нанес такой же впечатляющий удар слева, какой достался Микаэлю Блумквисту той ночью на Лундагатан.
Удар пришелся в пустоту. В тот самый миг, когда его рука должна была угодить ей в лицо, она отступила на один шаг и остановилась как раз за пределом досягаемости.
Сонни Ниеминен с интересом наблюдал за действиями товарища, прислонившись к рулю своего «харлей-дэвидсона». Лундин побагровел и сделал еще два быстрых шага в ее сторону. Она снова отступила. Лундин прибавил скорости.
Лисбет Саландер неожиданно остановилась и выпустила ему в лицо половину содержимого своего баллончика со слезоточивым газом. Глаза ему словно обожгло огнем. Одновременно ее прогулочный башмак неожиданно взлетел и, набрав кинетическую энергию, со всего размаху врезался ему в пах с силой приблизительно 120 кгс