Вот и сегодня Соня Мудиг – его ближайшая сподвижница – опять пребывала в каком-то непонятном радостном возбуждении. По слухам, она влюбилась. Но Йеркера Хольмберга и Курта Свенссона это, похоже, раздражало. Они то и дело обрывали Соню неуместными замечаниями и как будто искали с ней ссоры. А вот поведение Аманды Флуд – самой юной в группе – можно было считать безупречным. Аманда взяла сторону Сони и мягко урезонивала Хольмберга и Курта, чем, конечно, вызвала недовольство мужчин, усматривавших в союзе Аманды и Сони угрозу их авторитету.
– Собственно говоря… – осторожно начал Йеркер, – собственно говоря… не совсем понятно, зачем кому-то понадобилось убивать девяностолетнего старика?
– Восьмидесятидевятилетнего, – поправил Бублански.
– Хорошо, восьмидесятидевятилетнего. Который почти не выходил из квартиры и мог умереть в любой момент и без посторонней помощи.
– Тем не менее кому-то понадобилось. Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Тебе слово, Соня.
Мудиг улыбнулась и обвела группу такими сияющими глазами, что даже Бублански недовольно скривил рот.
– Мы имеем Лулу Магоро, – объявила она.
– Ее уже допрашивали? – поинтересовался Свенссон.
– Нет, – раздраженно ответил Бублански. – Сейчас наша задача – представить себе картину в целом.
– Собственно говоря, мы имеем дело не столько с Лулу, – поправилась Соня, – сколько с социальной службой «София», которая занималась Хольгером Пальмгреном. Мы уже разговаривали с ее администратором. Так вот, вчера им звонила некая женщина, представившаяся доктором Моной Ладин. Она сообщила, что Хольгер Пальмгрен госпитализирован в Первую больницу с острыми болями. Даме поверили, поскольку она продемонстрировала профессиональную компетентность в том, что касалось его заболевания. Ну, а потом случилось то, что случилось… Лулу Магоро, у которой сложились с Хольгером довольно близкие отношения, хотела навестить своего подопечного в больнице и попыталась разузнать через регистратуру, где именно он лежит. Но, поскольку Хольгера Пальмгрена в больнице не было, ответа она не получила. В тот же вечер Лулу связалась с Моной Ладин – имя, очевидно вымышленное, – и та объяснила ей, что жизни Хольгера ничто не угрожает. Однако, поскольку тот только что перенес операцию, беспокоить его не следует. Попытка Лулу дозвониться Хольгеру на мобильный также успехом не увенчалась. Аппарат оказался отключен. И даже в офисе оператора «Телия» никто не смог объяснить, в чем было дело. К утру номер уже определялся как несуществующий. Такое мог устроить либо человек с хорошими связями, либо хакер. И этот человек преследовал цель изолировать Хольгера Пальмгрена от внешнего мира.
– Но зачем ему все это понадобилось? – недоумевал Йеркер.
– И еще на одно обстоятельство следует обратить внимание, – не слушая его, заметил Бублански. – Некоторое время назад Хольгер Пальмгрен навещал Лисбет Саландер во Флудберге. Нам известно, что ей угрожали, поэтому возникает вопрос, не был ли Пальмгрен каким-либо образом замешан в ее дела. Возможно, узнал что-то, чего ему не следовало бы знать, или пытался как-то ей помочь… Лулу говорила о каких-то бумагах, которые Хольгер хранил в ящике своего письменного стола. Он получил их от некой женщины, якобы старой знакомой Лисбет.
– Что за женщина?
– Это нам пока неизвестно. Лулу не знает ее имени, а Саландер молчит. Но нам уже есть за что уцепиться…
– За что же?
– Микаэль Блумквист обнаружил в квартире Пальмгрена несколько разбросанных по полу листков. Очевидно, их обронил злоумышленник или сам Хольгер. Похоже на записи из журналов детской психиатрической больницы Святого Стефана, где Саландер лечилась в детстве. В них упоминается Петер Телеборьян.
– А, тот самый жулик…
– Точнее, мерзавец, – поправила Соня.
– Его уже допрашивали?
– Аманда беседовала с ним вчера. У него все отлично. Живет с женой и своей овчаркой на Амиральсгатан. Он страшно сожалеет о том, что случилось с Пальмгреном, но сообщить ничего не может. Или не хочет. Говорит, что понятия не имеет, кто такая эта Хильда фон…
– К нему мы еще вернемся, – перебил Соню Бублански. – В свое время мы займемся и бумагами Пальмгрена. Ну а сейчас на повестке дня Лулу Магоро. Продолжай.
– Лулу Магоро приходила к Хольгеру четыре или пять дней в неделю. Каждый вечер она ставила ему обезболивающие пластыри марки «Норспан», действующее вещество… подскажи, Йеркер…
«Правильно, – подумал Бублански. – Обратись к нему за помощью. Дай ему почувствовать себя компетентным специалистом».
– Бупренорфин, – подсказал Йеркер. – Опиоид, получаемый из опиумного мака. Содержится в препарате «Субутекс», который назначают героиновым наркоманам. Но при уходе за пожилыми людьми применяется и как обезболивающее средство.
– Именно так, – кивнула Соня. – Обычно Пальмгрену назначали минимальные дозы. Но те пластыри, которые Блумквист снял с его спины, были марки «Фентанил Актавис», и содержание опиоида в них оказалось смертельным. Так, Йеркер?
– Вне всякого сомнения. Такой дозой можно убить лошадь.
– В том-то все и дело. Просто удивительно, что Хольгер так долго продержался, да еще и успел что-то сказать Блумквисту.
– И то, что он сказал, особенно интересно, – заметил Бублански.
– Всем нам известно, как следует относиться к словам человека в полубессознательном состоянии, – заметила Соня. – Но в данном случае ты прав. Хольгер упомянул некую «Хильду фон…». Точнее, он сказал, что Блумквисту следует поговорить с некой «Хильдой фон…» Блумквист считает, что Хольгер собирался сообщить ему нечто крайне важное, иначе не стал бы так напрягать свои последние силы. Остается только догадываться, не пытался ли он назвать имени преступника. Поступило сообщение о некой стройной черноволосой женщине в солнечных очках, которую видели в подъезде дома Хольгера. Но на текущий момент эта информация вряд ли окажется нам полезной. Кроме того, маловероятно, что Хольгер стал бы называть Блумквисту имя своей убийцы. Он ведь советовал ему поговорить с этой Хильдой, то есть скорее указывал на нее как на источник некой важной информации. Если не бредил, конечно…
– Такое вполне возможно, – согласился Бублански. – Тем не менее что нам дает это имя?
– Кое-что дает, как мне кажется, – ответила Соня. – Приставка «фон» в Швеции означает принадлежность к дворянскому сословию, что существенно сужает круг его потенциальных носителей. Но в Германии, где имя Хильда тоже распространено, «фон» может означать просто «из», то есть указывать на место рождения или происхождения. В этом случае «Хильда фон» следует понимать как «Хильда из», и, соответственно, вариантов будет гораздо больше. Так что нам следует соблюдать известную осторожность, прежде чем кидаться допрашивать всех Хильд из шведских дворянских книг. Тем не менее мы будем работать.
– А что говорит Саландер? – поинтересовался Курт Свенссон.
– Почти ничего.
– Это на нее похоже.
– Возможно, – пожала плечами Соня. – Но с ней лично мы пока не беседовали, только с коллегами из Эребру. Они допрашивали Саландер в качестве свидетельницы по другому делу, а именно в связи с жестоким избиением заключенной Беатрис Андерссон во Флудберге.
– Кто же это осмелился поднять руку на Бенито? – удивился Йеркер.
– Начальник охраны отделения особой безопасности Альвар Ульсен. Он утверждает, что она вынудила его прибегнуть к крайней мере.
– Надеюсь, он обзавелся надежной личной охраной.
– Охрана в «Подразделении Б» усилена. Кроме того, Бенито переведут в другую тюрьму, как только она оправится. Сейчас она находится в больнице в Эребру.
– Этого мало, – заметил Йеркер. – Вы знаете, кто такая Бенито? Я видел, что она делает со своими жертвами. И она не успокоится, пока этому Альвару не перережут горло от уха до уха.
– Администрация колонии не хуже нас осознает серьезность ситуации, – раздраженно отозвалась Соня. – Но в настоящий момент нет оснований опасаться за жизнь Альвара Ульсена. Мне можно продолжить?.. Спасибо. Итак, нашим коллегам из Эребру так и не удалось разговорить Саландер. Остается надеяться, у Яна Бублански это получится лучше. Не одной мне кажется, что Лисбет Саландер для нас ключевая фигура. По словам Микаэля Блумквиста, Пальмгрен очень переживал за нее и даже утверждал, что совершил ради нее какую-то глупость. И это его признание также нельзя не принимать в расчет. Какую такую глупость мог совершить старик, почти не покидающий пределов своей квартиры?
– Ну, он мог позвонить кому-нибудь или совершить глупость при помощи компьютера, – предположила Аманда Флуд.
– Именно. Но именно в этом направлении нам работать пока не с чем. Все, что нам известно, – это то, что мобильник Хольгера пропал.
– Уже одно это подозрительно, – заметила Аманда.
– Безусловно, – согласилась Соня. – Есть еще один момент, который нам нужно обсудить в этой связи. Лучше, если об этом расскажешь ты, Ян…
Бублански заерзал на стуле. Очевидно, Соня имела в виду историю Фарии Кази, о которой он узнал сегодня утром.
– Саландер не хотела рассказывать коллегам из Эребру о своей встрече с Хольгером Пальмгреном, – начал он. – Об обстоятельствах избиения Бенито она также умолчала. Но есть одно дело, на которое Лисбет очень хотела бы обратить внимание полиции. Это расследование смерти Джамала Чаудхери. Она считает, что до сих пор оно велось из рук вон плохо, и здесь я вынужден с ней согласиться.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Йеркер.
– Гибель Чаудхери слишком поспешно признали самоубийством. Это было бы понятно, если б следователи были завалены делами о несчастных, окончивших жизни под колесами поездов метро. Но, по счастью, этот случай единичный. И объявленную Чаудхери фатву[28] также нельзя не принимать в расчет. Стокгольмские исламисты активизировались под влиянием экстремистских сил в Бангладеш, они убивают и за меньшее. Уже когда Чаудхери прибыл в Швецию, его жизнь была под угрозой. Поскользнись он на банановой кожуре – полицейским был бы повод насторожиться. А тут еще его роман с Фарией Кази, которую семья хотела выдать за состоятельного исламиста из Дакки… Можете представить себе, что они чувствовали, когда Фария убежала из дома и спряталась у Джамала. Тот не просто опозорил их семью, он разорил ее. Он был политическим, религиозным и личным врагом мужчин Кази – и попал под поезд в метро. И что же решили наши полицейские? Они классифицировали его смерть как самоубийство и закрыли дело так быстро, словно речь шла о банальном ограблении в Веллингбю. Тем не менее имеются обстоятельства, которые не могут не настораживать… – Ян обвел взглядом коллег. – Вам известно, что произошло на следующие сутки после смерти Джамала? Фария Кази вытолкнула старшего брата Ахмеда из окна их квартиры в Сикле на четвертом этаже. И я больше чем уверен, что это событие самым непосредственным образом связано с трагедией в метро.