Упорное молчание альма-матер совершенно сбивало Даниэля с толку, лишая тем самым его музыку подлинного внутреннего жара.
Сейчас часы показывали двадцать минут десятого. Была пятница, восемнадцатое декабря, и в зал успело набиться довольно много народу. Причем публика подобралась по виду состоятельная – хорошо одетая, расслабленная и, возможно, с меньшим интересом к музыке.
В воздухе запахло большими деньгами, и настроение Дэна тут же упало. Было время, когда и он зарабатывал неплохо. В конце концов, он никогда не голодал после переезда в Америку. Но деньги утекали сквозь пальцы – в этом отношении у Дэна не было никакой дисциплины. Его знакомство с людьми из мира финансов также не принесло ожидаемых плодов: парни с Уолл-стрит почитали его за дурачка.
Впрочем, черт с ними со всеми! Дэн попытался отвлечься от публики и сосредоточиться на репертуаре. Начал с ежевечерней рутины, но когда заиграл «Stella by Starlight»[37], ощутил прилив энтузиазма. Дэн взял соло сразу после Клауса и прикрыл глаза. Начал с блюза, а когда перешел к два-пять-один-прогрессии, отошел от схемы и заиграл нечто совершенно невообразимое. Возможно, это было не самое блестящее его соло, но звучало оно совсем неплохо. Кто-то зааплодировал. Дэн поднял глаза, чтобы продемонстрировать благодарному слушателю свою признательность, и тут заметил нечто совсем странное.
На него пристально смотрела молодая женщина в элегантном красном платье со сверкающим зеленым колье на груди. В лице этой ослепительной блондинки с тонкими руками было что-то лисье. Вне сомнения, она принадлежала к финансовому миру, но выделялась из толпы богачей крайне заинтересованным выражением лица. Дама буквально застыла как загипнотизированная. Дэн не помнил, чтобы когда-нибудь незнакомая женщина проявляла к нему такое внимание, тем более красавица из высшего общества. Но самым странным было даже не это. Дама смотрела на него как на старого знакомого. В ее восхищении читалось нечто интимное, заговорщицкое. Как будто Дэн сделал нечто такое, чего она от него никак не ожидала. Женщина была совершенно очарована и под конец его соло задвигала губами, как будто повторяла его под нос. Потом тряхнула головой, и в ее глазах блеснули слезы.
После концерта она подошла к нему и выглядела застенчивой. А может, просто обиделась, когда он не ответил на ее восторженный взгляд. Некоторое время молча теребила колье, а потом посмотрела на его руки и гитару. Между ее бровями залегла озабоченная складка. Дама как будто перепугалась, так что Дэну сразу захотелось ее утешить. Он улыбнулся ей и шагнул со сцены. Неожиданно красавица положила руки ему на плечи и заговорила пошведски:
– Ты был великолепен. Я знала, что ты играешь на рояле, но это… Ты просто волшебник, Лео.
– Я не Лео, – ответил он.
Лисбет Саландер знала, что они с Камиллой попали в Реестр группы изучения генетики и среды. Это была секретная группа, о ее существовании знали немногие. Но она считалась частью Института медицинской генетики Уппсальского университета, который до 1958 года назывался «Институт расовой биологии». Кроме них с сестрой в списке значились еще шестнадцать человек, все старше ее и Камиллы. Напротив каждого имени стояли пометки: MZA или DZA. Лисбет не надо было долго напрягать мозги, чтобы догадаться, что они значат. Аббревиатурой MZ помечали могозиготных близнецов, DZ означало «двойняшек». Буква А, очевидно, была сокращением от английского apart, или reared apart, и означала «разделенные». То есть речь шла о парах однояйцевых и двуяйцевых близнецов, разлученных друг с другом согласно какому-то заранее продуманному плану и выросших порознь. Впрочем, в отличие от других пар, напротив Лисбет и Камиллы стояло – DZ failed[38]A. Больше никаких особых пометок не было. Восемь однояйцевых близнецов и столько же «близняшек» были разлучены еще в младенческом возрасте. В тех же бумагах Лисбет обнаружила результаты тестов с личностными характеристиками и показателями интеллектуальных способностей.
Она обратила внимание на одну пару «зеркальных близнецов» – как значилось в документах, Лео Маннхеймера и Даниэля Бролина, разлученную в младенчестве. По многим пунктам оба демонстрировали выдающиеся результаты. Мальчики, как было сказано, происходили из цыганской семьи. Приписка, сделанная «доктором МС», гласила следующее:
Проявляют выдающиеся интеллектуальные и музыкальные способности. Почти вундеркинды. При этом демонстрируют недостаток инициативы, склонность к депрессии и, возможно, психозам. Склонны к звуковым галлюцинациям. Одиночки. Недостаток эмпатии и агрессии выражен в равной степени – за исключением отдельных вспышек гнева, спровоцированных громкими звуками. Демонстрируют исключительные креативные и вербальные способности. Самооценка существенно занижена. Несколько выше у Л., но гораздо ниже предполагаемой. Возможное объяснение – проблемы в отношениях с матерью, не сложившиеся так, как мы на то рассчитывали.
«Как мы на то рассчитывали…» Лисбет тошнило от этих формулировок, равно как и от характеристики в целом. Особенно после того, как она прочитала, что они написали про Камиллу. «Исключительно красива, но малоэмоциональна и проявляет склонность к нарциссизму». Ха! Лисбет представила себе, как Камилла смотрит на психологов своими оленьими глазами. Неудивительно, что у этих «докторов» поехала крыша… Тем не менее в этих бумагах было много ценного, что могло пригодиться Лисбет в дальнейшем. Интересно, что за «ряд печальных обстоятельств» вынудил их «проинформировать родителей Лео при условии строжайшей секретности»… Проинформировать о чем? Это не пояснялось. Неужели об эксперименте?
Обо всем этом Лисбет прочитала, хакнув компьютер Института медицинской генетики в Уппсале, после того как ей удалось найти мостик между веб-сервером и интерсетью Реестра. Эта сложная операция заняла у нее несколько часов. Лисбет понимала, что лишь немногие хакеры способны на такое, тем более учитывая, что времени на подготовительную работу у нее было крайне мало. Поэтому она рассчитывала, что будет достойно вознаграждена за свои труды. Но те, кто составлял эти бумаги, не забывали об осторожности. Имена исполнителей в документах замалчивались. Лисбет так и не удалось найти ничего, кроме инициалов – ХК или МС.
Первым делом она взялась за файлы Даниэля и Лео – и тут же обнаружила, что папки далеко не полны. Значительная часть информации отсутствовала или была заархивирована другим способом. Но и то, что имелось, вызвало у Лисбет большой интерес. Особенно вопросительные знаки напротив имени Лео, написанные карандашом, а потом неаккуратно подтертые.
Даниэль Бролин, очевидно, эмигрировал. Он хотел стать гитаристом. Учился в Музыкальном колледже Беркли в Бостоне на государственную стипендию, но по окончании первого курса следы его затерялись. Очевидно, он сменил имя. Лео окончил Высшую школу бизнеса в Стокгольме. В одной из относительно недавних бумаг Лисбет обнаружила следующую запись:
«Пребывает в кризисе по причине разрыва с женщиной своего круга. Впервые проявляет склонность к агрессии. Насколько это опасно? Или мы имеем дело с новым приступом паракузии?»
Другая бумага, также одна из последних, сообщала о закрытии «Проекта 9». «Тревожные факты в связи с Маннхеймером». Лисбет не понимала, что это значит, и, поскольку сама сидела в тюрьме и не могла связаться с этим Маннхеймером, попросила Микаэля Блумквиста навести о нем справки. Микаэль в последнее время стал совсем безнадежен: разыгрывал из себя заботливого папу и слишком за нее беспокоился. Иногда Лисбет так и подмывало сорвать с него рубашку, завалить на матрас и показать, кто в доме хозяин. Но Блумквист никогда не сдавался так просто. И иногда – как ни горько было Лисбет признать это – ему удавалось разглядеть больше, чем ей.
Именно поэтому она не стала рассказывать Микаэлю во всех подробностях о том, что узнала, – здесь важна непредвзятость, пусть докопается сам. Лисбет собиралась связаться с ним в ближайшее время, а пока сидела на скамейке в парке Флёйтвеген в Валльхольмене. На коленях у нее лежал ноут с подсоединенным к нему мобильником. Лисбет смотрела в сторону высотных зданий, чьи стены переливались самыми невообразимыми оттенками в солнечном свете. Стояла страшная жара, и Саландер исходила потом в своих кожаной куртке и черных джинсах.
В понимании большинства стокгольмцев Валльхольмен – что-то вроде гетто, чьи темные ночи озаряют факелы подожженных автомобилей, а молодежь только тем и развлекается, что грабит одиноких прохожих. Где насильники гуляют на свободе, а мирные жители не смеют рассказывать о своих проблемах полиции. Но то, что сейчас видела перед собой Лисбет, совершенно не соответствовало этой картине. Этот Валльхольмен был воплощенной городской идиллией. На газонах перед многоэтажками сидели женщины в хиджабах с корзинами для пикника. Группа мальчишек на стадионе гоняла мяч. Двое мужчин у ворот парка поливали лужайку из шланга и смеялись, как дети. Лисбет утерла пот и снова погрузилась в работу с глубинной нейронной сетью.
Она знала, что придется нелегко. Фрагменты видео со станции метро «Хорнстюлле» были слишком отрывочными и размытыми. Кроме того, интересовавшую ее фигуру постоянно заслоняли спешившие по перрону пассажиры. А лица молодого человека вообще не было видно из-за солнечных очков и надвинутой на лоб шапки. Парень шел, склонив голову. Лисбет затруднялась даже определить расстояние между его плечами. Все, что у нее было, – нервное движение растопыренными пальцами, дисметрический жест правой руки. Лисбет не знала, насколько он характерен. В конце концов, это могла быть реакция на конкретный внешний раздражитель, аномалия в жестикуляции. При этом движение казалось очень специфическим. Спазматический рывок, который она сейчас пыталась активировать в узлах нейронной сети в сравнении с другим видео – молодого человека, который пробегал мимо нее по дорожке сорок минут назад.