Она кивнула.
– У меня и для тебя есть фильм, – сказала она. – Правда, не такой захватывающий. Всего лишь о жестах.
Лисбет поставила биту на место, положила сумку с ноутом на стол и велела Халилу сесть на диван. Он был бледен и едва стоял на ногах, но подчинился. Лисбет коротко рассказала об идентификации движений, о его пробежке в парке и молодом человеке из метро со странной жестикуляцией. Халил сразу все понял, побледнел еще больше и задвигал губами. Лисбет села рядом с ним и открыла файл на дисплее. Она пыталась еще что-то объяснять, но все было без толку. Халил не слышал ее, глядя куда-то перед собой. Внезапный звонок мобильника вернул его к жизни. Лисбет и Халил обменялись взглядами.
– Ответь, – велела она.
Он принял вызов. По его почтительному тону Саландер поняла, что звонит имам. Он находился где-то поблизости – стараниями Анники – и, похоже, спрашивал разрешения зайти. Лисбет подумала, что это было бы кстати, и кивнула. Кто лучше имама мог бы проявить сочувствие, в котором сейчас так нуждался Халил?
Вскоре в дверь постучали. В квартиру вошел высокий, видный господин лет пятидесяти с лишним с маленькими глазками, длинной бородой и в красном тюрбане. Он коротко кивнул Лисбет и повернулся к Халилу:
– Добрый день, мой мальчик. Ты хотел поговорить со мной?
Проникновенный тон его голоса смутил Лисбет.
– Не уверена, что здесь самое безопасное место для вашей беседы, – сказала она, вставая. – Может, вам лучше прогуляться или пойти в мечеть?
С этими словами Лисбет распрощалась и исчезла на темной лестнице вместе со своим ноутбуком.
Декабрь, полтора года назад
Дэн Броуди сидел на скамейке на площади Норрмальмсторг. Всего несколько часов назад его самолет приземлился в Стокгольме. С холодного серого неба летел снег. Дэн был в черном пальто, солнечных очках и надвинутой на лоб вязаной шапке. В его руках была книга о крушении банка «Леман бразерс»[41], при помощи которой Дэн надеялся больше узнать о мире своего брата. Он забронировал место в «Чапмане» на Шепсхольмене, – перестроенном под отель старом судне. Номер там стоил шестьсот девяносто крон в сутки, больше Дэн потянуть не мог. Уже по дороге сюда он ловил на себе подозрительные взгляды прохожих.
Даниэль словно перестал быть самим собой и превратился в копию другого человека. Американская жизнь казалась отсюда чем-то нереальным. Он снова почувствовал себя мальчишкой с фермы в Хэльсингланде, робеющим перед столичными жителями. На Биргер-Ярлсгатан вошел в бутик и купил очки с темными стеклами и серую вязаную шапку.
Все это время Дэн размышлял, каким образом заявить брату о своем существовании. Он думал послать ему мейл с видеофайлом или позвонить, но так и не смог решиться ни на то, ни на другое. Для начала он решил увидеть Лео. Поэтому и явился сюда, на Норрмальмсторгет, и уселся напротив дверей здания фонда Альфреда Эгрена. Он видел, как надменный толстяк Ивар Эгрен проследовал к своей «БМВ» с тонированными стеклами. Но Лео все не выходил. Он еще был там, в красном кирпичном здании. Дэн уже звонил туда и осведомлялся о нем по-английски. Ему ответили, что Лео Маннхеймер на совещании, но скоро освободится. Дэн вздрагивал каждый раз, когда открывалась тяжелая дверь, но Лео не было видно. На Стокгольм опустились сумерки. У кромки берега по воде запрыгали редкие капли. Становилось прохладно.
Дэн поднялся со скамейки и стал прогуливаться по набережной, потирая затекшие пальцы. Ничего не происходило. Улицы пустели. Только в ресторане на площади жизнь била ключом. Там, за огромными стеклянными окнами, ели и смеялись счастливые люди. Лео был исторгнут из их мира. Он мог лишь на расстоянии любоваться праздником, на который его не пригласили. Но он везде был чужим, разве не так?..
И тут Дэн увидел Лео. Этот момент он запомнил навсегда. Казалось, время остановилось и все звуки вокруг стихли. Сердце Дэна сжалось – не от радости, а от боли. Сходство было разительным. Лео улыбался, двигался, жестикулировал, как он. Дэн узнавал его лицо вплоть до малейшей складки на щеках или под глазами. Это было все равно что увидеть себя в позолоченном зеркале.
Лео Маннхеймер был тем, кем должен был стать он. Но чем больше всматривался в него Дэн, тем больше обнаруживал различий. Дело было даже не в дорогом костюме и обуви. Лео излучал благополучие, которого Дэну всегда так не хватало. Оно как будто вросло в его плоть и кровь. Рядом с ним была женщина, которая льнула к нему и смотрела на него влюбленными глазами. Оба смеялись, и Дэн сразу понял, что это Малин Фруде, о которой говорила Юлия. Он так и застыл посреди улицы, глядя, как они удаляются в сторону Библиотексгатан. А потом пошел следом, сам не зная зачем.
Дэн шел поодаль, но едва ли рисковал быть замеченным. Те двое, казалось, были полностью поглощены друг другом. Вскоре они скрылись в глубине парка «Химлегорден», но их смех все еще витал в воздухе. От него Дэну взгрустнулось еще больше. Он вздохнул и отправился в свою гостиницу. Тогда Дэн еще не знал, как обманчива бывает внешность. Он ведь и сам не раз производил впечатление баловня судьбы. Чужая жизнь лишь со стороны выглядит красиво. Но тогда Дэн еще не думал об этом.
Микаэлю надо было в Нючёпинг. В сумке у него лежали блокнот, диктофон и бутылка розового вина. Последнее он купил по совету Лотты фон Кантерборг. Ее сестра Хильда, проживающая в одном из отелей Нючёпинга под именем Фредрики Нурд, согласилась побеседовать с Блумквистом на определенных условиях, одним из которых было розовое вино. Вторым – предельная осторожность. Она скрывалась от преследований, и то, что рассказал Микаэль, нисколько не убавило ее страха. Совсем наоборот, как сказала Лотта. Поэтому Блумквист уехал тайком, не предупредив даже Эрику. Сейчас он сидел в кафе возле кольца Центрального вокзала и ждал Малин. Предстоял важный разговор. Микаэль должен был убедиться в правильности своей гипотезы.
Малин опоздала на десять минут. Она была в джинсах и голубой блузе и выглядела потрясающе. Она всегда выглядела потрясающе, даже если перед этим ей приходилось обегать полгорода с высунутым языком.
– Прости, – сказала она. – Мне надо было завезти сына к маме.
– Ты могла бы взять его с собой. Я всего лишь хотел задать тебе пару вопросов.
– Я знаю. Но у меня, кроме тебя, масса других дел.
Микаэль быстро поцеловал ее и сразу перешел к делу.
– Итак, в Музее фотографии левша Лео Маннхеймер вдруг стал правшой. И тебя это удивило, так?
Она кивнула.
– А больше ничего странного в нем ты не заметила?
– В смысле?
– Ну… скажем, родимое пятно переместилось с левой стороны на правую, или пробор… Он ведь кудрявый, Лео?
– Ты меня пугаешь, Микаэль. О чем ты?
– Я все думаю о той истории об однояйцевых близнецах, которых разлучили сразу после рождения, только знаешь… Обещай сначала, что никому не расскажешь о нашем разговоре.
Малин схватила его за рукав.
– Уж не думаешь ли ты…
– Я ничего не думаю, Малин. Пока ничего.
– Но я всего лишь хотела спросить…
Микаэль все еще колебался.
– Однояйцевые близнецы генетически абсолютно идентичны, – начал он. – Почти, во всяком случае. Не считая незначительных изменений ДНК, называемых мутациями. Они есть у всех нас.
– Ближе к делу, Микаэль.
– Извини, но я вынужден сделать небольшое теоретическое вступление. Без этого ты не поймешь. Итак, однояйцевые близнецы получаются из одной яйцеклетки, которая очень быстро делится. Вопрос в том, насколько быстро. Если деление происходит не позже чем на четвертый день после оплодотворения, близнецы получают общую плаценту. В этом случае риск гибели плода увеличивается. Но если яйцеклетка делится через неделю после оплодотворения или позже, вплоть до двенадцати дней, близнецы, с высокой долей вероятности, будут «зеркальными». Такие составляют около двадцати процентов от общего числа близнецов.
– То есть? – не поняла Малин.
– Они генетически идентичны, но при этом каждый из них является как бы зеркальным отражением другого. Если один левша – другой будет правшой. Даже сердца у них часто бывают в разных сторонах груди.
– Уж не хочешь ли ты сказать…
Малин запнулась на полуслове, и Микаэлю пришлось погладить ее по щеке, чтобы хоть немного успокоить.
– Все это не более чем гипотеза, разумеется. Даже если в Музее фотографии выступал не Лео, а его зеркальное отражение, мир не перевернется с ног на голову. Никаких шокирующих представлений в стиле «Талантливого мистера Рипли»[42] не предвидится. Ну, решили ребята поиграть немного, поменяться ролями – что в этом такого, в конце концов?.. Не хочешь прогуляться со мной до поезда? Мне нужно поторапливаться.
Но Малин не двигалась с места. Потом наконец встала и последовала за Блумквистом на первый этаж. Они пошли по длинному переходу, с магазинами по обе стороны, и поднялись к одиннадцатому пути. Микаэль сказал, что ему нужно в Линчёпинг, по работе. Но он хотел выудить из Малин по максимуму, поэтому продолжал расспросы.
– Я много читал об однояйцевых близнецах, которые всю жизнь не подозревали о существовании друг друга и впервые встретились лишь в зрелом возрасте. Эти встречи, Малин, – просто фантастика. Я хотел сказать, что это и в самом деле потрясающе. Только представь себе: ты думаешь, что одна-единственная такая, что ты уникальна… И тут – оп! – откуда ни возьмись появляется твоя копия. Я читал, что те из них, кто не видел друг друга всю жизнь, никак не могли наговориться. Они узнавали друг в друге все – жесты, привычки, таланты, недостатки – всёвсё… И были счастливы, как никогда ранее. Некоторые из этих историй особенно тронули меня, Малин… Помнишь, ты как-то говорила, что одно время Лео ходил как помешанный?
– Да, но… это продолжалось недолго. Скоро он вернулся в свое обычное состояние. – Микаэль кивнул. – А потом он уехал, и связь между нами оборвалась.