Я видела, как он поднялся на крыльцо. Знала, что он там стоит. Но звонка в дверь все не было. Я подождала еще несколько секунд, потом открыла дверь: Трой уходил, уже спустился с крыльца.
– Куда ты?
– Я подумал, что еще рано.
Часы показывали без четырех минут три.
– Заходи. Обед еще не готов, но зато есть креветки.
Мы глупо стояли у миски с соусом, макали креветки, отрывали хвостики и клали их на тарелочку. Зашла мама – принесла салфетки.
– О, Трой! А я не слышала, как ты пришел. Чем тебя угостить? Яблочный сидр? Газировка? Эгг-ног? Только что взбила. Дилани говорит, что это гадость, но просто она его не любит.
Трой глянул на маму, затем на блюдо с креветками.
– Точно тебе говорю: гадость. Не соглашайся ни при каких условиях, – сказала я.
Мама попыталась отвесить мне шутливый подзатыльник.
– Ну что ж, эгг-ног – великолепный выбор, – произнес Трой.
С улыбкой мама пошла наполнять ему стакан.
– Мое дело – предупредить.
Трой улыбнулся в ответ, но смотреть на него было больно. Я не стала спрашивать, что случилось. Случилось. Он отмечает Рождество с чужими людьми.
Мы ели запеченную ветчину с начинкой, банановый хлеб, картофельное пюре, зеленые бобы. Трой говорил только «пожалуйста», «спасибо», «передайте, пожалуйста, соль» – и больше ничего. Родители же старательно пытались вовлечь его в беседу.
– Ты местный, Трой? – спросил отец.
– Нет, я из Сан-Диего.
– Тогда, наверное, наша погода – для тебя настоящий стресс.
– Дилани говорит, ты живешь с друзьями. Ты из-за них сюда переехал? – спросила мама. Да она выуживала из него информацию о жилье!
Трой улыбнулся мне: учуял, что я успела соврать. Я вспыхнула, но он ответил не моргнув глазом.
– Нет, мы раньше не были знакомы – в школе подружились.
Мама что-то там прокрутила в голове и, видимо, осталась довольна ответом.
– И как тебя занесло в нашу глухомань?
– Просто после всего, что случилось, мне надо было уехать. Чтобы не ловить на себе взгляды людей. Поэтому я уехал настолько далеко, насколько можно уехать без паспорта.
Мама одарила его именно таким взглядом, который он должен был ненавидеть. Папа откашлялся и спросил:
– А где ты работаешь?
– В доме престарелых. В городе. А вечером учусь на медбрата.
– Ты молодец. Надо много сил, чтобы не забросить учебу. Мама Дилани тоже училась после работы.
– Работать в таком месте – нужен особый склад характера, – заметила мама. – Как ты решился?
Трой вилкой гонял по тарелке бобы.
– Не люблю, когда люди страдают.
Мама отложила вилку:
– Трой, у тебя есть наш телефон. Если что-то будет нужно, звони мне. По любому поводу. Хорошо?
Он внимательно посмотрел на маму. Прочитать его взгляд я не могла.
– Спасибо, мэм.
– И перестань называть меня «мэм». Меня зовут Джоанна. Все друзья Дилани так меня называют. Рон, убери со стола. Пироги почти готовы, и Мартины скоро будут.
О, Мартины… Папина секретарша с семьей. Две болтливые четырнадцатилетние девицы, как две капли воды похожие на мать, на которой всегда тонна макияжа.
Папа собрал посуду. Трой сидел, уставившись на белоснежную скатерть. Затем он вскочил, резко отодвинув стул, пересек комнату.
– Миссис… Джоанна, извините, но я должен уйти. Ребята, с которыми я снимаю квартиру, организуют обед в складчину. Помните, я говорил? И я обещал им, что вернусь.
– Конечно, – медленно произнесла мама. – Никаких проблем. Счастливого Рождества!
Она притянула его к себе и крепко обняла – что бы я там ни думала о своей матери, она иногда точно знала, как надо поступить. Сейчас был как раз такой случай.
Трой ушел, не глянув на меня. Схватил куртку и вылетел на улицу, впустив поток ледяного воздуха, который пронизал меня до костей. Через окно я смотрела, как он сидит в машине, запрокинув голову и выпуская облачка белого пара, тающие под крышей машины. Я подумала о стариках, которым он помогает, когда им так плохо. Схватила пальто, вставила ноги в сапоги.
– Дилани, пусть он идет, – сказала мама.
Я вбежала на кухню, быстро завернула в фольгу один из пирогов – горячий, пальцы обжигает – и пролетела через гостиную.
– А почему он должен страдать? Особенно сегодня? – бросила я. Мама попыталась задержать меня, но папа взял ее за руку. Они отпустили меня.
– Ну, и чего ты ждешь? – спросила я, плюхнувшись на переднее сиденье. – Пирог стынет.
Трой уставился на меня с открытым ртом. Затем расплылся в улыбке и завел мотор.
Пирог мы ели у него дома, стоя в кухне, если ее можно было так назвать. Вернее, я ела. А он смотрел на меня. Наконец я пришла в себя и остановилась.
– Съешь завтра, если сегодня не лезет. Просто разогреешь в духовке при ста восьмидесяти градусах, – проинструктировала я.
– Я умею готовить.
– О…
Схватив тряпку, висевшую на кране над мойкой, я начала вытирать воображаемые пятна на столешнице. Трой стоял прямо за мной – я чувствовала и поэтому терла еще усерднее. Интересно, мама тоже постоянно надраивает пятна, потому что не знает, что делать дальше?
– Думаю, уже достаточно чисто, – сказал Трой, накрывая мою ладонь своей.
Я медленно убрала руку и принялась теперь в другом месте.
– Еще немного, – ответила я.
Я чувствовала, что он смотрит на меня, что я вся пунцовая, что он слышит, как у меня стучит сердце. На всю квартиру. Потому что кроме нас в квартире никого не было. Только мы вдвоем.
– Не могу понять, почему ты себя так ведешь: знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, и нервничаешь или знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, и не хочешь этого.
Я нервно хихикнула, не поднимая глаз:
– Ты собираешься меня поцеловать?
– Конечно. Ты же знаешь, что нравишься мне. Знаешь, что нужна мне.
Я резко развернулась к нему и стояла, опершись на столешницу.
– Нужна тебе?
Трой был прямолинеен. Мы же с Деккером ходили вокруг да около, но никогда не говорили прямо, что нам нужно. Только теперь это не имело значения.
– Ты себя ведешь так, как будто этого не может быть.
Я покачала головой, опустила глаза.
– Я нужна тебе потому, что мы похожи, – сказала я, показывая на голову: вот в чем наше сходство.
– Отчасти да.
Он не подошел ближе, но и не отодвинулся.
– А еще потому, что ты красивая. И потому, что ты принесла мне пирог. И потому, что ты хотела спасти того старика. Но больше всего потому, что ты видишь во мне хорошее.
Мир остановился. Мозг перестал работать и рассуждать, застыла рука с тряпкой, отключилась способность решать. Тело накрыла теплая волна, а ведь он даже не прикасался ко мне.
– Так вот, не знаю, хочешь ты этого или нет…
Трой сильно отличался от Деккера. Деккер всегда давал мне время подумать и ответить. Трой же говорил без пауз, поэтому я не могла сосредоточиться и сама решить хоть что-нибудь. Но было уже поздно, потому что Трой целовал меня.
Его руки легли мне на бедра, открытые губы соприкоснулись с моими. Совсем не так обыденно и безопасно, как это было с Карсоном. Могло случиться все что угодно. Поцелуй стал началом, а что произойдет через десять секунд – непонятно. Трой запустил ладони мне под свитер, коснулся спины: теплые ладони на голой коже. Я подалась к нему, выгнув спину, и он увлек меня за собой из кухни, не отпуская ни на мгновение.
Мозг включился, и я поняла, что перспектив только две: диван или спальня. И мне стало страшно – страшно из-за того, что, пока его губы касаются моих, а ладони лежат на спине, эта идея меня вообще не пугает.
И я оттолкнула его, втянула в себя воздух.
– Рождество! Мне пора домой, – бросила я, надеясь, что такого объяснения достаточно.
– Хорошо, – ответил Трой, но не убрал руки. Так и держал меня за спину, пока я сама не отошла от него.
Всю дорогу домой я не смела поднять на него глаза. А когда мы приехали и он, глупо улыбаясь, сказал: «Пока, Дилани», я отвернулась, чтобы он не заметил такую же глупую улыбку у меня. Но перестать улыбаться я не могла. Я улыбалась, хотя Мартины еще были в гостях. Улыбка сползла с меня, только когда я увидела совершенно неподходящую для заснеженных дорог красную спортивную машину Тары возле дома Деккера.
Глава 11
Мама записала меня на прием к врачу на утро понедельника, даже не посоветовавшись. Но мы не поехали в госпиталь – доктор Логан ждал нас на частный прием в нескольких милях за городом. Мама припарковала машину на забитой стоянке, вышла, а я осталась сидеть.
– Идем, а то опоздаем, – нахмурилась она.
– Зачем мне к нему? Я отлично себя чувствую.
Но я соврала. Просто я почувствовала притяжение: сильное, уверенное, оно вело меня прямо к кабинету доктора Логана. Там были очень больные люди. Они скоро умрут. А я не хотела их видеть. Сама, без Троя, который бы шептал мне что-то на ухо, и держал меня за руку, и вел себя так, будто происходящее – часть обычной жизни.
Мама закинула сумку на плечо и направила указательный палец на здание.
– Быстро! – прошипела она, едва шевеля губами.
Я шла по коридору, уставившись в темно-красное ковровое покрытие на полу. Остановилась возле огромного аквариума у стойки регистратора. Притяжение. Но оно исходило не от одного человека – шло отовсюду, охватывая меня огромным полукругом. Едва ощутимое потягивание из углов, местами – очень сильное, почти как в госпитале. Но самое сильное исходило из самого далекого закутка.
Когда мы с мамой искали место, чтобы сесть, я внимательно осмотрела помещение. Вдоль стен на мягких кушетках ждали пациенты: старые и молодые. У всех было что-то не в порядке. Паренек, даже помладше меня, перепуганными бегающими глазами следил за призраками, которые были видны только ему, тяжело дыша через рот. Древняя старуха сложила тонкие ручки на коленях и пыталась унять непрестанную дрожь. У женщины, маминой ровесницы, не двигалась половина лица. Когда девушка-регистратор пригласила ее в кабинет, она улыбнулась половиной рта, а вторая так и осталась безжизненной.