– В том-то и дело, – заметил Юнас Сандберг. – Блумквист, конечно, знает, что что-то не так. Но ведет себя так, будто ничего не замечает. Простите, но это не в стиле «Миллениума». Кроме того, в редакцию вернулась Эрика Бергер. Но весь следующий номер «Миллениума» вообще бессодержателен…
– Что ты хочешь сказать… Что это фальшивка?
Юнас Сандберг вздохнул.
– Летний номер «Миллениума» вообще-то должен был выйти в последнюю неделю июня. Судя по тому, что Малин Эрикссон писала по электронной почте Микаэлю Блумквисту, этот номер должен печататься на одном предприятии в Сёдертелье. Но когда я сегодня связался с предприятием, оказалось, что им еще даже не сдали оригинал. У них имеется только коммерческое предложение, полученное месяц назад.
– Ну и ну, – хмыкнул Фредрик Клинтон.
– А где они печатались раньше?
– В какой-то типографии в Моргонгове, с названием «Рекламная типография Халльвига». Я позвонил туда, сделав вид, что работаю в «Миллениуме», и спросил, как далеко они продвинулись. Директор типографии отказался говорить на эту тему. Я собираюсь вечером туда наведаться.
– Ясно. Георг, что у тебя?
– Я проверил все доступные телефонные разговоры за последнюю неделю, – сказал Нюстрём. – Странно, но никто из сотрудников «Миллениума» не обсуждает ничего, связанного с судом или с делом Залаченко.
– Ничего?
– Да. Упоминания об этом всплывают только в разговорах с людьми, не имеющими отношения к «Миллениуму». Вот, послушайте. Микаэлю Блумквисту звонит репортер из газеты «Афтонбладет» и интересуется, может ли тот как-то прокомментировать готовящийся процесс.
Он поставил на стол магнитофон.
– Сорри, без комментариев.
– Вы же участвовали в этой истории с самого начала. Ведь это вы обнаружили Саландер в Госсеберге. И вы пока не опубликовали ни единого слова. Когда вы собираетесь что-нибудь напечатать?
– Когда сочту целесообразным. При условии, что мне будет что печатать.
– Но материал у вас есть?
– Ну, купите «Миллениум» и все узнаете.
Он выключил магнитофон.
– Раньше мы как-то об этом не задумывались, но я прокрутил назад и прослушал разговоры выборочно. Так было все время. Когда речь заходит о деле Залаченко, Блумквист почти всегда уходит в кусты. Не говорит об этом даже со своей сестрой, хотя она защищает Саландер.
– Может, ему действительно нечего сказать?
– Он упорно отказывается выдвигать какие бы то ни было версии. Такое впечатление, что Блумквист круглосуточно живет в редакции и почти не бывает дома на Бельмансгатан. А если он круглосуточно работает, то должен был бы создать нечто большее, чем эта ерунда в очередном номере «Миллениума».
– А прослушивать редакцию мы по-прежнему не можем?
– Нет, – вступил в разговор Юнас Сандберг. – В редакции постоянно кто-нибудь находится. Кстати, обратите внимание…
– Да?
– С того дня, как мы побывали в квартире у Блумквиста, в редакции все время кто-то есть. Блумквист там днюет и ночует, в его кабинете постоянно горит свет. Если не он, то или Кортес, или Малин Эрикссон, или этот гей… э‑э, Кристер Мальм.
Клинтон провел рукой по подбородку и ненадолго задумался.
– Ладно. Какие выводы?
Георг Нюстрём немного поколебался.
– Ну… Пожалуй, я предположил бы, что они разыгрывают для нас спектакль.
Клинтон почувствовал, как по затылку пополз холод.
– Но почему мы не заметили этого раньше?
– Мы слушали то, что произносилось, а не то, что умалчивалось. Мы радовались, замечая их растерянность или читая их электронную почту. Блумквист понимает, что кто-то похитил отчет о Саландер девяносто первого года и у него, и у сестры. Но что же ему, черт побери, делать?
– Они не заявляли в полицию о нападении?
Нюстрём помотал головой.
– Джаннини присутствует на допросах Саландер. Она любезна, но не говорит ничего существенного. А Саландер просто молчит.
– Но ведь это нам на руку. Чем меньше она открывает рот, тем лучше. Что говорит Фасте?
– Я встречался с ним два часа назад. Он как раз получил эти показания Саландер. – Нюстрём показал на копию, которая лежала на коленях у Клинтона. – Экстрём в растерянности. Нам повезло, что литературные возможности Саландер весьма ограниченны. Для непосвященных эта автобиография – иллюстрация к теории заговоров с элементами порнографии. Но она попадает точно в цель. Она абсолютно достоверно излагает, как ее заперли в клинику Святого Стефана, утверждает, что Залаченко работал на СЭПО и тому подобное. Саландер упоминает, что речь, как ей кажется, идет о некоей структуре внутри СЭПО, то есть фактически подозревает существование «Секции». В целом она все очень точно описывает. Хотя, как я уже сказал, ее творчество не вызывает доверия. Экстрём растерян, поскольку, похоже, что Джаннини собирается использовать эти записки в суде, как материал для защиты.
– Черт возьми! – воскликнул Клинтон.
Он опустил голову и несколько минут напряженно думал. Под конец поднял взгляд.
– Юнас, поезжай вечером в Моргонгову и проверь, что там делается. Если они печатают «Миллениум», мне нужна копия.
– Я возьму с собой Фалуна.
– Отлично. Георг, я хочу, чтобы ты во второй половине дня пошел к Экстрёму и прощупал его. До сих пор все шло как по маслу, но отмахнуться от этих ваших соображений я не могу.
– О’кей.
Клинтон опять немного помолчал.
– Лучше бы суда вообще не было… – сказал он под конец, поднял взгляд и посмотрел Нюстрёму в глаза.
Тот кивнул. Они понимали друг друга без слов.
– Нюстрём, проверь, какие у нас есть возможности.
Юнас Сандберг и слесарь по замкам Ларс Фаульссон, больше известный как Фалун, припарковались неподалеку от железной дороги и двинулись пешком через местечко Моргонгова. Было девять часов вечера, и еще недостаточно стемнело, чтобы предпринимать какие-либо действия, но им хотелось разведать обстановку и составить общее впечатление.
– Если у них стоит сигнализация, я не хочу туда лезть, – сказал Фалун.
Сандберг кивнул.
– Тогда лучше пройтись по окнам. Если у них что-нибудь лежит, ты швырнешь в стекло камнем, схватишь то, что тебе надо, и бросишься наутек.
– Блестящая идея, – ответил Сандберг.
– Если тебе нужен только экземпляр журнала, мы можем заглянуть в мусорные контейнеры позади здания. Там наверняка будет брак, пробная печать или что-нибудь в этом роде.
Типография Халльвига располагалась в маленьком кирпичном здании. Они приближались к ней с юга, по другой стороне улицы. Сандберг уже собирался пересечь улицу, но Фалун схватил его за локоть.
– Продолжай идти прямо, – сказал он.
– Почему?
– Продолжай идти прямо, как будто мы просто совершаем вечернюю прогулку.
Они миновали типографию и обошли вокруг квартала.
– В чем дело? – спросил Сандберг.
– Надо смотреть глазами. У них там не просто сигнализация. Рядом со зданием стояла машина.
– Ты думаешь, там кто-нибудь есть?
– Эта машина из «Милтон секьюрити». Типография, блин, надежно охраняется.
– «Милтон секьюрити»! – воскликнул Фредрик Клинтон, у которого даже мурашки пробежали по спине.
– Если б не Фалун, я бы угодил прямо к ним в лапы, – сказал Юнас Сандберг.
– Они затевают какой-то сюрприз, – заявил Георг Нюстрём. – Иначе какого черта маленькой типографии в провинции нанимать для постоянного наблюдения «Милтон секьюрити»?
Клинтон вздохнул. Его рот напоминал узкую полоску. Было уже одиннадцать часов вечера, и ему требовался отдых.
– Следовательно, «Миллениум» что-то затевает, – сделал очевидный вывод Сандберг.
– Это я уже понял, – ответил Клинтон. – Ладно. Давайте проанализируем ситуацию. Каков самый худший сценарий? Что им может быть известно? – Он вопросительно посмотрел на Нюстрёма.
– Вероятно, отчет о Саландер, датированный девяносто первым годом, – сказал тот. – После того как мы выкрали копии, они усилили меры безопасности. Должно быть, догадались, что за ними следят. В худшем случае у них сохранилась еще одна копия отчета.
– Но Блумквист очень нервничал из-за того, что потерял отчет…
– Я знаю. Но нас вполне могли надуть. Такую возможность исключать нельзя.
Клинтон кивнул.
– Будем исходить из этого. Сандберг?
– Нам известно, как будет защищаться Саландер. Она расскажет правду, такую, какой она ей представляется. Я еще раз прочел ее так называемую автобиографию. Саландер, в общем-то, подыгрывает нам. Она излагает вульгарные обвинения в изнасиловании и нарушении ее прав, поэтому все это кажется просто пустой болтовней любительницы пофантазировать.
Нюстрём кивнул.
– Кроме того, она не сможет абсолютно ничего доказать. Экстрём использует ее оружие против нее самой и объявит ее показания недостоверными.
– О’кей. Телеборьян буквально превзошел себя – он выдал текст новой экспертизы. Конечно, нельзя исключать такой вариант, что Джаннини предъявит собственного эксперта, который заявит, что Саландер совершенно нормальная, и тогда дело передадут в Государственное управление судебной медицины. Но опять-таки – если Саландер не изменит тактику и снова откажется говорить, – они придут к выводу, что Телеборьян прав и она сумасшедшая. Она сама себе – злейший враг.
– И все-таки надежнее всего было бы не доводить дело до судебного процесса, – сказал Клинтон.
Нюстрём покачал головой.
– Это почти невозможно. Саландер сидит в изоляторе «Крунуберг» и с другими заключенными не общается. Ее ежедневно выводят на часовую прогулку в отдельный отсек на крыше, но там ее не достать. У нас нет своих людей среди персонала изолятора.
– Понятно.
– Если б мы хотели до нее добраться, лучше всего это было сделать, пока она лежала в Сальгренской больнице. Теперь мы можем действовать только открыто. Убийцу почти на сто процентов поймают. А где найдешь «стрелка», который на это пойдет? А скомстролить самоубийство или несчастный случай за столь короткий срок просто невозможно.