Клинтон кивнул.
– Ведь отношения Бергер и Блумквиста носят интимный характер, – многозначительно добавил Сандберг. – Она замужем и изменяет мужу. Если и она погибнет при каких-то загадочных обстоятельствах, это вызовет массу разных слухов и домыслов.
Клинтон с Нюстрёмом обменялись взглядами.
Сандберг словно обладал природным талантом создавать дымовые завесы. Он вообще оказался талантливым учеником. Но Клинтона и Нюстрёма охватило минутное сомнение. Решимость Сандберга относительно устранения тех или иных персонажей шокировала их. Они этого не одобряли. Убийство – чрезвычайная мера, и к ней не следует прибегать только потому, что представилась удобная возможность. Это не универсальное решение проблем, а мера, применяемая лишь при отсутствии других вариантов.
Клинтон покачал головой.
Collateral damage[78], подумал он, внезапно почувствовав неприязнь ко всему предприятию.
Мы всю жизнь служили государству, а теперь уподобились наемным убийцам.
Залаченко пришлось устранить. А Бьёрк… Как ни прискорбно, но Гульберг был прав – Бьёрк наверняка подвел бы. Расправиться с Блумквистом, вероятно, тоже необходимо. Но Эрика Бергер ведь просто невинный свидетель…
Он покосился на Юнаса Сандберга. Оставалось надеяться, что этот молодой человек не превратится в психопата.
– Что известно братьям Николич?
– Ничего. В смысле, о нас. С ними встречался только я, а я представлялся другим именем, и им меня не выследить. Они думают, что убийство как-то связано с траффикингом.
– Что будут делать братья Николич после убийства?
– Они незамедлительно покинут Швецию, – ответил Нюстрём. – Как и в случае с Бьёрком. Если полицейское расследование не даст результатов, они смогут вернуться через несколько недель.
– А план?
– Сицилийская модель. Они просто подходят к Блумквисту, разряжают обойму и исчезают.
– Оружие?
– У них автоматическое оружие. Какого типа, я не знаю.
– Надеюсь, они не собираются замочить весь ресторан…
– Не волнуйтесь. Они хладнокровны и знают, что делают. Но если Бергер будет сидеть за одним столиком с Блумквистом…
Collateral damage.
– Послушайте, – сказал Клинтон. – Важно, чтобы Ваденшё не узнал о том, что мы имеем к этому отношение. Особенно если жертвой окажется еще и Эрика Бергер. Он уже и так напряжен до предела. Боюсь, что когда все закончится, нам придется отправить его на пенсию.
Нюстрём кивнул.
– Соответственно, получив известие об убийстве Блумквиста, мы должны разыграть спектакль. Мы созовем кризисное совещание и будем делать вид, что не ожидали такого поворота событий. Начнем дискуссию, кто может за этим стоять, не говоря ни слова о наркотиках, пока их не обнаружит полиция.
Микаэль Блумквист расстался с «Той, с ТВ‑4» около пяти часов. Всю вторую половину дня они вместе дорабатывали материал, а потом у Микаэля взяли пространное интервью под запись.
Ему задали вопрос, на который он затруднился дать сколь-нибудь приемлемый ответ, и им пришлось несколько раз перезаписывать его реплику.
Как такое могло случиться, что сотрудники шведского государственного ведомства начали совершать убийства?
Микаэль долго размышлял над этим вопросом – еще до того, как «Та, с ТВ‑4» его задала. «Секция», вероятно, рассматривала личность Залаченко как беспрецедентную угрозу, но такой ответ его все же не удовлетворял. Микаэль в конце концов ответил на этот вопрос, но этот ответ тоже не показался ему исчерпывающим.
– Единственное вероятное, на мой взгляд, объяснение заключается в том, что «Секция» с годами преобразовалась в некую секту, в прямом смысле этого слова. Они уподобились Кнутбю[79] или пастору Джиму Джонсу[80], и живут по собственным законам; для них такие понятия, как «добро» и «зло», утратили привычный смысл, и они, похоже, полностью изолировались от привычного социума.
– Это похоже на некое психическое отклонение?
– Я бы не стал отрицать такую вероятность.
Он обнаружил, что в «Котелок Самира» идти еще рано. Он ощутил тревогу, но в то же время ему показалось, что жизнь вдруг возвращается к привычному руслу. Только после того, как Эрика Бергер вернулась в «Миллениум», он понял, как ему позарез ее не хватало. К тому же ее возвращение на пост главного редактора не привело к каким-либо внутренним конфликтам из-за того, что Малин Эрикссон пришлось снова занять должность ответственного секретаря редакции. Напротив, Малин просто светилась от счастья, потому что жизнь, по ее словам, вернулась к привычному распорядку.
После возвращения Эрики всем стало очевидно, насколько им в последние месяцы не хватало сотрудников. Эрика вернулась к своим обязанностям в «Миллениуме» с новыми силами и вдохновением. Им с Малин Эрикссон удалось решить часть накопившихся организационных проблем. Они также созвали общее собрание редакции, на котором приняли решение, что «Миллениуму» необходимо увеличить штат на одного или, возможно, двух сотрудников. Впрочем, никто не имел понятия, откуда взять на это деньги.
Микаэль купил вечерние газеты и отправился пить кофе в кафе «Ява» на Хурнсгатан. Он решил посидеть там, а потом отправиться на свидание с Эрикой.
Обвинитель Рагнхильд Густавссон из Генеральной прокуратуры отложила очки для чтения на стол и оглядела аудиторию в конференц-зале. Ей было пятьдесят восемь лет, на ее лице отчетливо проступили морщины, щеки напоминали яблоки, а коротко стриженные волосы тронуло сединой. Она уже двадцать пять лет служила прокурором, а в Генеральной прокуратуре работала с начала 1990‑х годов.
Три недели назад ее внезапно вызвали в кабинет генерального прокурора для встречи с Торстеном Эдклинтом. В тот день она собиралась закончить несколько рутинных дел и отправиться в отпуск на шесть недель, на дачу, на остров Хюсарё. Но все планы на отпуск пришлось отложить. Ей поручили вести следствие против группы представителей властной структуры, фигурировавших под псевдонимом «Секция». Густавссон сообщили, что в обозримом будущем это будет ее основной задачей и что ей предоставляется практически полная свобода действий в организации рабочего процесса и принятии необходимых решений.
– Это дело может стать одним из самых сенсационных расследований в истории Швеции, – заявил генеральный прокурор.
Рагнхильд Густавссон не стала бы с ним спорить.
Когда Торстен Эдклинт кратко изложил суть дела и доложил о ходе расследования, которое он проводил по поручению премьер-министра, она испытала почти шок. Расследование еще не было завершено, но Эдклинт посчитал, что продвинулся достаточно далеко и уже необходимо доложить обо всем прокурору.
Для начала она отсмотрела весь материал, представленный Торстеном Эдклинтом. Когда масштабы правонарушений стали очевидны, она пришла к выводу, что все принятые ею решения в дальнейшем войдут в историю и будут описаны в учебниках. С этого дня Густавссон каждую свободную минуту посвящала расследованию. Она пыталась разобраться в грандиозном перечне преступлений, которыми ей предстояло заниматься. С точки зрения шведской юридической практики, случай оказался беспрецедентным. Поскольку речь шла о раскрытии преступных действий, продолжавшихся как минимум тридцать лет, Рагнхильд Густавссон считала, что ей необходимо создать особую рабочую группу. Ей вспомнились итальянские государственные обвинители, которым в 1970‑х и 1980‑х годах приходилось вести дела против мафии почти подпольно. Она понимала, почему Эдклинт был вынужден собирать материал втайне. Он просто не знал, кому можно доверять.
Для начала она привлекла к работе троих сотрудников Генеральной прокуратуры, которых знала уже много лет. Затем обратилась к известному историку, который работал в Государственном совете по предупреждению преступности. Ей понадобились сведения о том, как в течение десятилетий формировались ведомства по обеспечению государственной безопасности. И наконец, формальным руководителем расследования она назначила Монику Фигуэрола.
Таким образом следствие по делу «Секции» обрело конституционные очертания. Теперь его можно было рассматривать как очередное полицейское расследование – правда, при строжайшем запрете на разглашение информации.
За прошедшие две недели прокурор Густавссон приглашала к себе массу народу для формальных, но сугубо секретных переговоров. Помимо Эдклинта и Фигуэрола, она вызывала также инспектора уголовной полиции Бублански, Соню Мудиг, Курта Свенссона и Йеркера Хольмберга. Затем она допросила Микаэля Блумквиста, Малин Эрикссон, Хенри Кортеса, Кристера Мальма, Аннику Джаннини, Драгана Арманского, Сусанн Линдер и Хольгера Пальмгрена. За исключением сотрудников «Миллениума», которые принципиально не отвечали на вопросы, чтобы не раскрывать источники информации, все остальные добровольно предоставили все сведения и документы.
Рагнхильд Густавссон отнюдь не пришла в восторг от того, что ей передали составленный «Миллениумом» график, согласно которому от нее требовалось арестовать ряд людей в строго определенный день. Она считала, что для доведения расследования до стадии арестов необходимо несколько месяцев подготовки, но в данном случае выбора у нее не было. Микаэль Блумквист из журнала «Миллениум» сговорчивости не проявлял. Он не подчинялся никаким государственным постановлениям или регламентам и собирался опубликовать материал на третий день суда над Лисбет Саландер. Это вынуждало Рагнхильд Густавссон подстраиваться и наносить удар одновременно, чтобы подозреваемые, а также возможные доказательства не успели исчезнуть. Правда, Блумквиста, как ни странно, поддержали Эдклинт с Фигуэрола, и задним числом прокурор начала понимать, что блумквистовская модель имеет ряд явных преимуществ. Как прокурору СМИ оказывали ей поддержку, столь необходимую при возбуждении судебного преследования. Кроме того, при таком скоропалительном развитии событий информация об этом сложном расследовании не могла успеть просочиться в коридоры