– Ты заинтересовалась?
– Сорри. Нисколько. Но спасибо за приглашение.
– Чего же ты хочешь, адвокат?
– Я хочу две вещи. Либо я прямо сейчас и здесь отказываюсь от услуг в качестве твоего адвоката, либо ты начинаешь подходить к телефону, когда я тебе звоню. Мы ведь уже это обсуждали, когда тебя освободили.
Лисбет Саландер посмотрела на Аннику Джаннини.
– Я уже целую неделю не могу тебя поймать. Я звонила, писала и посылала тебе мейлы.
– Я уезжала.
– Ты бо́льшую часть осени была недосягаема. Так не годится. Я согласилась представлять твои интересы во всем, что касается твоих взаимоотношений с государством. Это означает, что необходимо заниматься формальностями и документами. Надо подписывать бумаги и отвечать на вопросы. Я должна иметь возможность связываться с тобой, а не сидеть как идиотка и не знать, где ты находишься.
– Понимаю. Я две недели провела за границей. Я вернулась домой вчера и позвонила тебе, как только услышала, что ты меня разыскиваешь.
– Так не годится. Ты обязана информировать меня о том, где ты находишься, пока все вопросы о компенсации и обо всем прочем не утрясутся, и звонить мне минимум раз в неделю.
– Мне плевать на компенсацию. Я хочу, чтобы государство оставило меня в покое.
– Но государство не оставит тебя в покое, как бы ты этого ни хотела. Суд оправдал тебя, а это повлекло за собой целую цепочку событий. Сейчас речь идет не только о тебе. Петера Телеборьяна будут судить за те действия, которые он предпринимал против тебя. Это означает, что тебе придется выступить свидетелем. Служебные злоупотребления прокурора Экстрёма стали предметом расследования. К тому же, если выяснится, что он по поручению «Секции» умышленно пренебрегал служебным долгом, его могут привлечь к судебной ответственности.
Лисбет подняла брови. На секунду в ее глазах вспыхнул интерес.
– Но думаю, до суда дело не дойдет. Экстрём купился на блеф и к «Секции» на самом деле никакого отношения не имеет. На прошлой неделе прокурор начал предварительное следствие в отношении Комитета по надзору за органами опеки и попечительства. Там имеется серия заявлений от омбудсмена юстиции и одно обращение на имя канцлера юстиции.
– Я ни на кого не заявляла.
– Я знаю. Но выяснилось, что совершались должностные преступления, и требуется все расследовать. Ты – не единственная, за кого комитет несет ответственность.
Лисбет пожала плечами:
– Меня это не касается. Но я обещаю, что теперь буду поддерживать с тобой контакты. Две последние недели были исключением. Я работала.
Анника Джаннини посмотрела на свою клиентку с подозрением.
– Чем же ты занималась?
– Консалтингом.
– О’кей, – кивнула Анника. – А теперь второе дело: готова опись имущества.
– Какого еще имущества?
– Оставшегося после твоего отца. Государственный адвокат обратился ко мне, поскольку никто, похоже, не знал, как с тобой связаться. Вы с сестрой единственные наследницы.
Пока Лисбет Саландер смотрела на Аннику Джаннини, ни один мускул на ее лице не дрогнул. Потом она поймала взгляд официантки и показала пальцем на свой бокал.
– Мне наплевать на отцовское наследство. Делай с ним, что хочешь.
– Послушай, Лисбет, существуют правила и законы. Это ты можешь делать с наследством все, что хочешь. А моя обязанность – проследить за тем, чтобы у тебя имелась такая возможность.
– Я не хочу ни единого эре от этой скотины.
– О’кей. Ты можешь передать деньги «Гринпису» или еще кому-нибудь.
– Мне наплевать на китов.
Аннике пришлось перейти на более жесткие тона.
– Лисбет, если ты хочешь быть дееспособной, тебе пора начинать вести себя соответствующим образом. Мне все равно, как ты распорядишься своими деньгами. Подпиши, что ты их получила, и можешь продолжать спокойно пить.
Лисбет покосилась на Аннику из-под челки, а потом уткнулась взглядом в стол. Анника восприняла этот жест как своего рода извинение. Мимический регистр Лисбет Саландер был весьма ограничен.
– О’кей. А что там?
– Вполне солидное наследство. У твоего отца было около трехсот тысяч в ценных бумагах. Недвижимость в Госсеберге оценивается примерно в полтора миллиона, она включает участок леса. Кроме того, твой отец владел еще тремя видами недвижимого имущества.
– Недвижимого имущества?
– Ну да. Похоже, он вложил в него кое-какие деньги. Конечно, это не то чтобы особо ценные объекты. Ему принадлежит небольшой дом в Уддевалле с шестью квартирами, сдача в аренду которых приносит некоторый доход. Недвижимость, правда, находится в плачевном состоянии – на ремонт твой отец явно не хотел тратиться. Домом даже занималась комиссия по жилищным спорам. На нем ты не разбогатеешь, но при продаже получишь небольшую сумму. Твоему отцу принадлежал также дачный участок в Смоланде[85], который оценивается приблизительно в двести пятьдесят тысяч крон.
– Вот как.
– Еще ему принадлежит ветхое промышленное здание в Норртелье[86].
– Какого черта он покупал все это дерьмо?
– Понятия не имею. По предварительным оценкам, наследство может при продаже составить четыре с лишним миллиона, за вычетом налогов и тому подобного. Но…
– Да?
– Потом наследство придется разделить поровну между тобой и сестрой. Однако дело в том, что никто, похоже, не знает, где находится твоя сестра.
Лисбет молча разглядывала Аннику Джаннини.
– Ну?
– Что «ну»?
– И где находится твоя сестра?
– Не имею представления. Я не виделась с нею десять лет.
– Данные о ней засекречены, но я узнала, что она, вроде бы, находится за пределами страны.
– Вот как, – сказала Лисбет равнодушно.
Анника тяжело вздохнула.
– О’кей. Тогда я предлагаю реализовать все доходы и поместить половину суммы в банк до тех пор, пока нам не удастся обнаружить местонахождение твоей сестры. Если ты даешь добро, я могу начать переговоры.
Лисбет пожала плечами.
– Я не хочу иметь к его деньгам никакого отношения.
– Я тебя понимаю. Но подвести черту все равно надо. Это часть твоей ответственности как дееспособного гражданина.
– Тогда просто продай весь этот хлам. Положи половину в банк, а остальное подари, кому захочешь.
Анника Джаннини подняла одну бровь. Она понимала, что у Лисбет Саландер есть какие-то средства, но не думала, что их размер так велик и позволяет наплевать на наследство в миллион крон или даже больше. Она также не имела представления, откуда у Лисбет деньги и о какой сумме может идти речь, однако в основном ее заботило завершение бюрократической процедуры.
– Лисбет, дорогая… Прочти, пожалуйста, опись имущества и дай мне свое согласие, чтобы я начала действовать и мы смогли бы обо всем этом забыть.
Лисбет немного поворчала, но под конец сдалась и сунула папку к себе в сумку. Она пообещала прочитать ее и дать распоряжения относительно дальнейших действий, а затем вновь переключилась на пиво. Анника Джаннини еще около часа посидела с нею; правда, она пила в основном минеральную воду.
Анника позвонила через несколько дней и напомнила Лисбет Саландер об описи имущества. Тогда та достала и расправила смявшуюся папку, а потом уселась за кухонный стол и прочла все документы.
Опись имущества занимала несколько страниц и содержала массу сведений о разном барахле – какая посуда имелась в кухонном шкафу в Госсеберге, какая сохранилась одежда, какова стоимость фотоаппаратов и других личных предметов. Ничего особо ценного после себя Александр Залаченко не оставил, и ни один из предметов не представлял для Лисбет Саландер ни малейшего интереса. Она немного поразмышляла и все-таки решила, что ее позиция со времен встречи с Анникой в баре не изменилась и что инструкции по-прежнему просты. Хлам нужно сбыть, а деньгами Анника пусть распорядится по своему усмотрению. Лисбет ни секунды не сомневалась в том, что не хочет от этого наследства ни одного эре, но подозревала, и небезосновательно, что настоящие сокровища Залаченко припрятаны в таком месте, где ни один составитель описи имущества их не искал.
Потом она начала изучать свидетельство о праве собственности на недвижимость в Норртелье.
Недвижимость представляла собой помещение промышленного назначения, состоящее из трех зданий общей площадью в 20 000 квадратных метров и расположенное поблизости от местечка Шедерид, между Норртелье и Римбу.
Составитель описи нанес туда краткий визит и констатировал, что это бывший кирпичный завод, по большей части пустовавший с момента закрытия в 1960‑х годах и использовавшийся в качестве склада для лесоматериалов в 1970‑х. По его мнению, помещения находятся в «аварийном состоянии» и не подлежат ремонту с целью использования для какой-либо другой деятельности. Под аварийным состоянием, в частности, имелось в виду то, что «северное здание» во время пожара воспламенилось и обвалилось. В главном же здании кое-какие ремонтные работы все же проводились.
Прочитав выписку из архива, Лисбет Саландер вздрогнула. Александр Залаченко купил недвижимость за бесценок 12 марта 1984 года, но владельцем по бумагам значилась Агнета София Саландер.
Так что первоначально недвижимостью владела мать Лисбет Саландер. Но уже в 1987 году Залаченко выкупил у нее здание за 2000 крон. Затем постройки, вроде бы, лет пятнадцать никак не использовались. Согласно описи имущества, 17 сентября 2003 года фирма «КАБ» наняла строительную компанию «НоррБюгг АВ» для производства ремонтных работ, включавших ремонт полов и крыш, а также оптимизацию водоснабжения и электропроводки. Работы продолжались примерно два месяца, до конца ноября 2003 года, а затем прекратились. «НоррБюгг» выставила счет, который был оплачен.
Из всех афер ее отца именно эта казалась самой необъяснимой. Лисбет Саландер нахмурила брови.
Если отец хотел сделать вид, что его фирма «КАБ» занимается какой-то легальной деятельностью или что он обладает некоторыми средствами, то покупка помещения промышленного назначения вполне объяснима. Вполне понятным казалось и то, что мать Лисбет выступала в качестве подставного лица при покупке, а потом он отобрал у нее контракт.