Она считала, что уже вполне созрела для того, чтобы ее перевели в обычное реабилитационное отделение. Но после некоторых переговоров полиция и руководство больницы решили пока оставить Лисбет в палате номер 18. Это помещение легко было охранять, поблизости все время находился кто-нибудь из персонала, и она располагалась в конце коридора, который делал закорючку в виде буквы «Г». Было решено, что проще оставить Лисбет в коридоре 11 С, где персонал после убийства Залаченко проинструктирован относительно мер безопасности и уже в курсе ее сложной ситуации, чем переводить ее в другое отделение и менять уже освоенный распорядок.
В любом случае Лисбет Саландер еще предстояло пробыть в Сальгренской больнице несколько недель. Как только врачи объявят, что она относительно здорова, ее перевезут в Стокгольм, в следственный изолятор Крунуберг, где она будет дожидаться решения суда. А принимать решение относительно ее выписки уполномочен только доктор Андерс Юнассон.
А провести первый серьезный допрос доктор Юнассон разрешил полиции только через десять дней после событий в Госсеберге. Аннику Джаннини это вполне устраивало. Но к сожалению, врач препятствовал и самой Аннике, регламентируя ее общение с клиенткой, и это ее раздражало.
После инцидента с убийством Залаченко доктор провел всестороннее обследование состояния Лисбет Саландер. Он также учитывал тот факт, что его пациентка, скорее всего, испытала большой стресс, поскольку ее подозревали в тройном убийстве. Андерс Юнассон не имел ни малейшего представления о том, насколько она виновна или невиновна, но, как врача, его этот вопрос ни в коей мере не интересовал. Он просто пришел к выводу, что Лисбет Саландер подверглась серьезным стрессовым нагрузкам. В нее трижды стреляли, и одна из пуль попала ей в голову. Она чудом избежала гибели, ее по-прежнему мучили сильные головные боли, у нее держалась температура.
Андерс Юнассон предпочел обезопасить себя и свою пациентку от случайностей. Даже если Саландер и в самом деле убийца, она – его пациентка, и он обязан позаботиться о ее скорейшем выздоровлении. Поэтому он запретил ее посещать, что никак не было связано с юридически мотивированным запретом прокурора. Просто он прописал ей лечение и полный покой.
В то же время доктор Андерс Юнассон полагал, что полная изоляция граничит с пытками и что в отрыве от друзей никто не может чувствовать себя хорошо. Поэтому он доверил адвокату Аннике Джаннини роль друга Лисбет Саландер. Юнассон поговорил с Анникой и объяснил ей, что она сможет навещать Лисбет каждый день и проводить с нею по одному часу. Ей разрешалось беседовать с пациенткой или просто сидеть молча, но их беседы, по мере возможности, не должны касаться житейских проблем Лисбет Саландер и предстоящих юридических баталий.
– Лисбет стреляли в голову, и она очень серьезно травмирована, – повторял он. – Думаю, что сейчас она уже вне опасности, но всегда существует риск – могут возобновиться кровотечения и возникнуть осложнения. Ей надо обеспечить покой, только так она сможет выздороветь. А уже после этого начнет решать свои проблемы с законом.
Анника Джаннини признала справедливой логику и аргументы доктора Юнассона. Она провела с Лисбет Саландер несколько абстрактных бесед, в целом лишь очертив контуры их с Микаэлем стратегии. Но, конечно, никакие детали она обсуждать не могла. Лисбет Саландер была так накачана анальгетиками и так обессилена, что часто отключалась прямо посреди разговора.
Драган Арманский разглядывал фотографии, сделанные Кристером Мальмом, на которых двое мужчин выходили из кафе «Копакабана» вслед за Микаэлем Блумквистом. Снимки получились очень качественными.
– Нет, – сказал он. – Я никогда их раньше не видел.
Микаэль кивнул.
Встреча состоялась в понедельник утром в кабинете Арманского в «Милтон секьюрити». Микаэль проскочил в здание через гараж.
– Старший – это Йоран Мортенссон, владелец «вольво». Он преследовал меня не меньше недели, а может быть, даже и больше.
– И вы утверждаете, что он из СЭПО?
Микаэль показал досье, которое он собрал на Мортенссона – оно не требовало никаких комментариев. Арманский колебался: разоблачения Блумквиста вызывали у него противоречивые эмоции.
Никто не спорит: государственная тайная полиция часто попадает впросак – это касается не только шведской СЭПО, но, по всей видимости, и всех других разведывательных служб в мире. Взять хотя бы позорный эпизод, когда французская тайная полиция отправила команду водолазов‑минеров в Новую Зеландию, чтобы взорвать судно «Рейнбоу уорриор», принадлежавшее Гринпису. Эту акцию смело можно расценить как самую дебильную операцию в истории разведки. Сравниться с ней по идиотизму может только причастность президента Никсона к Уотергейтскому скандалу.
Но как можно обойтись без скандалов с такими бездарными командующими? Кстати, ведь об успехах спецслужб никогда не сообщается, но когда случаются провалы или совершаются какие-нибудь глупости, средства массовой информации, как церберы, набрасываются на службу безопасности.
Арманский никогда не мог понять, как шведские газеты относятся к СЭПО.
С одной стороны, СМИ рассматривают СЭПО как незаменимый источник информации, и почти любой политический промах становится поводом для эффектных заголовков: «СЭПО подозревает, что…» Почему-то ссылка на СЭПО сразу придает статье вес и авторитет.
С другой стороны, и СМИ, и политики разных уровней дружно набрасываются на сотрудников СЭПО, которые следят за шведскими гражданами, – если их, конечно, на этом деле поймают. И именно это противоречие внушало Арманскому сомнения в здравомыслии как политиков, так и СМИ.
Собственно говоря, сам по себе факт существования СЭПО Арманского ничуть не раздражал. Ведь должен же кто-нибудь следить за тем, чтобы спятившие национал-большевики, которые начитались Бакунина – или какого там еще там черта читают неонацисты, – не соорудили бомбу из минеральных удобрений с нефтью и не разместили ее в фургоне перед резиденцией Росенбада[34]. Следовательно, необходимость таких организаций, как СЭПО, нельзя отрицать, и Арманский считал, что присматривать за некоторыми гражданами во имя интересов всеобщей безопасности вполне уместно.
Проблема, естественно, заключается в том, что организация, призванная следить за гражданами, должна находиться под самым неусыпным общественным контролем, и к тому же за ней следует осуществлять строгий конституционный надзор. А деятельность СЭПО на практике оказывалась вне зоны доступа политиков и членов Риксдага, даже когда премьер-министр назначал специального инспектора, которому на бумаге предоставлялись все права. Арманскому давали почитать книгу Карла Линдбума «Поручение», и он был буквально потрясен. В США десяток руководителей СЭПО незамедлительно арестовали бы за обструкцию и подвергли бы публичным допросам комиссии Конгресса. В Швеции же они явно оставались за пределами критики.
Случай Лисбет Саландер продемонстрировал: что-то не в порядке с этой организацией. Впрочем, когда Микаэль Блумквист пришел и вручил Драгану Арманскому мобильный телефон, свободный от прослушки, тот решил, что журналист сошел с ума. Но после того как он углубился в детали и изучил снимки Кристера Мальма, ему пришлось с неохотой признаться, что подозрения Блумквиста небеспочвенны. Это не предвещало ничего хорошего и означало, что заговор против Лисбет Саландер, предпринятый пятнадцать лет назад, не был случайным эпизодом.
Для случайности тут было слишком много совпадений. Допустим, что Залаченко мог стать жертвой параноика и одержимого диссидента. Но почему-то почти одновременно у Микаэля Блумквиста и у Анники Джаннини похищают документы, составляющие основу доказательной базы. Это уже умысел. К тому же, ключевого свидетеля Гуннара Бьёрка обнаружили повешенным.
– Хорошо, – сказал Арманский и забрал у Микаэля документы. – Значит, вы не возражаете, чтобы я передал это моему доверенному лицу?
– Значит, вы доверяете ему?
– Я знаю, что он безусловный приверженец демократии и придерживается высоких этических принципов.
– В СЭПО? – спросил Микаэль Блумквист с откровенным сомнением в голосе.
– Нам с вами все же придется найти точки соприкосновения. Мы с Хольгером Пальмгреном одобрили ваш план и сотрудничаем с вами, но я по-прежнему утверждаю, что собственными силами мы не справимся. Чтобы избежать плачевного финала, мы должны найти союзников среди властных структур.
– О’кей, – нехотя согласился Микаэль. – По правде сказать, я не привык делиться информацией о материале до того, как его опубликуют.
– Но ведь вы уже сделали это. Вы уже все рассказали – мне, своей сестре и Пальмгрену.
Микаэль кивнул.
– Вы поделились информацией, поскольку понимаете, что это дело выходит далеко за рамки статьи в вашем журнале. В данном случае вы не просто объективный репортер, а действующее лицо в цепочке событий.
Блумквист снова кивнул.
– И как действующему лицу вам требуется помощь, чтобы достичь поставленной цели.
Микаэль кивнул в третий раз. В любом случае, он не рассказал всего, что знал, ни Арманскому, ни Аннике Джаннини. У него по-прежнему имелись тайны от всего прочего человечества, которые он мог доверить только Лисбет Саландер. Он пожал Арманскому руку.
Глава 9
Среда, 4 мая
Эрика Бергер приступила к работе в качестве практикующего главного редактора и проработала в этом качестве только три дня. Действующий главный редактор «Свенска моргонпостен» Хокан Морандер скончался прямо в офисе, в середине рабочего дня. Он все утро просидел в своей стеклянной клетке, а Эрика вместе с ответственным секретарем Петером Фредрикссоном проводила совещание со спортивной редакцией. Она хотела познакомиться с сотрудниками и вникнуть в технологию их работы. Сорокапятилетний Фредрикссон считался, как и Эрика, относительным новичком в «Свенска моргонпостен», – он проработал здесь всего четыре года. Эрике он казался сдержанным, компетентным в самых разных вопросах и достойным человеком, поэтому она решила, что, когда приступит к командованию кораблем, будет во многом полагаться на его мнение. Значительную часть рабочего времени она прикидывала, на кого сможет опираться и кого сразу привлечет к руководящему звену. Фредрикссон, безусловно, входил в число кандидатов.