Тем не менее именно ее жизнь сейчас стала предметом сплетен и пересудов, и ей приходится объясняться и просить прощения за то, что она защищала себя.
Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое.
В конце концов, главное обрести внутреннее равновесие. Лисбет и не рассчитывала, что кто-нибудь станет ей другом. Анника Чертова Джаннини наверняка выступает на ее стороне, но ее дружба носит профессиональный характер, поскольку она – адвокат Лисбет. А еще где-то болтается Калле Чертов Блумквист… Анника довольно сдержанно высказывалась о брате, а Лисбет никогда о нем и не спрашивала. Она и не рассчитывала, что он будет ею интересоваться – после того, как будет раскрыто убийство Дага Свенссона и он получит долгожданный материал.
Ее интересовало, что о ней думает Драган Арманский, после всего того, что случилось.
Ей было бы любопытно узнать, как оценивает ситуацию Хольгер Пальмгрен.
Анника Джаннини уверяла, что они оба – на ее стороне, в ее углу ринга, но это ведь только слова. Они ничего не могут сделать, чтобы решить ее приватные проблемы.
Лисбет задумалась о том, какие чувства испытывает к ней Мириам By.
Задумалась она и том, как относится к себе самой, и пришла к выводу, что собственная жизнь ей в целом безразлична.
Внезапно к ней ворвались – охранник вставил ключ в замок и впустил к ней в палату доктора Андерса Юнассона.
– Добрый вечер, фрёкен Саландер. Как ваше самочувствие сегодня?
– О’кей, – ответила она.
Врач проверил ее журнал и убедился в том, что у нее нормальная температура. Лисбет привыкла к тому, что доктор навещает ее пару раз в неделю. Из всех людей, которые появлялись у нее и показывали на нее пальцем, только к нему она испытывала определенную долю доверия. Лисбет ни разу не заметила, чтобы он на нее подозрительно косился. Он заходил к ней в палату, перекидывался с ней парой фраз и проверял, как ее физическое самочувствие. Он не задавал никаких вопросов о Рональде Нидермане или Александре Залаченко, не спрашивал, все ли у нее в порядке с головой и почему полиция держит ее взаперти. Его, похоже, интересовало лишь, как функционируют ее мышцы, в каком состоянии находится ее рана и каково ее самочувствие в целом.
К тому же ему пришлось копаться у нее в мозгу в самом прямом, физическом смысле. А она считала, что человек, который копался в твоем мозгу, заслуживает уважения. К своему удивлению, она обнаружила, что воспринимает визиты Андерса Юнассона без неприязни, несмотря на то, что он ее щупал и анализировал графики ее температурных показателей.
– Не возражаешь, если я тебя осмотрю?
Он провел обычный осмотр – посмотрел ее зрачки, послушал дыхание, и измерил пульс. А потом взглянул на анализы крови и проверил показатели РОЭ.
– Как мои дела? – поинтересовалась Лисбет.
– Ты идешь на поправку, но надо больше внимания уделять гимнастике. И ты расчесываешь раны на голове. Прекращай!
Юнассон сделал паузу.
– Можно задать тебе личный вопрос?
Она покосилась на него.
Врач дождался, чтобы она кивнула.
– Эта татуировка с драконом… Я не видел ее целиком, но судя по всему, она огромная и покрывает бо́льшую часть спины. Зачем ты ее себе сделала?
– А ты ее не видел?
Он вдруг улыбнулся.
– Я видел ее, но только мельком. Когда ты находилась в моем обществе без одежды, мне некогда было на тебя смотреть – я останавливал кровотечение, извлекал из тебя пули и тому подобное.
– Но почему тебя это интересует?
– Из чистого любопытства.
Лисбет Саландер задумалась. В конце концов она посмотрела на него.
– Я сделала ее по личным соображениям, о которых мне не хотелось бы распространяться.
Андерс Юнассон задумчиво кивнул.
– О’кей. Извини, что спросил.
– Хочешь на нее посмотреть?
Он явно удивился.
– А почему бы и нет.
Лисбет повернулась к нему спиной и задрала рубашку на голову, при этом она встала так, чтобы свет от окна освещал ее спину. Андерс Юнассон убедился, что дракон располагается на правой стороне спины. Он начинался высоко на плече и заканчивался на бедре, куда закруглялась часть хвоста. Татуировка была эффектной и профессионально выполненной и выглядела как настоящее произведение искусства.
Через некоторое время Лисбет повернула голову.
– Ну и как? Теперь ты доволен?
– Очень красиво. Но должно быть, тебе пришлось выдержать адскую боль.
– Ну да, – призналась она. – Было больно.
Андерс Юнассон покидал палату Лисбет Саландер в некотором замешательстве. Ее физическое состояние его вполне устраивало, но он никак не мог понять эту чудаковатую девушку. Для того, чтобы прийти к выводу, что она пребывает в душевном кризисе, не требовалось сдавать магистерский экзамен по психологии. Разговаривала она с ним относительно любезно, но никакого доверия не испытывала. Андерс знал, что она ведет себя вежливо и по отношению к остальному персоналу, но наглухо замолкает, когда ее посещают полицейские. Саландер демонстрировала замкнутость и постоянно держалась от окружающих на расстоянии.
Полиция держала ее под прицелом, а прокурор намеревался предъявить ей обвинения в попытке убийства и нанесении тяжкого вреда здоровью. Андерс Юнассон просто никак не мог поверить в то, что такая хрупкая субтильная девушка обладала такой физической силой, чтобы предпринять действия, сопряженные с грубым насилием, да еще и по отношению к взрослому мужчине.
О драконе он спросил в основном для того, чтобы найти какую-нибудь личную тему для разговора. На самом деле его не слишком-то интересовало, зачем она себя так разукрасила, но он предполагал, что раз Лисбет решилась нанести на себя такую эпическую татуировку, то это имело для нее какое-то особое значение. Так что эта тема казалась вполне подходящей для того, чтобы завязать разговор.
Юнассон начал посещать ее два раза в неделю. Вообще-то он не обязан был это делать – ее лечащим врачом считалась доктор Хелена Эндрин. В то же время Андерс возглавлял отделение травматологии и чрезвычайно гордился своим успехом в ту ночь, когда Лисбет Саландер привезли в больницу. Он принял безошибочное решение, когда предпочел извлечь пулю, и, судя по всему, у Саландер после ранения не возникло никаких осложнений вроде провалов в памяти, ограничения физических функций и прочих признаков инвалидности. Если процесс ее выздоровления продолжится без всяких аномалий, то она покинет больницу с рубцом на голове, но без каких-либо тяжелых последствий. Но, конечно, о том, какие рубцы образовались у нее в душе, он судить не мог.
Подойдя к своему кабинету, врач обнаружил, что возле двери, прислонившись к стене, стоит мужчина в темном пиджаке, с всклокоченной шевелюрой и холеной бородой.
– Доктор Юнассон?
– Да.
– Здравствуйте, меня зовут Петер Телеборьян. Я главный врач психиатрической клиники Святого Стефана в Уппсале.
– Конечно, я вас знаю.
– Приятно слышать. Если у вас найдется время, я хотел бы с вами поговорить.
Андерс Юнассон открыл дверь в свой кабинет.
– Чем я могу быть вам полезен? – поинтересовался он.
– Речь идет об одной из ваших пациенток. О Лисбет Саландер. Мне нужно ее повидать.
– Вот как? В таком случае вам необходимо попросить разрешения у прокурора. Она находится под следствием, и посетители к ней не допускаются. Посещения надо также заранее согласовывать с адвокатом Лисбет Саландер…
– Да-да, я в курсе. Я подумал, что мы с вами сможем обойтись без бюрократических формальностей. Поскольку я врач, вы могли бы пропустить меня к ней по чисто медицинским показаниям.
– В принципе, такая мотивировка вполне уместна. И все же я не совсем понимаю, чем обязан вашему визиту.
– Когда Лисбет Саландер находилась на стационарном лечении в клинике Святого Стефана, я несколько лет был ее психиатром. Я наблюдал за ней до восемнадцати лет, когда по решению суда ее выпустили из интерната – правда, под присмотр опекуна. Следует заметить, что я, естественно, был против этого. С тех пор ей фактически предоставили полную свободу, и сегодня мы наблюдаем результат.
– Понимаю, – сказал Андерс Юнассон.
– Я по-прежнему считаю себя ответственным за нее и хотел бы иметь возможность сравнить, насколько ухудшилось ее состояние за последние десять лет.
– Ухудшилось?
– По сравнению с тем периодом, когда она получала квалифицированную помощь. Я полагал, что, как коллеги, мы всегда сможем договориться и прийти к согласию…
– Кстати, пока я не забыл… Возможно, как коллега коллеге, вы поможете мне разобраться в одном вопросе. Когда она поступила в Сальгренскую больницу, я решил полностью обследовать ее, чтобы составить исчерпывающую картину ее состояния здоровья. Один коллега запросил судебно-медицинское заключение по поводу Лисбет Саландер, написанное неким доктором Йеспером X. Лёдерманом.
– Совершенно верно. Йеспер писал докторскую диссертацию под моим научным руководством.
– Ясно. Но по-моему, судебно-медицинское заключение составлено очень расплывчато.
– Неужели?
– Оно не содержит никакого диагноза и производит впечатление академических выводов о состоянии пациента, который упорно молчит.
Петер Телеборьян засмеялся.
– Да, с нею нелегко. Как следует из заключения, она последовательно отказывалась разговаривать с Лёдерманом, в результате чему ему пришлось выражаться неопределенно. И это вполне оправданно.
– Согласен. Но, тем не менее, в заключении рекомендовалось поместить ее в интернат.
– Эта рекомендация опиралась на предшествующую историю Лисбет Саландер. Ведь за многие годы у нас накопился опыт наблюдений за ее болезненным состоянием.
– Вот этого-то я никак и не могу понять. Когда она к нам поступила, мы пытались получить из клиники Святого Стефана копию ее журнала, но до сих пор не получили.
– Сожалею, но по решению суда на документ наложен гриф секретности.
– Понимаю. Однако как же мы здесь можем обеспечить ей надлежащий уход, если нам не дают доступа к ее журналу? Ведь сейчас медицинскую ответственность за нее несем мы.