В то же время Монике казалось, что в «Миллениуме» что-то изменилось. Журнал вдруг стал чужим. Что случилось конкретно, она не могла даже объяснить.
Микаэль Блумквист как обычно, вел себя совершенно безответственно, он то и дело отправлялся в какие-то таинственные поездки и появлялся на работе, когда ему заблагорассудится. И хотя он являлся совладельцем «Миллениума» и мог сам определять, что и когда ему делать, но все-таки и ему не мешало бы проявлять чуть больше дисциплинированности.
Кристер Мальм считался вторым совладельцем в журнале, но толку от него было мало, независимо от того, находился ли он на рабочем месте или в отпуске. Безусловно, он был одарен и вполне мог справляться с функциями главного редактора, если Эрика оказывалась очень занята или уезжала в отпуск. Но Кристер в основном выполнял решения, принятые кем-то другим. Он был незаменим, когда речь шла о графическом дизайне или о презентациях, но совершенно беспомощен, когда нужно было спланировать номер журнала.
Моника Нильссон нахмурилась.
Нет, она все же несправедлива. Ее раздражало то, что ситуация в редакции каким-то образом изменилась – сотрудники журнала больше не были единой неделимой командой, как раньше. Микаэль работал с Малин и Хенри, а все остальные как бы оказывались побоку. Эти трое объединилсь, они образовали некий внутренний круг, запирались в кабинете Эрики… то есть в кабинете Малин, – а когда выходили оттуда, то хранили полное молчание. При Эрике редакция была очень дружным коллективом. Моника не понимала, что произошло, но чувствовала, что ее не посвящают в тайны и не принимают в расчет.
Микаэль работал над историей Саландер, но никто не услышал от него даже намека, о чем там идет речь. С другой стороны, ничего необычного в этом не было. Когда-то он так же молчал и про Веннерстрёма – даже Эрика ничего не знала об этом проекте. Но на этот раз у него в доверенных лицах оказались Хенри и Малин.
Словом, Моника испытывала раздражение. Ей требовался отпуск. Ее тянуло хотя бы на короткое время вырваться на свободу. Она увидела, что Хенри Кортес натягивает вельветовый пиджак.
– Я ненадолго уйду, – сказал он. – Передай, пожалуйста, Малин, что меня не будет часа два.
– Что-то важное?
– Думаю, у меня наклевывается материал. Действительно хороший материал. Об унитазах. Я хочу кое-что проверить, но, если все сойдется, у нас будет отличная статья для июньского номера.
– Об унитазах? – переспросила изумленная Моника Нильссон, глядя ему вслед.
Эрика Бергер стиснула зубы и отправила на распечатку статью о приближающемся суде над Лисбет Саландер. Это была небольшая заметка в два столбца, предназначенная для пятой полосы, на которую обычно помещали новости о внутренней жизни. Был четверг, часы показывали 15.30. Она проработала в «Свенска моргонпостен» двенадцать дней.
Эрика минуту смотрела на текст, потом нахмурилась, подняла трубку и позвонила шефу информационного отдела Андерсу Хольму.
– Привет. Это Бергер. Не могли бы вы найти репортера Юханнеса Фриска и сразу же прийти вместе с ним ко мне в кабинет?
Она положила трубку и терпеливо ждала, пока в стеклянной клетке не появился Хольм, ведя за собой Юханнеса Фриска.
Эрика взглянула на наручные часы.
– Двадцать две, – сказала она.
– Что? – спросил Хольм.
– Двадцать две минуты. Вам потребовалось двадцать две минуты, чтобы встать из-за стола, пройти пятнадцать метров до Юханнеса Фриска и заявиться вместе с ним ко мне.
– Вы не сказали, что это срочно. Я очень занят.
– Но я и не сказала, что это может подождать. Я распорядилась, чтобы вы вместе с Юханнесом Фриском зашли ко мне в кабинет. Я сказала «сразу» и имела в виду «сразу», а не вечером, и не на следующей неделе, и не тогда, когда вам заблагорассудится оторвать свою задницу от стула.
– Послушайте, я считаю…
– Закройте дверь.
Эрика подождала, пока Андерс Хольм закроет за собой дверь.
Тем временем она молча изучала его. Он, без сомнения, очень компетентный шеф отдела информации, в его задачи входит следить за тем, чтобы страницы «Свенска моргонпостен» ежедневно заполнялись текстами – качественно написанными и расположенными в том порядке, о котором договаривались на утренней летучке. Хольму ежедневно приходилось жонглировать колоссальным количеством рабочих задач. Он делал это, не роняя ни одного мяча.
Проблема с Андерсом Хольмом заключалась в том, что он постоянно игнорировал решения, которые принимала Эрика. В течение двух недель она пыталась найти к нему подход. Пыталась убеждать его, действовала методом директив, уговаривала одуматься – в общем, использовала методы кнута и пряника. Она хотела донести до него свою точку зрения на газету.
Но без толку.
Текст, который она отвергала во второй половине дня, все равно попадал в газету вечером, когда Эрика уходила домой. «У нас выпала одна статья, и образовалась дыра, которую мне пришлось заполнять».
Заголовок, который одобряла Эрика, внезапно забраковывался и заменялся совершенно другим. При этом выбор не всегда оказывался неверным, но с нею не обсуждался.
Все делалось демонстративно и с вызовом.
Причем, как правило, речь шла о мелочах. Например, редакционное совещание внезапно переносилось с 14.00 на 13.30, а ее не информировали, и когда она наконец появлялась, большинство решений уже было принято. «Извините, я не успел вам сообщить».
Эрика Бергер не могла понять, почему Андерс Хольм занял такую позицию по отношению к ней, но уже убедилась, что дипломатические приемы на него не действуют. Она пока не привлекала к обсуждению этого вопроса других сотрудников редакции, пытаясь решить этот вопрос между ними двоими. Но результат оказался нулевым, поэтому настало время высказаться отчетливее, на этот раз в присутствии сотрудника Юханнеса Фриска, с тем расчетом, чтобы содержание дискуссии непременно стало известно всей редакции.
– В самом начале моей работы здесь я сказала, что у меня имеется особый интерес ко всему, что касается Лисбет Саландер. Я объяснила, что хочу заранее иметь информацию обо всех готовящихся статьях и намерена просматривать и лично одобрять все, что запланировано к публикации. Я напоминала вам об этом практически при каждом удобном случае, и в последний раз – на совещании в прошлую пятницу. Какая часть данной инструкции осталась вам непонятной?
– Все планируемые или готовящиеся к печати тексты упоминаются в ежедневной служебной записке в нашей интрасети. Они всегда пересылаются на ваш компьютер. Вас все время информируют.
– Пустая болтовня. Когда мне сегодня утром бросили «Свенска моргонпостен» в почтовый ящик, там на самом видном месте для новостей красовалось три столбца о Саландер и о ситуации вокруг Сталлархольма.
– Этот текст написала Маргарета Орринг. Она работает у нас внештатно и сдала статью только вчера около семи часов вечера.
– Маргарета Орринг позвонила с предложением написать эту статью еще в одиннадцать утра. Вы одобрили эту идею и поручили ей работать над статьей около половины двенадцатого. А на совещании в два часа дня вы ни словом об этом не упомянули.
– Но ведь все эти сведения присутствуют в ежедневной служебной записке.
– Неужели? Там значится следующее: «Маргарета Орринг, интервью с прокурором Мартиной Франссон. Тема: в Сёдертелье обнаружены наркотики».
– Основным материалом и было интервью с Мартиной Франссон по поводу конфискации анаболических стероидов, и в связи с этим был задержан потенциальный покупатель из «Свавельшё МК».
– Вот именно. А в служебной записке нет ни слова о «Свавельшё МК» или о том, что в интервью речь пойдет о Магге Лундине и Сталлархольме, и тем самым о расследовании дела Лисбет Саландер.
– Полагаю, что эти факты всплыли уже по ходу интервью…
– Андерс, я не могу понять почему, но вы лжете мне прямо в глаза. Я разговаривала с Маргаретой Орринг, автором статьи. Она изложила вам четкий план интервью.
– Сожалею, но я не понял, что фокус будет направлен на Саландер. А текст я получил поздно вечером. Что же мне было делать? Снимать весь материал? А ведь Орринг представила очень занимательный текст…
– Тут мы с вами сходимся – текст замечательный. Тем самым это уже ваша третья ложь примерно за три минуты. Орринг представила текст в пятнадцать часов двадцать минут, то есть задолго до того, как я около шести часов ушла домой.
– Бергер, мне не нравится ваш тон.
– Замечательно. В таком случае я могу сообщить вам, что не одобряю ни вашего тона, ни ваших трюков, ни вашей лжи.
– Это звучит так, будто вы подозреваете, что я плету против вас интриги.
– Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос. Теперь перейдем ко второму пункту. Сегодня у меня на письменном столе появляется текст Юханнеса Фриска. Я не помню, чтобы мы обсуждали его на летучке в два часа. Как же так получилось, что один из наших сотрудников целый день работает над материалом о Саландер, а мне об этом ничего не известно?
Юханнес Фриск заерзал.
– Значит, так… Мы делаем газету, и вполне естественно, что в портфеле есть сотни текстов, о которых вам неизвестно. У нас в «Свенска моргонпостен» существует определенный рабочий график, к которому все должны приспосабливаться. У меня нет ни времени, ни возможности разбираться с некоторыми текстами особым образом.
– А я не просила вас разбираться с некоторыми текстами особым образом. Я требовала, чтобы, во‑первых, меня информировали обо всем, что затрагивает дело Саландер, и, во‑вторых, чтобы без моего одобрения на эту тему ничего не публиковалось. Спрашиваю еще раз, какую часть данной инструкции вы так и не поняли?
Хольм вздохнул и скорчил мину страдальца.
– О’кей, – сказала Эрика. – Тогда простите меня за прямоту. Я не намерена и дальше склочничать с вами. Посмотрим, дойдет ли до вас следующий пассаж. Если подобное повторится еще раз, я сниму вас с должности шефа информационного отдела. Это станет сенсацией и сотрясет журналистский муравейник, но в конце концов вам придется сидеть и редактировать семейную страницу, страницу с комиксами или что-нибудь подобное. Я не могу себе позволить иметь на должности шефа информационного отдела человека, на которого не могу полагаться, человека, который не соблюдает корпоративный этикет и не выполняет мои распоряжения. Вам все понятно?