Андерс Хольм развел руками, в знак того, что считает обвинения Эрики Бергер беспочвенными.
– Вы меня поняли? Да или нет?
– Я слышу, что вы говорите.
– Я спросила, понимаете ли вы меня? Да или нет?
– Неужели вы действительно думаете, что вам это позволят? Газета выходит, потому что я и другие винтики механизма работаем на износ. Правление будет…
– Правление пойдет мне навстречу. Я нахожусь здесь для того, чтобы обновить газету. У меня есть четко сформулированная задача, которая подробно обсуждалась, и меня наделили правом проводить кадровые ротации на уровне руководителей. Я хочу избавиться от мертвечины и привнести в газету свежую кровь. А вы, Хольм, определенно кажетесь мне мертвечиной.
Она умолкла.
Андерс Хольм метнул в нее грозный взгляд. Он был взбешен.
– Это все, – сказала Бергер. – Я предлагаю вам хорошенько подумать обо всем том, о чем мы сегодня поговорили.
– Я не считаю…
– Это ваше право. Всё. Вы свободны.
Хольм развернулся и покинул стеклянную клетку. Эрика смотрела, как он удаляется через редакционный зал по направлению к кафе. Юханнес Фриск поднялся с тем, что последовать за ним.
– Юханнес, а вас я пока не отпустила. Сядьте.
Эрика взяла его статью и еще раз пробежала ее глазами.
– Насколько я понимаю, вы работаете здесь временно?
– Да. Я проработал пять месяцев, и мне осталось доработать как раз последнюю неделю.
– Сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Простите меня! Сожалею, что вам пришлось стать свидетелем сцены, как мы с Хольмом сцепились. Расскажите о вашем материале.
– Сегодня утром я получил сигнал и поделился сведениями с Хольмом. Он сказал, чтобы я вплотную занялся этим вопросом.
– О’кей. Здесь речь идет о том, что полиция проверяет, замешана ли Лисбет Саландер в продаже анаболических стероидов. Этот материал как-то связан со вчерашней статьей из Сёдертелье, где тоже обнаружили анаболики?
– Насколько мне известно, нет. Эта история с анаболиками имеет отношение к ее контактам с боксером Паоло Роберто и его знакомыми.
– Разве Паоло Роберто как-то связан с торговлей анаболиками?
– Что вы! Нет, разумеется, нет. Просто речь идет в основном о боксерской среде. Саландер занимается боксом в одном из клубов района Сёдер, где тусуются разные темные личности. Но ведь я излагаю точку зрения полиции, а не свою. Просто им вдруг пришло в голову, что Саландер может быть причастна к торговле анаболиками.
– Значит, материал основан не на реальных фактах, а на слухах и домыслах?
– Скорее, это не слухи, а версия полиции. Правы они или нет, я не могу судить.
– О’кей, Юханнес. Я хочу, чтобы вы понимали – то, что я сейчас с вами обсуждаю, никак не связано с моими отношениями с Андерсом Хольмом. Я считаю вас одаренным журналистом. Вы хорошо пишете и умеете выделять важные детали. Иными словами, статья интересная. Проблема заключается лишь в том, что я не верю в то, что там написано.
– Уверяю вас, я ничего не приврал.
– Я объясню вам, почему статья вызывает у меня сомнения в достоверности. Откуда поступили сведения?
– Из источника в полиции.
– От кого именно?
Юханнес Фриск усомнился, это была вполне естественная реакция. Как и любой журналист в любой точке мира, он не хотел называть свой источник. С другой стороны, Эрика Бергер – главный редактор и имеет полное право требовать от него такую информацию.
– От полицейского из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями, по имени Ханс Фасте.
– Кто кому звонил: он вам или вы ему?
– Он позвонил мне.
Эрика кивнула.
– А почему, как вы думаете, он решил вам позвонить?
– Я пару раз брал у него интервью, когда разыскивали Лисбет Саландер. Тогда мы и познакомились.
– И он знает, что вам двадцать семь лет, что вы временный сотрудник и что через вас он может предать гласности информацию, с подачи прокурора…
– Да, я все это понимаю. Но ко мне поступил сигнал из следственного отдела полиции; я поехал, попил кофе с Фасте, и он выдал мне информацию. Я процитировал его дословно. Разве я сделал что-то не так?
– Я уверена, что вы все точно процитировали. Дальше должно было произойти следующее: вы делитесь информацией с Андерсом Хольмом, который идет ко мне в кабинет, объясняет ситуацию, и мы вместе решаем, как нам поступить.
– Понимаю. Но я…
– Вы передали материал Хольму, который возглавляет информационный отдел. И поступили правильно. Это Хольм нарушил процедуру. Но давайте все же проанализируем ваш текст. Во‑первых, почему Фасте заинтересован, чтобы эта информация просочилась в прессу?
Юханнес Фриск пожал плечами.
– Вы не знаете, или вам все равно?
– Я не знаю.
– О’кей. Если я начну утверждать, что материал в целом – клевета и Саландер не имеет никакого отношения к анаболическим стероидам, что вы на это скажете?
– Я не смог бы доказать обратное.
– Вот именно. Значит, вы полагаете, что мы должны опубликовать материал, который, возможно, не соответствует действительности, только потому, что мы не имеем доказательств обратного?
– Нет, как журналисты, мы несем ответственность. Но ведь нам всегда приходится балансировать. Мы не можем отказываться от публикации, если у нас есть источник, который высказывает свои мнения.
– Это из области философии. Мы можем спросить, почему источник хочет опубликовать ту или иную конкретную информацию. Позвольте объяснить вам, почему я распорядилась, чтобы вся информация о Саландер проходила через мой письменный стол. Дело в том, что ни у кого в «Свенска моргонпостен» не имеется столько сведений по данной теме, кроме меня. Юридическая редакция в курсе того, что я владею эксклюзивной информацией на эту тему и не имею права ею ни с кем делиться. «Миллениум» будет публиковать материал, который я, согласно контракту, не имею права разглашать в «Свенска моргонпостен», несмотря на то, что я здесь работаю. Информацию я получила, будучи главным редактором «Миллениума», и в настоящий момент я оказалась между двух стульев. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да.
– И мои сведения из «Миллениума» позволяют мне категорически утверждать, что данный материал – клевета, целью которой является навредить Лисбет Саландер накануне судебного процесса.
– Навредить Лисбет Саландер нелегко, если иметь в виду уже все сделанные разоблачения…
– Эти разоблачения в основном строятся на домыслах и искажении фактов. Ханс Фасте – один из главных фальсификаторов; он постоянно утверждает, что Лисбет Саландер страдает паранойей и что она склонная к насилию лесбиянка, увлекающаяся сатанизмом и нетрадиционным сексом. Средства массовой информации приняли всерьез фальшивку Фасте только потому, что источник казался им серьезным, а писать о сексе всегда увлекательно. Теперь он продолжает свою клеветническую кампанию под новым углом, стремясь еще больше опорочить Лисбет Саландер в глазах общественности, и хочет, чтобы «Свенска моргонпостен» ему в этом способствовала. Извините, но пока я здесь, этому не бывать.
– Я понимаю.
– Правда? Отлично. Тогда я могу подытожить все сказанное одной фразой. Журналист обязан подвергать сомнению и критически оценивать – а не просто повторять – сведения, из какого бы высокопоставленного источника в государственных структурах они ни исходили. Вы пишете хорошо, но этот талант полностью обесценивается, если вы забываете об азах профессии.
– Я понял.
– Я собираюсь снять вашу статью.
– О’кей.
– Она не годится. Я не доверяю ее содержанию.
– Понятно.
– Но это не означает, что я не доверяю вам.
– Спасибо.
– Поэтому я собираюсь вернуть вас на рабочее место и предложить вам новое задание.
– Вот как?
– По условиям моего контракта с «Миллениумом» я не могу разглашать сведения, известные мне о деле Саландер. Вместе с тем я являюсь главным редактором газеты, которая может проиграть профессиональный забег, поскольку не обладает имеющейся у меня информацией.
– Вот как…
– А этого допускать нельзя. Ситуация просто уникальная и касается исключительно Саландер. Поэтому я решила выбрать репортера, которому буду помогать двигаться в нужном направлении, чтобы публикация «Миллениума» не застала нас врасплох.
– А вы думаете, что «Миллениум» опубликует о Саландер что-нибудь неожиданное?
– Я не думаю, я знаю. «Миллениум» придерживает сенсацию, которая перевернет всю историю Саландер с ног на голову. И я просто не нахожу себе места от того, что не могу дать этому материалу ход. Однако делать нечего…
– Но вы утверждаете, что снимете мой текст, поскольку знаете, что он не соответствует… То есть тем самым вы утверждаете, что в материале имеется нечто такое, что упустили все остальные журналисты?
– Точно.
– Извините, но трудно поверить в то, что все шведские массмедиа угодили в такую ловушку…
– Лисбет Саландер стала объектом массированной кампании в СМИ. А в таких случаях стандартные правила перестают действовать, и в прессу может попасть любая «утка».
– То есть вы хотите сказать, что Саландер совсем не такая, какой ее изображают?
– Попробуйте представить себе, что она не виновата в том, в чем ее обвиняют, и что ее образ, созданный прессой, – просто фейк, и что тут задействованы совсем другие силы, чем те, о которых нам пока известно.
– Вы уверены в том, что говорите?
Эрика Бергер кивнула.
– И, следовательно, то, что я пытался опубликовать, является просто продолжением кампании против нее?
– Именно.
– Но вы не можете открыть карты?
– Не могу.
Юханнес Фриск всерьез призадумался. Эрика Бергер ждала его реакции.
– О’кей… Что я должен сделать?
– Возвращайтесь на свое рабочее место и начинайте размышлять над другой версией. И не торопитесь; я бы хотела иметь возможность непосредственно перед началом судебного процесса опубликовать развернутый материал – пусть даже на целую полосу, – где будут проанализированы разные утверждения, высказанные в адрес Лисбет Саландер. Начните с прочтения всех газетных и журнальных статей и составьте перечень всего, что о ней говорили. И тестируйте каждое отдельное утверждение «сывороткой правды».