О, господи… Так он действует по поручению правительства. Ни в коем случае нельзя допустить утечку, иначе разразится политическая катастрофа.
Нюстрём отметил, что Экстрём проглотил наживку.
– Я могу оказать вам информационную помощь. Мне предоставлены очень широкие полномочия, и я могу, по собственному усмотрению, предоставить вам материалы, которые принадлежат к числу самых засекреченных в нашей стране.
– Вот как…
– Это означает, что если у вас возникнут вопросы по любому поводу, вам следует обращаться ко мне. Вы не должны контактировать ни с кем другим из Службы безопасности, кроме меня. Мне поручено стать вашим гидом по этому лабиринту, и если возникнет конфликт интересов, мы с вами должны найти решение совместными усилиями.
– Понятно. В таком случае я хотел бы выразить вам и вашим коллегам благодарность за то, что вы готовы облегчить мою задачу.
– Мы хотели бы, чтобы судебный процесс, несмотря на всю сложность ситуации, все-таки состоялся.
– Хорошо. Заверяю вас, что буду проявлять особую деликатность. Мне ведь не впервые приходится иметь дело с засекреченной информацией…
– Да, нам это прекрасно известно.
У Экстрёма возникло множество вопросов, которые Нюстрём педантично записал, а потом постарался, по мере возможности, на них ответить. Во время третьего визита Экстрёму предстояло получить ответы еще на несколько вопросов, и главный из них звучал так: что на самом деле представляет собой отчет Бьёрка от 1991 года?
– Это очень проблематично, – сказал Нюстрём.
Он и вправду выглядел очень озабоченным.
– Хотелось бы заметить, что с тех пор как этот отчет всплыл на поверхность, у нас почти круглосуточно работала аналитическая группа, и она пыталась выяснить, что именно произошло. Сейчас мы уже приближаемся к тому, чтобы сделать выводы. И выводы эти крайне негативные.
– Это вполне объяснимо – ведь, согласно отчету, Служба безопасности вступила в сговор с психиатром Петером Телеборьяном с целью поместить Лисбет Саландер в психиатрическую клинику.
– Если бы все было так просто, – сказал Нюстрём и усмехнулся.
– Просто?
– Ну да. Если бы все обстояло именно так просто… Любое совершенное преступление должно повлечь за собой возбуждение уголовного дела. И должно быть осуждено. Но в том-то и заключается проблема, что этот отчет не соответствует имеющимся в нашем архиве документам.
– Что вы имеете в виду?
Нюстрём достал и раскрыл синюю папку.
– У меня здесь имеется настоящий отчет, написанный Гуннаром Бьёрком в девяносто первом году. Здесь есть также оригиналы писем, которыми он обменивался с Телеборьяном и которые хранились в нашем архиве. Проблема в том, что эти две версии не совпадают.
– Объясните.
– К несчастью, Бьёрк повесился. Мы предполагаем, что это связано с разоблачением его сексуальных «гастролей». «Миллениум» собирался предать дело огласке, и Бьёрк впал в такой ступор, что предпочел покончить с собой.
– Да…
– В оригинале отчета содержится расследование попытки Лисбет Саландер убить отца, Александра Залаченко, при помощи зажигательной бомбы. Первые тридцать страниц расследования, которые обнаружены Блумквистом, соответствуют оригиналу. Там не содержится ничего примечательного. Только на странице тридцать три, где Бьёрк делает выводы и дает рекомендации, возникают расхождения.
– То есть как это?
– В оригинальной версии Бьёрк дает пять четких рекомендаций. К чему скрывать, что в частности он советует не предавать дело Залаченко огласке в СМИ и тому подобное… Бьёрк предлагает, чтобы Залаченко – он ведь получил тяжелые ожоги – проходил реабилитацию за границей. И так далее. Он предлагает также обеспечить Лисбет Саландер самое лучшее психиатрическое лечение.
– Вот как…
– Проблема заключается как раз в том, что в текст были внесены некоторые незначительные изменения. Например, на странице тридцать четыре появляется абзац, в котором Бьёрк будто бы предлагает признать Саландер психически больной, – тогда ее высказываниям не будут доверять, если кто-нибудь начнет задавать вопросы о Залаченко.
– А в оригинале этого нет?
– Вот именно. Гуннар Бьёрк никогда ничего подобного не предлагал. К тому же, это было бы противозаконным. Он предлагал, чтобы ее отправили на лечение, в котором она действительно нуждалась. А в той копии, которую нашел Блумквист, все это уже стало заговором.
– А можно мне прочитать оригинал?
– Пожалуйста. Но я должен буду забрать отчет с собой. Прежде чем вы его прочтете, хочу обратить ваше внимание на приложение, которое состоит из переписки между Бьёрком и Телеборьяном. Здесь уже все сфабриковано. Речь идет не просто о некоторых изменениях, а о грубых фальсификациях.
– О фальсификациях?
– По-моему, в данном случае это единственно уместное слово. В оригинале предусмотрено поручение суда Петеру Телеборьяну провести судебно-психиатрическую экспертизу Лисбет Саландер. Ничего из ряда вон выходящего в этом нет. Лисбет Саландер в двенадцатилетнем возрасте попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Напротив, было бы подозрительно, если бы ее не подвергли психиатрической экспертизе.
– Совершенно справедливо.
– Если бы вы оказались на месте прокурора, думаю, вы тоже потребовали бы социального и психиатрического обследования.
– Разумеется.
– Телеборьян к тому времени слыл известным и уважаемым детским психиатром, и к тому же имел опыт работы в области судебной медицины. Когда ему передали это поручение, он провел всестороннее обследование и пришел к выводу, что Лисбет Саландер психически больна… Я не хотел бы оперировать профессиональной терминологией.
– О’кей…
– Телеборьян включил свои выводы в этот отчет, который направил Бьёрку, а тот представил его в суд. В конце концов суд принял решение о том, что Саландер следует поместить в больницу Святого Стефана.
– Понимаю.
– А в версии Блумквиста экспертиза, проведенная Телеборьяном, полностью отсутствует. Вместо этого там есть переписка между Бьёрком и Телеборьяном, в которой Бьёрк инструктирует его и призывает сфальсифицировать результаты психиатрического обследования.
– И вы полагаете, что это фальшивка?
– Без сомнений.
– Но кто может быть заинтересован в такой фальсификации?
Нюстрём отложил отчет и помрачнел.
– В этом-то и весь подвох.
– И каков ответ на этот вопрос?..
– Мы не знаем. Именно этот вопрос и занимает наших экспертов. И мы до сих пор не получили ответа.
– А может, все это – плод богатого воображения Блумквиста?
Нюстрём засмеялся.
– Мы тоже сначала так подумали. Но нет. Мы полагаем, что почти одновременно с написанием оригинального отчета была запущена и сфальсифицированная его версия.
– Неужели это возможно?
– И это приводит к неутешительным выводам. Автор фальшивки был полностью осведомлен. И, кроме того, он получил доступ к пишущей машинке, которой пользовался Гуннар Бьёрк.
– Вы хотите сказать…
– Мы не знаем, где именно Бьёрк писал отчет. Он мог пользоваться машинкой дома, или на работе, или еще в каком-то месте. И здесь напрашиваются два варианта. Либо автор фальшивки работал в психиатрии или судебной медицине и намеренно стремился опорочить Телеборьяна. Либо фальшивку запустили в недрах Службы государственной безопасности, совершенно с другой целью.
– Но зачем?
– Дело происходило в девяносто первом году. Это мог быть какой-нибудь русский агент в ГПУ/Без, выследивший Залаченко. А раз так, то мы вынуждены сейчас проверять огромное количество старых персональных дел.
– Но если бы об этом стало известно КГБ, тогда все давно бы уже просочилось наружу.
– А вам не откажешь в логике… Но не забывайте, что именно в то время Советский Союз распался и КГБ распустили. И мы не знаем, какие у них операции сорвались. Возможно, это была спланированная, но затем отложенная операция. У КГБ этого не отнимешь – они большие мастера фальсифицировать документы и запускать дезинформацию.
– Но какую цель мог преследовать КГБ в таком случае?
– Этого мы тоже не знаем. Вполне возможно, что они стремились нанести непоправимый ущерб репутации шведского правительства.
– Значит, вы считаете, что результаты медицинского освидетельствования Саландер не содержат никаких искажений?
– Именно так я и считаю. Можете не сомневаться. Между нами говоря, Саландер абсолютно сумасшедшая. Так что не сомневайтесь, закрытая психиатрическая лечебница – самое подходящее место для нее.
– Так значит, унитазы? – задумчиво переспросила исполняющая обязанности главного редактора Малин Эрикссон.
Она не могла избавиться от ощущения, что Хенри Кортес ее разыгрывает.
– Унитазы, – повторил коллега и кивнул.
– Ты собираешься опубликовать статью об унитазах? В «Миллениуме»?
Моника Нильссон расхохоталась. Она видела, с каким откровенным энтузиазмом Хенри отправлялся на совещание в пятницу – все в нем выдавало журналиста, который уже подготовил материал.
– О’кей, тогда объясни.
– А все очень просто, – сказал Кортес. – Строительство – одна из ведущих отраслей промышленности Швеции. Эту отрасль практически невозможно переместить за границу, хотя «Сканска» и притворяется, что имеет в Лондоне офис и все такое. Строить дома все равно приходится в Швеции.
– Да, но это не сенсация.
– Конечно. Но сенсация заключается в том, что строительная отрасль на пару световых лет отстает от остальной промышленности Швеции – и по конкурентоспособности, и по эффективности. Если бы компания «Вольво» ориентировалась бы в производстве на эти же принципы, то новейшая модель автомобиля стоила бы порядка одного или двух миллионов крон. Любая нормально функционирующая отрасль стремится снижать себестоимость. А у строителей все наоборот. Они игнорируют принцип уменьшения себестоимости, и в результате цена за квадратный метр увеличивается. А государство субсидирует строительство из налоговых средств, что