– Я знаю. Но у Экстрёма имеется неопровержимый аргумент. Фасте находился на больничном со времени… нервного срыва в апреле. А дело Лисбет несложное и вполне перспективное, и он запросто сможет на нем сконцентрироваться.
Пауза.
– Стало быть, сегодня вечером мы должны передать ему все материалы о Саландер.
– А история с Гуннаром Бьёрком, СЭПО и отчетом девяносто первого года…
– Фасте с Экстрёмом займутся всем этим.
– Я не могу с этим согласиться, – сказала Соня Мудиг.
– Я тоже. Но Экстрём – сам шеф и его поддерживают в высших бюрократических структурах. Иными словами, наша работа по-прежнему заключается в том, чтобы найти убийцу. Курт, как у нас обстоят дела?
Курт Свенссон покачал головой.
– Нидерман исчез с концами. Признаюсь, что за все годы работы в полиции я ни разу не сталкивался с подобным феноменом. Нам не удалось обнаружить никого, кто знал бы его или имел представление о том, где он находится.
– Да, это загадка, – сказала Соня Мудиг. – Стало быть, его разыскивают за убийство полицейского в Госсеберге, за причинение тяжкого вреда здоровью другого полицейского, за попытку убить Лисбет Саландер, за дерзкое ограбление и за избиение медсестры Аниты Касперссон… А также за убийство Дага Свенссона и Миа Бергман. Во всех этих случаях есть солидная доказательная база.
– Это уже кое-что. А как насчет финансового эксперта «Свавельшё МК»?
– Виктора Йоранссона и его сожительницы Лены Нюгрен? У нас имеются технические доказательства – отпечатки пальцев и ДНК с тела Йоранссона. И все это свидетельствует о том, что к преступлениям причастен Нидерман. Он поцарапался, когда наносил побои.
– О’кей. О «Свавельшё МК» есть что-нибудь новое?
– Сонни Ниеминен возглавил правление клуба, пока Магге Лундин сидит в следственном изоляторе за похищение Мириам By, в ожидании суда. До нас дошли слухи, что Ниеминен объявил огромное вознаграждение за сведения о местонахождении Нидермана.
– Тогда вообще непонятно, почему того пока не нашли. А как обстоят дела с машиной Йоранссона?
– Поскольку мы обнаружили машину Аниты Касперссон во дворе у Йоранссона, то можно предположить, что Нидерман сменил транспортное средство. Но никаких следов машины Йоранссона так и не нашлось.
– А вообще возникает вопрос: скрывается ли Нидерман по-прежнему в Швеции? И если да, то где и у кого? Или он уже успел перебраться в надежное место за границей? Какие у нас есть предположения на этот счет?
– У нас нет никаких доказательств того, что он сбежал за границу, но такой поворот событий вполне логичен.
– Где же он в таком случае мог бросить машину?
Соня Мудиг и Курт Свенссон замотали головами. В девяти случаях из десяти выслеживать объявленного в розыск конкретного преступника особой сложности для полиции не представляло. Следовало выстроить логическую цепочку и начинать ее раскручивать. Кто его приятели? С кем он вместе сидел в тюрьме? Где живет его подружка? С кем он любит выпивать? Где он в последний раз пользовался мобильным телефоном? Где находится его машина?
В конце этой цепочки обычно и обнаруживался разыскиваемый человек.
Проблема с Рональдом Нидерманом заключалась в том, что у него не было ни приятелей, ни подружки, он не шатался по кабакам и не имел мобильного телефона, номер которого знала бы полиция.
Стало быть, все силы были брошены на поиски машины Виктора Йоранссона, которой, как предполагалось, воспользовался Рональд Нидерман. Если бы машина нашлась, то стало бы ясно, в каком направлении продолжать дальнейшие поиски.
Поначалу в полиции рассчитывали, что машина найдется в течение нескольких суток, скорее всего, на какой-нибудь стоянке в Стокгольме. Однако несмотря на все усилия, автомобиль словно канул в воду.
– Если Нидерман прячется за границей, то где именно? Вот в чем вопрос…
– Он гражданин Германии, и естественно было бы предположить, что он направился именно туда.
– В Германии он объявлен в розыск. И ни с кем из старых приятелей в Гамбурге, вроде бы, не связывался.
Курт Свенссон замахал рукой.
– Если он собирался удрать в Германию, на кой черт ему понадобилось ехать в Стокгольм? Гораздо проще было бы доехать до Мальмё и перебраться через Эресунд по мосту или на каком-нибудь пароме.
– Разумеется. Маркус Эрландер из Гётеборга в первые дни сосредоточил поиски именно на этом направлении. Полиция Дании проинформирована о машине Йоранссона. И мы можем с уверенностью сказать, что на паромах Нидерман не переправлялся.
– Но он отправился в Стокгольм и заехал в «Свавельшё МК», где убил кассира и скрылся – как можно предположить – с энной суммой денег. Каким будет его следующий шаг?
– Ему необходимо выбраться из Швеции, – сказал Бублански. – Логично было бы воспользоваться каким-нибудь паромом через Балтику. Но Йоранссона с сожительницей убили девятого апреля, поздно ночью. Стало быть, Нидерман мог уехать на пароме на следующий день. Сигнал тревоги поступил к нам через шестнадцать часов после их гибели, и только тогда мы начали разыскивать машину.
– Если бы он отчалил утром на пароме, то оставил бы автомобиль Йоранссона возле какого-нибудь из причалов, – заметила Соня Мудиг.
Курт Свенссон кивнул.
– А может, мы не нашли машину Йоранссона просто потому, что Нидерман покинул страну на севере, через Хапаранду? Конечно, ехать через Ботнический залив дольше и дальше, но шестнадцати часов ему вполне могло хватить, чтобы успеть пересечь границу с Финляндией.
– Да, но тогда ему пришлось бы бросить машину где-то в Финляндии, и к настоящему моменту тамошние коллеги ее уже обнаружили бы…
Все погрузились в размышления.
Наконец Бублански встал и подошел к окну.
– Но, вопреки логике и здравому смыслу, автомобиль Йоранссона по-прежнему не обнаружен. Возможно, преступник нашел какое-то укрытие, где он просто залег на дно, на дачу или…
– На дачу – едва ли. В такое время года все владельцы домов выезжают посмотреть, как у них там дела.
– И едва ли он укрылся где-то близ «Свавельшё МК». Ему вряд ли хотелось бы столкнуться с кем бы то ни было из них.
– Стало быть, нам следует исключить из зоны поиска весь преступный мир. Может быть, есть какая-нибудь подружка, о которой нам не известно?
По-прежнему в гипотезах и версиях не было недостатка, но фактов – никаких.
Когда Курт Свенссон ушел домой, Соня Мудиг вернулась к кабинету Яна Бублански и постучала о дверной косяк. Бублански приветливо махнул ей рукой и жестом пригласил войти.
– У тебя найдется пара минут?
– Ты насчет чего?
– Насчет Саландер.
– О’кей.
– Мне не нравится эта ситуация – с Экстрёмом, Фасте и новым судебным процессом. Ты ведь читал отчет Бьёрка. Я тоже читала. Ее просто изолировали в девяносто первом году, и Экстрём в курсе этого. Что за чертовщина?
Бублански снял очки и засунул их в нагрудный карман.
– Понятия не имею.
– Но у тебя есть какие-нибудь соображения?
– Экстрём утверждает, что отчет Бьёрка и его переписка с Телеборьяном – стопроцентные фальшивки.
– Чушь. Иначе Бьёрк сказал бы это, когда мы его сюда привозили.
– Экстрём заявляет, что Бьёрк отказывался говорить на эту тему, поскольку дело имело гриф секретности. Меня упрекнули в том, что я допрашивал его, опережая события.
– Мне все меньше и меньше нравится Экстрём.
– На него давят со всех сторон.
– Это его не оправдывает.
– Но у нас нет монополии на истину. По словам Экстрёма, он получил доказательства того, что отчет сфальсифицирован – настоящего отчета с таким инвентарным номером не существует. Он говорит также, что фальшивка сделана на высоком уровне и содержит смесь правды и вымысла.
– Но какая часть является правдой, а какая – вымыслом?
– Сюжетная рамка в какой-то степени правдива. Залаченко действительно отец Лисбет Саландер, он подонок и действительно избивал ее мать. У них в семье возникла типичная проблема – мать не хотела заявлять в полицию, и потому насилие продолжалось несколько лет. Бьёрку поручили расследовать тот самый эпизод, когда Лисбет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Он начал переписку с Телеборьяном, но вся корреспонденция – причем именно та, которая нам доступна, – фальшивка. Телеборьян провел самое стандартное психиатрическое обследование Саландер и констатировал, что у нее налицо отклонения от нормы, а прокурор решил не давать ее делу дальнейший ход. Ей требовалось лечение, и ее поместили в больницу Святого Стефана.
– Если это фальшивка, то кто ее автор? И какую цель она преследует?
Бублански развел руками.
– Ты, что, меня разыгрываешь?
– Нет. А Экстрём, насколько я понял, намерен потребовать провести повторное медицинское обследование Саландер.
– Я категорически возражаю.
– Нас это больше не касается. История Саландер – уже не наше дело.
– А Ханса Фасте-то подключили… Ян, если эти мерзавцы еще раз предпримут атаку на Саландер, я буду обращаться в средства массовой информации…
– Нет, Соня. Прошу тебя, не делай этого. Во‑первых, у нас больше нет доступа к отчету, и поэтому твои утверждения окажутся бездоказательными. Все решат, что ты просто чокнутая, и тогда твоей карьере конец.
– Отчет у меня по-прежнему есть, – сказала Соня Мудиг почти шепотом. – Я сняла копию для Курта Свенссона, но еще не успела ему передать, когда генеральный прокурор стал отбирать у нас копии.
– Если ты обнародуешь информацию об отчете, тебя не просто уволят, а обвинят в грубейшем должностном подлоге и в выдаче СМИ засекреченной информации.
Мудиг секунду сидела молча, разглядывая своего начальника.
– Соня, ты ничего не будешь предпринимать. Обещай мне.
Она сомневалась.
– Нет, Ян, обещать я не могу. Во всей этой истории есть что-то очень и очень подозрительное.
Бублански кивнул.
– Ты права. Но мы не знаем, какие у нас в данный момент враги и кто они.
Соня Мудиг склонила голову набок.